Ваше благородие. Дилогия
Шрифт:
Пересадка в Москве и поездка до Петербурга прошли так же буднично, как и дорога от Вятки до древней столицы. Толпы спешащих людей оттуда и сюда. Крики носильщиков с татарским акцентом: «Пааабэрэгись!». Карманные жулики. Станционные городовые. Ремесленники с пилами и топорами, обмотанными холщовыми тряпками. Сбитенщики: «А вот сбитень! С ног не сбивает, а здоровья прибавляет!».
В Петербурге на вокзале нас ждал автомобиль графа Китченера, который привёз в его имение, где мы и расположились в гостевом флигеле. Мои родители и брат восхищались всем увиденным, а мне это было не в новинку, но я положительно оценил планировку флигеля и всего, что там находилось.
На следующий день
Мне граф Китченер наедине сказал:
– Будьте готовы к приватной встрече с ЕИВ. Мне доложили, что в списке представляющихся его заинтересовали только ваши данные.
Вечером после ужина я устроил экскурсию по окрестностям для своих родственников, удивляя их тем, что знаю, где и что находится, как будто я бывал здесь неоднократно. До определённого значения возраст играет отрицательную роль, в затем положительную, затем снова отрицательную, а потом снова положительную. Как это? А вот так. Сами подумайте.
В Петербург мы выехали с утра и приехали за час до намеченного мероприятия. Анастаса Ивановича с нами не было, и я руководил действиями своих родственников, ещё раз повторив, как вести себя во время представления.
Представление прошло как по нотам. ЕИВ прошёл вдоль строя приехавших в столицу дворян, кивнул знакомым и удостоив пары фраз двух генералов. Около нас он остановился, что-то сказал церемониймейстеру и тот сделал пометку в своей книжке.
На выходе нас остановил скороход и сообщил, что баронета Туманова Олега Васильевича ожидает на личную аудиенцию ЕИВ. Это было сказано негромко, но услышали все. Какого-то мальчика ожидает ЕИВ. Что может связывать шестидесятилетнего мужчину, семейного в течение почти сорока лет и имевшего кучу ребятишек и вот этого реалиста, который даже не является учеником императорской гимназии. Неужели детям ЕИВ потребовалась живая игрушка?
Я повернулся и пошёл вслед за скороходом.
ЕИВ был у себя в кабинете и сидел на резной оттоманке, обитой гобеленом, около которой стоял резной чайный столик и за столиком стояла вторая оттоманка для посетителя, приглашённого к чаю. Европейская оттоманка отличалась от турецкой наличием спинки.
– Баронет Туманов, – громко доложил камердинер и пропустил меня в дверь.
Я подошёл ближе к ЕИВ и поклонился, как и положено подданному.
ЕИВ жестом указал мне вторую оттоманку.
Я сел.
– Что можете сказать по поводу этого предмета? – спросил ЕИВ и подал мне потрёпанную книгу коричневого цвета.
Я посмотрел на книгу и сразу понял, что это как пароль и от меня требуют отзыв, чтобы убедиться в том, что я это я.
– Это ежедневник, – сказал я, – его подарил Вам я тридцатого июля одна тысяча девятьсот двадцать четвёртого года в день Вашего двадцатилетия. На первой странице стихотворение-посвящение:
Я хочу описать свою жизнь
На листочке из детской тетрадки,
Нарисую я все виражи,
Что проехал на детской лошадке.
Мы готовились к бурям и схваткам,
Нас всегда окружали враги,
Нам винтовка была вечной свахой
И тачанка подружка в пути.
Мы всегда воевали с всем миром,
Каждый день мы воюем с собой,
Каждый бой завершается пиром,
А наутро с больной головой
Снова думаем, с кем бы сразиться,
Где остался трёхглавый дракон,
Исчезают берёзки из ситца
И закон никому не закон.
– Достаточно, – сказал ЕИВ, – дайте я на вас посмотрю. Когда я первый раз вас увидел, мне было столько же лет, сколько сейчас вам. Вы знаете, как это получилось?
– Даже не представляю, Ваше величество, – сказал я. – В волшебство я не верю, в наличие высших сил – тоже. Мне кажется, что человек из будущего создал какую-то машину, которая штампует реальность как отдельную страницу в документе. Совсем как компьютеры, которые распространились по всему миру. Мы можем создать виртуальную страницу и написать на ней всё, что мы думаем. А потом сохранить её, поставив любую понравившуюся нам дату. Это не означает, что страница переместится во время этой даты, но создаст иллюзию отправки послания в прошлое или в будущее. В прошлое – это маловероятно, потому что предки наши не имели техники для прочтения этих страниц, следовательно, речь идёт о будущем. Для меня это третья жизнь.
– Как третья жизнь? – не понял ЕИВ.
– Да, Ваше величество, – сказал я, – третья жизнь. Но это информация особой важности и её знали только ваши покойные родители, духовник вашей августейшей семьи достопочтенный Григорий Ефимович Распутин и многолетний премьер-министр Пётр Аркадьевич Столыпин.
– А как же я? – с обидой спросил ЕИВ.
– Вы тогда были года на четыре моложе меня сегодняшнего, – сказал я, – и вряд ли бы поняли, о чём идёт речь. А уж после 1918 года мы вовсе не поминали об этом, чтобы не расстраивать вас и не озлоблять раньше времени. Кое-что знал один бывший депутат государственной Думы, ныне покойный, но и он был связан моим обещанием засадить его в психиатрическую лечебницу до скончания веков, если что-то ляпнет о том времени, откуда я и он прибыли к вам.
Алексей Второй встал со своего кресла и нервно заходил по кабинету.
– Получается, что кроме вас никто не знает реальную историю нашего государства? – спросил он. Затем взял со стола колокольчик и позвонил в него. Вошедшему секретарю отдал краткие указания:
– Первое. Отменить все запланированные встречи на сегодня. Второе. Баронета Туманова с семьёй разместить в гостевых покоях. Граф Китченер составит им компанию. И проследите, чтобы их хорошо накормили и предоставили возможность познакомиться с Зимним дворцом. Третье. Нас не беспокоить.
Глава 18
Снова сев кресло, Алексей Второй закурил и сказал:
– Я хотя и конституционный монарх, но имею право знать историю страны, главой которой я номинально являюсь. Я помню те времена, когда мой папенька на переписи населения написал, что он хозяин земли русской. Я уже не имею права написать этого. Так что же должно было произойти?
– Я ещё хочу напомнить Вашему величеству, – сказал я, – что всё рассказанное мною ничем не подтверждено в вашей истории, упоминание о прошлых событиях может быть воспринято как горячечный бред со всеми вытекающими отсюда последствиями как для вас, так и для ваших наследников, которым нельзя ничего рассказывать о том, что я расскажу, чтобы не навлечь на них подозрения в психических расстройства.