Василиса Опасная. Зеркальная маска джанары
Шрифт:
– У меня всего семь процентов, – ответила я и снова почувствовала, насколько я жалкая, маленькая, никчемная…
– Не так уж мало, можешь мне поверить, – он наклонился к моему уху, и я, наконец, увидела его отражение – призрачное, смутное, как нахлынувшую полосу черного тумана. – И твоя сила требует выхода. Она рвется наружу, она сметает все на своем пути. Как ты спалила мою машину! Чисто, аккуратно, не каждый с таким справится. Половина студентов после первого года обучения свечку не могут поджечь, а ты еще и умудрилась разнести все на гайки.
– Это не моя вина… – слабо возразила я. – Ваша машина
– Там бензобак был полный, под завязку, – хмыкнул ректор. – Само точно бы не взорвалось. Это сделала ты. Чем же бедняга «Лексус» так тебе не понравился? Наверное, тем, что я поставил его на газон? Так тогда это я виноват, а не автомобиль. Зачем же было разделываться с ним так жестоко? И почему ты не спалила меня? До головешек?
Теперь я видела его в зеркале очень четко – пожалуй, четче, чем себя саму. Наши взгляды в зеркале встретились, и я снова отвела глаза.
Неужели он и правда читает мысли?!.
– Я все про тебя узнал, – голос Невмертича опутывал меня, как веревками. – Ты действительно хочешь вернуться? Для чего? Для чего тебе твоя прежняя, бестолковая жизнь? Опять будешь слоняться со своими бездельниками-приятелями, разрисовывать глупыми надписями стены и плясать на машинах…
Все это было больно и обидно слушать. Но разве он не прав? Разве это не глупо – всё, что я делала раньше? Разве это не ребячество? Попытка привлечь внимание к тому, на что никто и смотреть не хочет. Попытка привлечь внимание к себе… Как по-детски…
– Я ожидаю от вас большего, Краснова.
То, что Кош Невмертич опять заговорил официально, на «вы», пробудило меня от колдовского морока.
Вырвавшись, я отбежала на пару шагов, тяжело дыша, как после особо динамичного танца, когда крутишься на голове, а потом вскакиваешь и сразу делаешь двойное сальто.
Зеркало колыхнулось и растворилось в воздухе – будто его и не было, а ректор Невмертич стоял передо мной, заложив руки за спину и глядя с неодобрением.
– Мои друзья – не бездельники, – произнесла я упрямо. – И мы не слоняемся! У нас – общее дело!
– Надеюсь, вы передумаете, – сказал ректор холодно. – И сейчас же вернетесь в аудиторию. Вам надо многое наверстать. Будьте прилежны и… благоразумны. Не уверен, что вашей свободолюбивой натуре понравится камера в Особой тюрьме.
Я попятилась, и он одобрительно кивнул:
– Идите, Краснова. Вам нельзя пропускать занятия, – он по-птичьи склонил голову к плечу, к чему-то прислушиваясь. – Ну вот, ваши товарищи уже пришли в себя. Сейчас начнется лекция, поторопитесь. А господину Будимировичу скажите, что это я задержал вас. Чтобы прочесть вам специальную лекцию…
Он сделал полупоклон в мою сторону, повернулся спиной и пошел по коридору. Я смотрела ему вслед, а он оглянулся через несколько шагов, и усмехнулся.
И как усмехнулся! С таким снисхождением!..
Меня прижгло этой усмешкой, как утюгом.
Но в следующее мгновение ректор скрылся за углом, а дверь аудитории приоткрылась и показалась лохматая голова Анчуткина.
– Василиса, – позвал он робко, – ты идешь?
– Лечу, – процедила я сквозь зубы, вскидывая рюкзак на
плечо.Глава 6
Урок песнопений прошел для меня, как во сне – настолько я была под впечатлением от «специальной лекции», которую прочел мне ректор. А может, я и правда была зачарована?.. Зачарована ректором?..
Снова и снова я прокручивала в памяти каждое его слово, вспоминала каждый жест, каждый взгляд…
«Украл бы и во второй раз… и в третий… закинул бы на спину и уволок…», – мне казалось, голос господина Невмертича звучит прямо в моей голове – громко, настойчиво, и я снова застывала, глядя в стену, поверх кудрявой головы декана, который что-то там говорил про лады тонкие вибрации.
Я вспоминала то чувство, которое охватило меня, когда ректор взял меня за плечо. Были страх, волнение и… еще что-то, чему я не могла найти объяснения. Но явно не неприязнь. Да, мне не было неприятно… Не было?..
Совсем запутавшись в мыслях и переживаниях, я только на второй ленте немного пришла в себя и начала замечать, что происходит. Надо отдать должное – Слободан Будимирович вел занятия не в пример интереснее, чем историк Облачар. По-крайней мере, студенты слушали внимательно, смеялись, когда Будимирович над чем-то там шутил, а когда спрашивал – все отвечали наперебой, весело перепираясь. Что касается моих одногруппниц – они краснели и бледнели, стоило красавцу-декану обратить на них свой синий взор, и флиртовали напропалую. Но я сразу подумала, что шансов у них мало – Будимирович принимал их неприкрытое обожание со снисходительной доброй улыбкой, разговаривал со всеми на «вы» и совершенно никого не выделал.
Наверное, взгляд у меня наконец-то стал осмысленным, потому что преподаватель подошел ко мне и что-то доброжелательно спросил.
Со второго раза, после того, как Анчуткин, с которым мне снова пришлось сидеть за первым столом, ткнул меня локтем в ребра, я поняла, о чем меня спрашивают.
– Вы поете, Василиса? – повторил Слободан Будимирович под громогласный хохот одногруппников.
– Нет, – выдавила я, растерявшись настолько, что зачем-то взяла бейсболку, лежавшую рядом со мной на сиденье, и напялила на голову.
– Она танцует! И здорово! – выпалил Анчуткин.
Теперь уже я ткнула его локтем в ребра.
Снова раздался смех студентов, но не такой дружный, как раньше, а Будимирович посмотрел на меня с любопытством.
– Что ж, – сказал он, – этот талант вполне может вам пригодиться, Краснова, на уроке физического внушения, но не на моем, к сожалению. А сейчас кто объяснит, в чем суть внушения, которое мы с Косынзяновой продемонстрировали вам?.. Кто ответит?.. Так, Царёв был первым. Слушаю.
– Создание высокочастотных волн приходит в соответствие с импульсами сознания, – бойко заговорил Царёв, и меня передернуло – он не только первый в дурацких шуточках, еще и первый в учебе, похоже, – чем четче вообразишь конечный результат, тем более оглушительным будет воздействие на объект…
Слушая его, Будимирович согласно кивал, а потом ткнул пальцем в сторону Царёва и подмигнул:
– Лучший ответ сегодня! А на практике осилите?
– Легко, – ответил Царёв с таким превосходством, что меня передернуло во второй раз.