Ваше Сиятельство 3

К примеру, в Зельсеуле император обещал мне отрубить голову, если я в течение трех суток не переведу ему древний свиток с рецептом лекарства, должного его исцелить. Язык на потрепанном пергаменте оказался мне незнаком, кроме некоторых общеупотребимых слов и разбросанных по тексту символов гуртеш-рел. Задача стояла передо мной непростая, но я справился. Вовсе не из страха перед туповатым топором палача, но потому, что для меня, Астерия, в этом был вызов. К исходу третьего дня я передал перевод главному дворцовому лекарю. Правда, кое-какие ингредиенты в рецепте я изменил, и добавил еще свои. Здоровье императора в первый же день пошло на поправку, но на четвертый этот мерзавец, смевший грозить Астерию, умер в муках. Конечно, меня искали, но я к тому времени был далеко, тратя в портовом кабаке деньги, щедро выданные мне из королевской казны. Тогда к своему стыду я был мстителен и недостаточно добр к людям. К счастью, из многих следующих жизней извлек много полезных уроков. Сейчас я бы не позволил себе подобную подлость, цена которой — человеческая жизнь.

Итак, вероятно передо мной письменность дравенши. Запомнив начертание нескольких верхних знаков, я закрыл глаза переводя большую часть внимания на тонкий план. Теперь пластина для меня выглядела по-другому: я видел свечение вокруг ее, мог даже увидеть фрагменты ее прошлого. Они были отрывочны, слишком размыты и вряд ли бы помогли мне, потому что за тысячи лет наслоилось слишком много событий, чтобы через них разобрать замысел тех, кто составлял этот таинственный текст. А вот смысл отдельных знаков таким образом я мог узнать, потому что это более узкое и точно обращение к энергоинформации, делавшей эту пластину частью вселенной. Не факт, что принятые мной смыслы будет сразу однозначными и верными. На данном этапе мне важно лишь зацепиться за что-то, записывать возможные толкования знаков и затем сопоставлять, строить логическую таблицу.

Я сосредоточился и начал, открывая иногда глаза и фиксируя пришедшие образы на лист бумаги.

Не знаю, сколько прошло времени, но я устал, чувствовалась ломота в висках, из вишудхи-чары по телу разливалась тяжесть, в аджну-чакру входил холод. Передо мной все так же лежала первая пластина, а листок бумаги, разделенный на три колонки, был исписан почти до конца. Из того что имелось уже можно понять, что на первой пластине Свидетельств речь о кровавом перевороте, случившегося в последней арийской династии и бегстве принца Харвида от армии мятежников. Мне не была известна эта история потому, что в данном мире вся планетарная история слишком отличается от тех историй планеты Земля, где я жил прежде. Я знал из школьного курса и познавательных статей на эти темы, что арийская цивилизация прекратила свое существование из-за внутренних распрей. За какое-то десятилетие великая цивилизация сравнялась по уровню развития с малоразвитыми народами, населявшими в те времена территорию современной Российской Империи и Южной Азии.

Размышляя об этом, я встал и подошел к окну. Открыл коробочку с «Никольскими» и прикурил. Когда я выпустил первую струйку дыма, к дверям нашего дома подкатил эрмик с эмблемой транспортного найма от «Извоза Костина». Эрмик вполне солидный — одна из свежих моделей «Леды». Мысль о том, что приехала Талия, я сразу отбросил. Баронесса не водила эрмимобиль сама, и не стала бы брать в найм. Интрига развеялась очень быстро и очень неприятно: открылась дверь и из машины вышел франтовато одетый парень: сером костюме, белой рубашке с черной атласной бабочкой. Я выпустил еще одну струйку дыма и узнал в нем Майкла. На фото, показанном сегодня Скуратовым, он выглядел чуть иначе, посвежее что ли, но сомнений не было: у дверей нашего дома стоял тот самый мерзавец, хитро интересующийся работами моего отца и заодно моей мамой. И тут же из дверей вышла Елена Викторовна. Черт! Просил же ее!

Я щелчком выбросил сигарету и бросился из комнаты. Сбежал по лестнице вниз, едва не столкнулся с дворецким и понял, что опоздал: «Леда» с легким гудением проплыла мимо окон в сторону Нижегородской. Погоня не имела смысла. Оставалось одно: скинуть сообщение маме, но она почти всегда не внимательна к эйхосу, если только не ждет весточки от кого-то.

* * *

Сегодня они решили не баловать себя визитом в дорогие рестораны, а поужинать в «Эмили» — небольшом ресторанчики при гостинице «Ноттингем», где остановился Майкл. Елена Викторовна знала, что прежде Милтон проживал в относительно недорогом гостевом доме где-то возле Палат Перуна, и переехал в «Ноттингем» незадолго до того, как у какого-то его друга случилась неприятность, связанная с большим пожаром. Графиня даже подозревала, что Майкл переехал сюда ради нее, потому как он стеснялся своей ограниченности в средствах, но при ней старался никак не проявлять это. Прошлый раз, когда они провели вечер в ресторане «Осенний сад», графиня отлучилась в туалетную комнату и когда вернулась, то застала Майкла, выгребавшего даже мелочь из кошелька, чтобы оплатить счет. Все равно у него не хватило, и Елена Викторовна заплатила за него. Потом англичанин оправдывался, говорил, что забыл несколько купюр в номере в кармане сюртука. Это выглядело так смешно, что Елецкая лишь поцеловала его в губы, чтобы закрыть этот вопрос и прервать его жалобное смущение. В целом тогда они провели приятный вечер: покатались на старом пароходике по Москве-реке, прошлись по набережной, долго сидели на лавочке в парке, глядя на звезды. Майкл целовал ее и гладил ей ноги одновременно со страстью и смущением, а потом отвез домой.

