Васек Трубачев и его товарищи (илл. Г. Фитингофа)
Шрифт:
— И куда он пошел? Вот так взял и пошел, — жалобно повторяла толстушка с красными щеками, затягивая ремни на книжках. — Мы бы тут что-нибудь придумали все вместе…
— Уж вы бы придумали! — передразнила ее Синицына. — Он только в класс вошел, как на него все глаза вылупили, как на зверя какого!
— Ничего не вылупили, а только смотрели!
— Вы всегда так! Нападете на человека… На меня тоже сколько раз нападали!
— Нашла с кем себя сравнивать — с Трубачевым! — возмутились девочки.
— Перестаньте! — остановила их Валя Степанова. — Мы с Лидой
— К Мите? Он уже ушел!
— Пойдемте тогда к нему домой!
— Верно! Правильно! Пойдемте все! Девочки гурьбой вышли из школы.
— Только вы не заходите, постойте во дворе, а то нас много, — предупредила Лида.
Митя жил далеко. Было сыро и холодно. В мокрых варежках зябли руки. Резкий ветер трепал платки и шапки, забирался под воротники.
Быстро наступали сумерки. Разговор становился тише. На одной из улиц несколько девочек повернули к себе домой.
— Все равно всем нельзя войти… А на дворе стоять холодно…
— Я боюсь, меня мама заругает!
— А я, девочки, очень кушать хочу! — созналась толстушка.
— Идите, — отпустила их Лида.
Надя Глушкова долго не решалась уйти и, уткнув в муфту красный, замерзший нос, плелась рядом.
— Иди домой, Надя, — говорила ей Степанова. — Ты совсем замерзла.
— А вы как же?
Она долго смотрела им вслед.
Нюра Синицына шла до самого дома Мити.
— Нюра, ты не ходи! — строго сказала ей Лида. Синицына осталась ждать во дворе. Засунув в рукава пальто красные пальцы и постукивая замерзшими ногами, она вытягивала шею, заглядывала в освещенное окно Митиной комнаты и прохаживалась мимо крыльца.
Митина мама, невысокая женщина, открыла девочкам дверь:
— Нету, нету Мити! Вон товарищи у него сидят. Они небось знают… Где у вас, ребята, Митя-то? Девочки спрашивают.
За столом два Митиных товарища играли в шахматы.
— Он в клубе. А чего надо-то? — лениво пробасил один. — Мы сейчас туда пойдем, можно передать.
— А в чем дело, девочки? — весело спросил другой, отодвигая шахматы.
— Мы из школы. Митя наш вожатый… — смущенно начала Лида.
— А, из школы! Ну, говорите!
Девочки замялись:
— Нам с Митей нужно…
— Да постойте! Сядьте-ка!
Товарищи придвинули девочкам стулья. Лида и Валя присели вместе на один стул.
— Может, у вас случилось что? Набедокурил кто-нибудь? Говорите начистоту! Ну, кто посмелее?
— Мы не боимся… — начала Валя.
Лида поспешно перебила ее:
— Ничего у нас не случилось! И никто не бедокурил! Ничего подобного! — Лида дернула тесемки меховой шапки и глядела прямо в глаза. — У нас вообще… Вот пусть Валя скажет…
Валя встала:
— Наша школа самая лучшая… (Товарищи незаметно толкнули друг друга.) А к Мите мы по одному делу… Пойдем, Лида! До свиданья!
Она потянула за собой подругу.
— Ах, ах, в эдакую погоду!… — закрывая за ними дверь, сокрушалась Митина мама.
Девочки вышли на крыльцо.
— Я так боялась, что ты скажешь, — зашептала Лида.
— Ну что ты! Про свой класс?… Мити нет, — сказала Валя Синицыной.
— Куда
же теперь?Девочки стояли на улице. В домах уже зажглись огни.
— Если нам прямо к Трубачеву пойти, — предложила Валя.
— Нет! Там у него тетя… она ничего не знает, — протянула Лида.
— Домой к Трубачеву? — Синицына замахала руками. — Вы с ума сошли! Да он нас выгонит! Он злой сейчас…
— «Злой, злой»! — с раздражением оборвала ее Лида. — Ты всегда о людях плохое говоришь! Ты сама злая!
— Почему… я злая? — растерялась Синицына. — Я ведь как лучше хочу. Я ведь… — Она запнулась и вдруг со слезами закричала: — Вы всегда на меня нападаете! Я у вас и злая и чужая! Ну и не надо! Идите сами, когда так!
Она повернулась и быстро побежала по улице.
— Ну и лучше, — неуверенно сказала Лида. (Валя молчала.) — Она всегда так — закричит, закричит, как будто ее обидели…
Валя с укором взглянула на подругу:
— Она заплакала…
— Ну, заплакала… А так тоже нельзя — все ей прощать да прощать!
— Пойдем в школу, спросим: был Митя? — сворачивая за угол, сказала Степанова.
— Подожди… — Лида остановилась и, прикрыв от ветра глаза, оглянулась. — Может, еще догонит?
— Синицына? Нет!… Пойдем скорее! У нас в детском доме сейчас ужин, наверно. Тетя Аня будет беспокоиться.
В школе Грозный встретил девочек неприветливо:
— Вы по какому такому расписанию являетесь?
— Иван Васильевич, Митя был?
— Был, был! Отправляйтесь по домам!
Прощаясь, Валя сказала подруге:
— Знаешь, не говори больше Нюре, что она злая. И я не буду.
На крыльце Лиду встретила мама. Она была в пальто и теплом платке.
— Ну, Лида, можно ли так делать? Я уж не знала, куда бежать.
— Ой, мамочка, сколько всего наслучалось в этот день! — прижимаясь к теплому маминому платку, тихо сказала Лида.
А в большой спальне детского дома на кровати сидела Валя и, опираясь локтем на подушку, шепотом рассказывала что-то своей воспитательнице.
— Постой, постой! Кто это Трубачев и какая Синицына? — переспрашивала тетя Аня.
Глава 28
МАЧЕХА
Петя Русаков избегал Мазина. Он не мог ни на что решиться. Он знал, что товарищу сейчас не до него, что он занят одной мыслью: как выручить Трубачева.
«И что ему Трубачев?» — ревниво думал Петя, но его самого грызло сознание своей вины перед Трубачевым.
После школы, когда они шли вместе, Мазин, что-то уточняя про себя, сказал загадочные слова:
— Сначала дурак, а потом трус…
Петя испугался и даже не стал спрашивать, что это значит, и успокоился только тогда, когда после долгого молчания Мазин добавил:
— Не похоже на Трубачева.
Значит, он думал не о Пете.
Дома Екатерина Алексеевна была одна.
— Давай скорей обедать, Петя. Я ужасно хочу есть, еле дождалась тебя!
— А вы бы обедали без меня.
— Я не люблю одна. Мой скорей руки и садись!