Ваш скандальный нрав
Шрифт:
Этим вечером некоторые из них придут к ней именно с этой целью. Поэтому Франческа принимала свою подругу здесь, а не в более маленькой и уютной комнате, примыкавшей к ее будуару, расположенному в другой части палаццо. Та удобная, почти свободная от путти гостиная была предназначена для интимных встреч, и ей еще предстояло решить, кого из пришедших сегодня гостей она удостоит чести пригласить туда.
Франческа не спешила делать выбор.
Она лениво встала с дивана – в такой позе, которая привела бы в ужас ее гувернантку, – и медленно подошла к окну.
Канал, на который выходило окно, – не самый главный венецианский,
Правда, этот день тихим было не назвать – за окном по балкону барабанил дождь, а при порывах ветра он начинал стучать в стекло. Франческа посмотрела на улицу и… заморгала.
– Бог ты мой, кажется, я вижу признаки жизни на противоположной стороне, – проговорила она.
– В Ка-Мунетти? В самом деле?
Поднявшись, Джульетта присоединилась к подруге.
Сквозь потоки дождя они увидели гондолу, которая подплыла к дому, стоявшему на противоположной стороне узкого канала.
Франческа знала: словечко «ка» в Венеции употребляли вместо полного слова casa – дом. Когда-то давно лишь Дворец дожей называли палаццо, а все остальные дома именовали просто casa. А сейчас любой дом любого размера – и большой, и маленький – мог называться палаццо. Дом напротив, без сомнения, величал себя именно так. Со стороны канала он был похож на жилье Франчески – с водными воротами, которые вели к холлу на первом этаже, балконным дверям второго этажа, над которым возвышался более скромный третий этаж. Величал постройку чердак для слуг.
Однако Ка-Мунетти вот уже почти год оставался необитаемым.
– Я вижу только одного гондольера, – промолвила Франческа, – и, кажется, двух пассажиров. Из-за этого проливного дождя больше ничего не разглядеть.
– Похоже, багажа у них нет, – добавила Джульетта.
– Багаж могли выслать вперед, – сказала Франческа.
– Но в доме совсем темно.
– Значит, они еще не наняли слуг.
Семья Мунетти, уезжая, увезла с собой слуг. Мунетти не были богаты, как большая часть венецианской знати, поэтому либо Венеция оказалась слишком дорога для них, либо они сочли правление австрийцев слишком утомительным. Поэтому, вслед за владельцами палаццо Нерони, предпочли сдать свой дом иностранцам.
– Странное время года для того, чтобы ехать в Венецию, – заметила Джульетта.
– Возможно, именно мы сделали это время модным, – улыбнулась Франческа. – Впрочем, скорее всего, будучи иностранцами, они просто не знали, какая здесь сейчас погода.
Все, кто мог себе это позволить, уехали из Венеции еще в летнюю жару. Они разъехались по своим виллам на материке в июле и не намеревались возвращаться в Венецию до Дня святого Мартина 11 ноября – официального начала зимы.
Франческа уехала из Миры, с виллы графа Маньи, после ссоры, касающейся гостя из Англии, лорда Квентина. Здесь, в собственном доме, она могла ни с кем не разговаривать. Правда, Франческа никогда не рвалась в сельское уединение. Она предпочитала жить в городе. Бывало, она скучала по Лондону, но далеко не так, как вначале. Хотя она ни за что не призналась бы кому-то, что вообще тоскует по Англии.
В комнату вошел слуга, чтобы накрыть стол к чаю.
– Арнальдо, вы ничего не слышали о Ка-Мунетти? – полюбопытствовала Франческа.
– Вчера поздно вечером
прибыл багаж, – ответил Арнальдо. – Но небольшой. Они наняли гондольера, Дзеджо, – он кузен жены кузена нашей кухарки. По его словам, новый хозяин связан с семьей Альбани. Он хочет учиться с армянскими монахами – как ваш друг лорд Байрон.Приподняв брови, Джульетта посмотрела в глаза Франческе. Они рассмеялись.
– Байрон учился у армянских монахов, – сказала Джульетта, – но монахом он не был.
– Но все же всего двое слуг… – пробормотала Франческа, наблюдая за тем, как открылись водные ворота.
– Не исключено, что новый жилец – венецианец, – вымолвила Джульетта. – А они слишком бедны, чтобы держать нужное количество прислуги. Лишь иностранцы да шлюхи могут себе позволить нанять полный дом слуг.
Арнальдо вышел, и разговор продолжился на английском.
– Должно быть, мой новый сосед – скупой иностранец, – предположила Франческа. – Или отшельник.
– В любом случае он не для нас.
– Нет, конечно, Боже ты мой! – взорвалась хохотом Франческа.
Ее смех был известен ничуть не меньше, чем ее необычная внешность, а то и больше.
После того как развод отлучил Франческу от респектабельного общества, ей пришлось учиться обхождению с мужчинами. Однако обучение шло быстро. Фаншон Нуаро, ее парижский учитель, говорил, что у нее прирожденный дар.
Самый важный урок, который получила Франческа, был урок того, как разговаривать с мужчинами. Или, что гораздо важнее, как их слушать.
Но когда Франческа Боннард смеялась, мужчины слушали ее всем своим существом.
– Когда ты смеешься, – говаривал ей лорд Байрон, – у мужчин перехватывает дыхание.
– Лучше бы им в это время перехватывать свои кошельки покрепче, – отвечала ему она.
И тогда смеяться начинал он – хоть и довольно уныло, потому что это было правдой.
Франческа Боннард была куртизанкой, причем такой дорогой, что лишь немногие мужчины могли купить ее. И лорд Байрон не принадлежал к их числу.
Тем временем на противоположной стороне канала
Из всех городов мира она должна была приехать именно в этот.
Страшно неудобно!
Не говоря уже о том, что здесь очень сыро.
Гондола Джеймса отправилась в путь с материка под дождем и плыла по Большому каналу под таким яростным ливнем, что пришлось закрыть окна пассажирской каюты. А сквозь рейки жалюзи были различимы лишь силуэты домов да каменные набережные. До него не доносилось ни звука – лишь дробь дождя по каюте и палубе гондолы.
Можно подумать, что это и есть тот потусторонний мир, в существование которого верили его римские предки. Словно он плывет по Стиксу среди теней умерших.
Этот полет воображения долетел до земли или, скорее, воды, когда Джеймс услышал эхо ударов весел о воду под мостом. Через мгновение гондольер объявил:
– Мост Риальто.
Гондольера звали Дзеджо. На первый взгляд венецианец казался слишком юным для того, чтобы везти кого-то куда-то, слишком красивым, чтобы заниматься физическим трудом, и слишком невинным, чтобы его воспринимали всерьез. Вероятно, именно из-за внешности знакомые Джеймса и считали Дзеджо наиболее удобным проводником по Венеции. Потому что на самом деле ему было тридцать два года, он был далеко не невинен, и к тому же они уже нанимали его ранее.