«Милый мальчик», — думала Елена Викторовна, когда он ласкал ее руку в эрмимобиле, — «Как он сильно хочет меня. Хочет, но всячески сдерживает себя», — она это чувствовала не только по тверди в его штанах, когда они почти случайно прижались друг к другу, но читала в его глазах и даже голосе.

Они подъехали к серому шестиэтажному зданию гостиницы со стальными рыцарями у входа.

— Прошу, моя прекрасная леди, — Милтон услужливо открыл двери «Леды» выпуская графиню и протянул ей руку: — Кстати, чтобы нам не пришлось долго ждать как прошлый раз, я заказал столик и меню — все, что ты любишь: форель по-шотландски, нисуаз с гусиной печенью и спаржу под Дор Блю. Все должно быть готово к нашему прибытию. А вино выберешь сама.

— Спасибо, дорогой! — Елена Викторовна очень хотела его поцеловать, но они были на людях, и сейчас это выглядело бы неловко. Кроме того, она стеснялась, что Майкл намного моложе ее, хотя сам Милтон утверждал, что она выглядит как его ровесница.

Их столик располагался в углу возле окна, ровно напротив полотна с изображением Nottingham Guild Hall. В бронзовом подсвечнике горели свечи, их блеск играл на позолоте тарелок, на гранях хрустальных бокалов и на столовых приборах. Рядом уже ожидали холодные закуски в вазочках голубого стекла.

— Майкл, здесь чудесное место! Мне очень нравится. Не хуже, чем в «Осеннем саду», — возрадованно признала графиня.

— Прошу, Леночка, — Майкл отодвинул кресло, помогая ей устроится за столом.

Вскоре подошел официант. Графиня пару минут выбирала вино, водя пальчиком по строкам меню. Наконец остановилась на полусладком из коллекции Энрике Мендоса.

К тому времени, когда подали форель, они уже успели выпить треть бутылки. Майкл говорил тосты, восхваляя ее красоту и обаяние — графиня слушала его, розовея щеками и слегка пьянея от этих слов и нечастых глотков из бокала. Когда подали рыбу, зажаренную до хрустящей корочки, начиненную сыром и особыми травами, разговор плавно перетек к тому, как трудно Елене Викторовне после смерти мужа. Потом они немного поговорили о Петре Александровиче, о его научных работах, исследовании древних виман. Майкл не первый раз проявлял себя весьма начитанным в этой области и задавал много вопросов, на которые Елена Викторовна не знала ответа. И, если честно, эта тема для нее было скучна.

— Ты не хочешь подняться ко мне в номер? — спросил Майкл, отведя в сторону взгляд, тихо-тихо добавил. — Там можно целоваться и нас никто не увидит.

— Мой милый мальчик, — так же тихо произнесла графиня, наклонившись к нему. — Да, я с удовольствием посмотрю, как ты живешь. Давай прихватим с собой это вино.

Они так и сделали. Только Майкл заказал в номер еще фрукты и конфеты.

Номер Милтона состоял всего из одной комнаты, за то довольно просторной, обставленной со вкусом мебелью в причудливом Никольском стиле. Коричневатые с золотистым шитьем шторы прикрывали два окна, выходивших на Купеческий проспект. Напротив них располагаясь большая кровать и две тумбочки, слева стол на витых ножках кресло и стулья.

— Я покурю, пока не принесли заказ, — сказала Елена Викторовна, подошла к окну и достала коробочку «Госпожа Алои».

Майкл помог ей прикурить, и когда она повернулась к окну, обнял ее, прижимаясь сзади. Графиня ягодицами чувствовала его нестерпимое возбуждение, и стояла, закрыв глаза, забыв о горящей сигарете. Когда англичанин начал нежно целовать ее шею, она прошептала:

— Майкл, ты еще совсем мальчик. Зачем я тебе?

— Ты моя девочка. Я люблю тебя, — ответил он, положив руки на груди. Пожалуй, это было одно из самых смелых его прикосновений и самых трепетных за недолгую историю их отношений.

Графиня молчала, позволив ему расстегивать пуговицы сбоку на платье. Потом спохватилась:

— Сейчас принесут заказ.

И почти в этот миг в дверь постучали.

— Я быстро… — Милтон подошел к двери, принял из рук паренька тяжелый поднос, сунув тому десять копеек чаевых и вернулся к графине.

Они выпили еще по трети бокала, сидя на кровати и придвинув журнальный столик. Потом, Майкл прошептал:

— Леночка… — и потянулся к ней.

Елена Викторовна поняла, что сейчас произойдет и закрыла глаза. Руки англичанина бережно уложили ее на кровать и принялись неторопливо расправляться с застежками платья.