…Ваш маньяк, Томас Квик

По теориям, царящим в Сэтерской больнице, тяжкие преступления, связанные с насилием, являлись воплощениями психологических травм детского возраста, и потому насильник выступал одновременно и жертвой, и преступником. Связка между жертвой и преступником в одной личности приводила к тому, что реконструкцию памяти о насилии в детском возрасте можно было использовать, чтобы узнать, как насилие находило свое воплощение во взрослом возрасте.

Со временем терапия Биргитты Столе с Томасом Квиком превратилась в питомник вытесненных воспоминаний, многие из которых превращались в целые истории — настолько убедительные, что они напрямую вели к приговору суда за убийство.

Увлечение вытесненными воспоминаниями, воскрешенными на психотерапевтических сеансах, сейчас воспринимается с большим скепсисом, в том числе и в правоохранительных органах по всему миру, но в 90-е годы по этим теориям полностью выстраивалось лечение Томаса Квика и других преступников, находившихся в Сэтерской больнице.

Ни врачи, ни психологи ни на минуту не поставили под сомнение тот факт, что у Квика полностью отсутствовали воспоминания о совершенных им преступлениях, притом что он был самым ужасным серийным убийцей Швеции. Существовало распространенное мнение, которого все придерживались, что переживания такого рода настолько невыносимы, что воспоминания «диссоциируются» и скрываются в потайных уголках мозга. Никто не усомнился также в способности Столе вызывать эти воспоминания при помощи регрессии.

По мере того, как фрагменты воспоминаний начинали всплывать в памяти, подключался осознанный интеллектуальный процесс, где обрывки связывались — «интегрировались», — в то время как Биргитта Столе и ее странный пациент с ужасом обозревали открывающуюся перед ними картину — портрет серийного убийцы Томаса Квика.

Я знал, что Столе каждую неделю встречалась для консультации с гуру теории объектных отношений Маргит Нурель, обсуждая с ней терапию с Квиком, но ход их мыслей оставался тайной за семью печатями, как и то, каким образом строилась сама психотерапия. По поводу этого не сохранилось никакой документации — за исключением скудных и неподтвержденных воспоминаний Стюре Бергваля.

Биргитта Столе вела подробные записи каждой психотерапевтической беседы. После того, как Стюре в разговоре со мной взял назад все свои признания, он требует предоставить ему возможность прочесть эти записки, которые с юридической точки зрения являются частью его карточки.

Ответ потрясает: Столе утверждает, что она уничтожила все записи.

Стюре рассказывает также, что Маргит Нурель и Биргитта Столе написали книгу о Томасе Квике. Авторы выражали уверенность, что книга о психотерапии с Квиком станет эпохальным научным трудом того же уровня, что и «Случай человека-волка» Зигмунда Фрейда. [33] Но по неизвестным причинам книга так и не была опубликована. Мы со Стюре осознаем, что никогда не получим доступа к рукописи.

33

Случай человека-волка — один из пяти основных клинических случаев Зигмунда Фрейда.

Таким образом, моим единственным источником информации по поводу десятилетней психотерапевтической работы Биргитты Столе с серийным убийцей Квиком является Стюре Бергваль — человек, занимающий последнее место в Швеции по уровню доверия к его словам.

После того, как Стюре Бергваль взял назад свои признания, руководство больницы применяет к заупрямившемуся серийному убийце ряд репрессивных мер. Среди прочего отменяются некоторые степени свободы — так, принимается решение снять жалюзи, защищающие его комнату от солнечного света и посторонних глаз, а также убрать те книжные полки, книги и диски, которые он в течение двух десятилетий держал у себя в комнате.

Когда Стюре упаковывает в коробку содержимое последней книжной полки, он находит в одной из них, под кучей старых виниловых пластинок, потрепанную папку без этикетки. Стюре открывает папку и с удивлением читает первые строки на первой странице:

«ВСТУПЛЕНИЕ

Цель данной книги — описать очень сложный и необычный психотерапевтический процесс, который я в качестве консультанта отслеживала в период с 1991 по 1995 год…»

Стюре не верит своим глазам — он обнаружил рукопись Маргит Нурель и Биргитты Столе, которую мы все считали утраченной. Он читает дальше:

«До того, как начался психотерапевтический процесс, Стюре не обладал никакими воспоминаниями детства до 12-летнего возраста. Контакт с теми убийствами, которые он совершил, — первое из них в 14-летнем возрасте — впервые установился в психотерапевтическом процессе. Он никоим образом не являлся подозреваемым в этих преступлениях со стороны полиции. Когда убийство и связанные с ним детали сделались достаточно отчетливыми в процессе психотерапии, Стюре сам попросил полицию приехать к нему для допроса и проведения следствия».

Несколько дней спустя я держу в руках вожделенную рукопись. Четыреста четыре страницы неотредактированного текста, местами нечитаемого из-за запутанности рассуждений и нагромождения специальной терминологии, однако это, несомненно, оно — описание терапии с Томасом Квиком, сделанное самими психотерапевтами.

Во время своих ранних сборов информации о Томасе Квике я часто наталкивался на понятие «иллюзия Симона». Я догадался, что это центральная тема в психотерапии, однако мне было сложно понять, какого рода иллюзия имелась в виду. Как только мне предоставляется возможность, я обращаюсь к Стюре за разъяснениями.

— Симон появился во время терапии с Биргиттой Столе. Он родился в связи с сексуальными посягательствами на меня со стороны отца и матери. Я уже не помню, что я рассказывал, но ему отрезали голову. Затем этого зародыша завернули в газеты, положили на багажник велосипеда, и мы с папой поехали и закопали этого мертвого ребенка возле Фрембю-удде.

Стюре было четыре года, когда он наблюдал убийство своего младшего брата, и зародилась идея, что Стюре пытается «починить Симона», снова сделать его живым и здоровым. Каким-то образом это представление трансформировалось в идею, что Стюре мог «овладеть жизнью», убивая сам. В терапии с Биргиттой Столе эти мысли переросли в объяснение тому, почему Стюре стал убийцей мальчиков.

Никто никогда не слыхал о Симоне, пока Томас Квик не рассказал о нем Биргитте Столе. По его словам, это фантазии чистейшей воды, созданные в психотерапевтическом кабинете.

Теперь же я держу в руках рукопись, в которой Столе своими словами описывает, как Томас Квик во время терапии пережил регресс и превратился в четырехлетнего мальчика, наблюдающего, как родители убили и расчленили его младшего брата Симона.

«Лицо перекошено от смертельного ужаса, рот открыт. Я, Биргитта Столе, могу разговаривать со Стюре, что доказывает, что он находится в глубоком регрессе, однако не потерял контакта с настоящим.

Первый удар ножа приходится на правую сторону тела и наносится матерью. Затем нож берет папа. Оболочка Стюре повторяет несколько раз: „Только не шею, только не шею“. Нож наносит удары по корпусу, затем отрезается правая нога.

М [мама] берет мясо Симона и засовывает в раскрытый от ужаса рот оболочки Стюре. Оболочка Стюре говорит: „Я не голоден“. Стюре говорит, что мама и папа обнимаются, и говорит, что ему это кажется отвратительным. Затем он протягивает руку, чтобы взять руку Симона. Обнаруживает, что она валяется отдельно. Говорит: „Я оторвал руку своему брату“».