Ваш покорный слуга кот

– Да как тебе сказать, – без особого энтузиазма ответил хозяин.

– Тофу-кун, а не возьмете ли вы мое сочинение, – предложил Кангэцу-кун.

– А что ты написал? Верно, что-нибудь интересное…

– Пьесу, – гордо ответил Кангэцу-кун. Все трое, пораженные, уставились на Кангэцу-куна, даже позабыв съехидничать.

– Пьеса – это здорово. Комедия или трагедия? – оправившись от изумления, промолвил Тофу-кун. А господин Кангэцу с еще большим апломбом продолжал:

– И не комедия и не трагедия. Сейчас много кричат о театре, новом и старом. Я решил создать новое направление в театральном искусстве и сочинил хай-пьесу.

– Позволь, позволь. Какую пьесу?

– Я сказал: хай-пьесу, что значит пьесу в стиле поэзии хайку. После такого заявления и хозяин и даже Мэйтэй-кун буквально опешили, и лишь Тофу-кун не унимался:

– Что она собой представляет?

– Пьеса моя в стиле хайку, поэтому я старался избегать длиннот и ограничился одним актом.

– О!

– Начну с декораций, они тоже должны быть предельно простыми. На середину сцены ставим огромную иву. От ствола в правую сторону отходит ветка, на ветку сажаем птицу.

– Хорошо, если твоя птица будет сидеть смирно, – забеспокоился хозяин.

– Ничего страшного, привязать ее за ногу к ветке – и вся недолга. Под деревом – лохань с водой. В ней, сидя к зрителям вполоборота, купается красавица.

– Это типичный декаданс. Главное, кто согласится играть роль женщины? – спросил Мэйтэй.

– За этим дело не станет. Наймем натурщицу из художественной школы.

– А что скажет департамент полиции? – снова забеспокоился хозяин.

– Но мы ведь не будем показывать пьесу широкой публике. Если так рассуждать, то студентам художественной школы тоже нельзя разрешать писать с натуры.

– Они учатся, а не просто разглядывают натуру.

– Сэнсэй, пока вы будете придерживаться таких взглядов, Япония не достигнет прогресса. Театр такое же искусство, как и живопись, – горячо защищал свои позиции Кангэцу-кун.

– Прекрати спор. Скажи лучше, что у тебя там дальше, – Тофу-кун очень заинтересовался сюжетом пьесы, очевидно со временем он собирался поставить ее.

– На сцену по ханамити [138] выходит с тростью поэт Такахама Кёси. На голове у него тропический шлем, на плечах шелковое хаори, подол полотняного кимоно заткнут за пояс, на ногах полуботинки. Хотя он и одет, как армейский подрядчик, но держаться должен как поэт. Когда он по ханамити сходит на сцену, то поднимает голову, устремляет вперед вдохновенный взгляд и видит огромную иву, под сенью ивы купается светлокожая женщина. Пораженный Кёси смотрит вверх. На длинной ветке ивы сидит ворон и неотрывно следит, как купается женщина. В течение пятидесяти секунд продолжается восторженное созерцание этого зрелища. Затем он громко читает: «И ворон влюбился в прекрасную купальщицу». В это время раздается стук колотушек и дают занавес… Как вы находите? Что, не понравилось? Ну, знаешь, гораздо лучше играть роль Кёси, чем Омии.

138

 Ханамити (буквально «дорога цветов») – помост, идущий через весь зал к сцене. По ханамити артисты выходят на сцену.

Тофу-кун почувствовал неудовлетворенность.

– Очень уж сухо. Хотелось бы поставить более проникновенную пьесу.

До сих пор Мэйтэй сидел спокойно, но он не такой человек, чтобы долго молчать.

– Только и всего? Смешно! И это ты называешь хай-пьесой.

– По мнению Уэда Бин-куна, стихи в стиле хайку и юмор – явления отрицательные, это признаки гибнущей страны. Хорошо сказано, достойные Бин-куна слова. Попробуй поставить свою нелепую вещь. Только подвергнешься насмешкам Уэда-куна. Главное, так мало действия, что не поймешь, пьеса это или фарс. Извини, Кангэцу-кун, но ты лучше точи шарики в своей лаборатории. Сколько бы сот хай-пьес ты ни сочинил, они останутся признаком гибнущей страны, и только.

