Ваше Сиятельство 10

Прохожие, которых здесь, к счастью, сейчас было немного, смотрели на них опаской. Странного вида молодой человек в рубашке, пропитанной кровью, и необычно крикливая девица могли насторожить кого угодно.

Откуда ни возьмись так некстати появился констебль. Сурово глядя из-под опущенной до бровей фуражки, сказал:

– Эй, господин, с вами явно не все хорошо! Следуйте за мной!

* * *

Возможно, все прошло вполне пристойно, но, как говорится, осадочек остался. Я терпеть не могу подобные церемонии. Примерно минут пятнадцать мне пришлось стоять на штабной площади перед строем подразделения «Грифон» в то время, как капитан Гаврилов зачитывал перечень моих заслуг. Причем не по-военному сухо, а этак подробно, живописно, что я иной раз удивлялся и думал: «А правда ли это про меня? Неужели все это сделал я?! Охуеть, какой я молодец!». При чем последнее я уже говорил себе со стебом, от которого не было весело.

Признаюсь, когда меня в одной из самых первых жизней стыдили за непристойное поведение и нерадивое отношение к учебе, за прогулы и прочие вольности, я чувствовал себя с куда приятнее. Вот так неожиданно вспомнилось давнее. Все это происходило на площади магической школы «Эрсант Ту Рао» – это в Лемурии, в эпоху третьей династии Алмазных Тигров. Я даже улыбался и подмигивал приятелям, тогда меня за мои прегрешения даже тешила некая гордость, а здесь… В общем, улыбку пришлось натянуть, бледненькую, чисто дежурную. И мысли при этом были не во всем приятные. Ведь многие на базе «Сириус» понимают, что все это устроено вовсе не по величине моих заслуг, а по негласному распоряжению цесаревича. Наверное, многие недовольны, что мне, выскочке, служащему пока только на бумаге, дают сразу звание корнета, в то время как каждый дворянин до первого повышения в звании должен отходить не менее трех месяцев рядовым, лишь потом жалуют приказного или при определенных заслугах фельдфебеля. А я, извините за наглость, уже офицер, с двумя сверкающими перунами* на погоне.

(*Перуны – в данном случае знаки различия в виде маленьких серебряных молний).

И три ордена мне вручили в коробочках со всей мыслимой торжественностью Ах, да еще медальку. Но ладно, об орденах речь шла давно. Первыми ее начал еще граф Голицын за мое радикальное улучшение скоростных характеристик виман хлопотал для меня об ордене «Святого Озарения». Потом князь Ковалевские решил, что мне не лишним будет «Звезда Имперского Мага». К ней за наши с Ольгой шалости на землях ацтеков решили добавить орден «Небесный Ратник» первой степени – это уже было решение самого цесаревича.

Теперь я не просто корнет, а трижды высоконагражденный, что важный шаг, чтобы получить титул князя. Только я не хотел, чтобы все это произошло при построении на штабной площади с торжественными речами и оркестром. Было бы достаточно, если бы в кабинете у Трубецкого или полковника Бердского просто с теплым рукопожатием и желательно шутками – я никогда не относился к наградам серьезно.

– Елецкий, ну ты чего?! Ну-ка посмотри на меня! – Ольга дернула меня за рукав в коридоре, когда шел вместе с ней возвращался в свою комнату.

– Давай, ты еще меня похвали, – я остановился.

– Саш, тебе форма очень идет! Правда. Ты в ней такой… – Ольга Борисовна мечтательно подкатила глаза к потолку и шепнула: – Привлекательный. Статный. И совсем взрослый.

Вот последнее для Астерия как бы не слишком комплимент. Но сейчас на мои губы вернулась самая искренняя улыбка. Ольга перестала злиться после нашего разговора о Глории. Высказала мне еще немного неприятного, когда Стародольцев подвез нас ко второму дому спецсостава и оставил наедине. Когда же принесли парадную форму, Ольга Борисовна мигом преобразилась, заставила меня поскорее ее примерять, разглаживала на мне ладонью небольшие примятости, поправляла аксельбанты, прилаживала погоны. Проявила себя не как капризная княгиня, а точно заботливая и любящая жена – вот это было очень душевно.