Кангэцу-кун вспылил и пустился в ненужные объяснения:

– Вы считаете мою пьесу нединамичной? А я думал, что она как раз очень динамична. Вот когда Кёси-сэнсэй заставляет ворона влюбиться в женщину, – «И ворон влюбился в прекрасную купальщицу», – это место я считаю очень динамичным.

– Оригинальная теория. Очень бы хотелось услышать ваши объяснения.

– С точки зрения физика нелогично, когда ворон влюбляется в женщину.

– Совершенно верно.

– Но когда эту нелогичность выражают столь непосредственно, она звучит вполне естественно.

– Разве? – усомнился хозяин, но Кангэцу-кун не обратил на эту реплику никакого внимания.

– Почему естественно? Психологически это объясняется очень просто. По правде говоря, любовь живет в самом поэте и к ворону никакого отношения не имеет. Поэт сам влюблен, и ему кажется, что ворон тоже влюблен, а ворон тут ни при чем. Несомненно, сам Кёси, едва увидев прекрасную купальщицу, тотчас же в нее влюбился. Кёси подумал, что ворон, который неподвижно сидел на ветке и смотрел на красавицу, так же влюблен в нее, как и он сам. Несомненно, он ошибался, но в литературе подобный домысел вполне оправдан. И разве это не авторская находка, когда птица наделяется человеческими качествами? Ну, что вы теперь скажете, сэнсэй?

– Великолепное обоснование. Кёси был бы очень удивлен. Во всяком случае, объяснение очень динамичное, а вот в сердцах зрителя пьеса наверняка не найдет отклика. Она их не взволнует. А, Тофу-кун, как вы считаете?

Тофу-кун серьезно ответил:

– Да, слишком пассивная пьеса. Хозяин, видимо, решил попытаться вывести разговор из тупика.

– Тофу-кун, вы за последнее время что-нибудь сочинили? – спросил он.

– Ничего достойного вашего внимания, но в ближайшее время я предполагаю издать сборник стихов… Как хорошо, что я захватил рукопись с собой, мне бы очень хотелось услышать ваше мнение.

Он достал из-за пазухи фиолетовый сверток, извлек из него рукопись, листов в пятьдесят – шестьдесят, и положил ее перед хозяином. Хозяин с видом знатока поднес к глазам заглавный листок и прочитал:

ПОСВЯЩАЕТСЯ БАРЫШНЕ ТОМИКО, АЭКА, РАВНЫХ КОТОРОЙ НЕТ ВО ВСЕМ МИРЕ.

Хозяин с таинственным видом молча разглядывал эту страницу до тех пор, пока не вмешался Мэйтэй.

– Что, синтайси? – сказал он, заглянув в рукопись. – С посвящением даже. Молодец, Тофу-кун, что решился посвятить их барышне Томико.

Хозяин, все еще ни о чем не догадываясь, спросил:

– Скажите, пожалуйста, Тофу-сан, дама, которую вы называете. Томико, реально существующая личность или нет?

Тофу с серьезным видом ответил:

– Да, одна из тех дам, которых я недавно приглашал вместе с Мэйтэй-сэнсэем на собрание кружка декламации. Она живет недалеко отсюда. Я только что заходил к ней, хотел показать этот сборник стихов, но ее не оказалось дома, она еще в прошлом месяце уехала на курорт в Оисо.

– Слушай, Кусями-кун, не делай такой мины, ведь сейчас двадцатый век. Лучше прочитай-ка нам эти шедевры. А посвящение у тебя, Тофу-кун, неудачное. Что ты подразумеваешь под этим изящным словом «аэка»?

– Я думаю, что оно означает рафинированную утонченность или болезненную утонченность.

– Конечно, с таким толкованием согласиться можно, но истинное значение этого слова: «опасный». Поэтому я бы так не написал.

– В самом деле, как бы все это сделать попоэтичнее?

– Я бы написал так: «Посвящаю под нос барышне Томико, опасной, равных которой нет во всем мире». Добавлено только два слова «под нос», а звучит совершенно по-другому.

– Да, – согласился Тофу-кун, хотя никак не мог понять, зачем делать такое добавление.