– Тебе виднее, Оль. Если я тебе таким нравлюсь, то мне это особо приятно. Неприятно было лишь награждение. Перед толпой народа, на еще с такими речами, шумихой. С оркестром! Это вообще нахрена было нужно?! – возмутился я, снова переживая недавние эмоции.

– Елецкий, с каких пор ты стал скромником? Ну-ка смотри на меня! Ты шутишь или в самом деле этим расстроен? – Ковалевская нахмурилась, при этом губы ее по-прежнему улыбались.

– Не шучу. Ты же знаешь, я не люблю быть на виду. Только и всего. И еще неловко как-то, что сразу корнета. Ведь я рядовым успел побывать лишь несколько дней и то лишь в табеле. Я не люблю, когда кто-то свыше двигает так называемых своих людей. В данном случае меня двигает твой отец и сам цесаревич, – я сделал шаг к нашей комнате. Хотя она была моей. Ольги здесь по распорядку не должно быть, но мы, отмахиваясь от распорядков, эту комнату считали нашей.

– Все в порядке, Саш. Ты же знаешь, в отношении тебя я скупа на похвалы, но ты все это действительно заслужил. Это, во-первых. А во-вторых, тебя не должно смущать, что церемония была по распоряжению Дениса. Ведь ты служишь теперь непосредственно ему, поэтому для начала корнет, что вовсе не высоко для человека, который в личном распоряжении его императорского высочества. И еще… – Ольга остановилась, ожидая, пока я открою дверь.

– Что еще? – я протянул ей коробки с орденами, тубус с грамотами и распоряжением: они мне мешали справиться с моей вечной проблемой – дверным замком.

– Я люблю тебя независимо от титула, звания, наград. Но если все это будет выше и больше, то мне от этого вдвойне приятно. Ты же знаешь, княгиня Ковалевская немного тщеславна. Возвышение своего жениха я принимаю как свое собственное, – она прижала к груди коробочки с наградами.

– Повтори самое первое, что ты сказала, – я щелкнул замком.

– Я тебя люблю, – тихо сказала княгиня.

– Докажешь? – я открыл дверь. – Сейчас! В постели!

Ольга Борисовна молчала, хитро поглядывая на меня.

– Оля! – я ждал ответа. Хотя знал, что будет дальше, мне хотелось, чтобы она сказала «да». Всякий раз она говорила это слово по-разному, иногда не говорила вовсе, но меня всегда безумно дразнило как ее молчание, так и ее ответ. – Оля! – повторил я и задрал ее юбку, просовывая ладонь между бедер, таких нежных, трепетных от моих прикосновений.

Ковалевская упорно молчала, закрыв глаза и прижимая к груди коробочки с орденами. Лишь когда я подхватил ее на руки, она сказала:

– Не забудь, тебе к половине третьего в «Грифон». Тебе ждет не только Бердский, но и сама госпожа Бондарева. Ты же с нее на построении глаз не сводил, чертов бабник!

* * *

Несмотря на то, что кровать в моей комнате была узенькой, вплотную придвинутой к стене, Ольга Борисовна свою любовь доказала мне сполна. Я шепнул ей, когда она кончила и обессиленно уронила голову мне на грудь:

– Зачет…

– Что? – не поняла Ковалевская.

– Зачет, Оль. Прочувствовал, проникся. Ты меня на самом деле любишь, – посмеиваясь отозвался.

– Елецкий! Ты вообще совесть потерял?! – она набросилась на меня. Сдавила горло, пытаясь задушить самого корнета спец подразделения «Грифон». Имеющего, между прочим, три высоких имперских ордена и медаль.

В этой беспощадной борьбе снова победил я. Перевернул ее ничком и притянул к себе так, что ее румяные ягодицы прижались к моему животу. Скоро княгиня жалобно застонала, раскаиваясь за ничтожную попытку свести со мной счеты.

На обед мы не попали: когда мы с Ольгой вышли из душа, исполнилось четырнадцать ноль семь, а до расположения «Грифона» было не так близко и надевать форму за уставных сорок пять секунд я еще не приловчился.

– Саш, я буду у инженеров Белкина, – сказала Ковалевская. – Есть идеи насчет управления новой схемой наведения ракет. Нужна консультация по механологике. Зайдешь за мной, как освободишься?