Василиск

– Я пошла, как Вы сказали, в дальнюю часть города, – запинаясь, начала Анна, – у фрау Гедден я забрала мед и воск, как вы просили. Она мне дала в довесок несколько банок своего варенья.

Аптекарь терпеливо слушал рассказ, то и дело помешивая странное варево в небольшом чугунке.

Анна, сдерживая слезы, продолжала.

– Я шла через ярмарочную площадь, что у северных ворот. Остановилась у пары лавок, где продавались иглы с нитками, у нас нечем уже штопать мешки, – объяснила она, аптекарь одобрительно кивнул. – Как вдруг я услышала душераздирающий крик, он будет стоять у меня в ушах теперь всю жизнь. Было непонятно, кто кричал – мужчина или женщина. Я бросилась туда, не знаю зачем, но так сделали все. Мы бежали к сточной канаве, откуда раздался этот дьявольский вопль. О, герр Штейн, лучше бы я туда не ходила, его лицо, его руки!

– Так что случилось-то? – не выдержал аптекарь, оставив свое варево.

– Около канавы лежал на спине мужчина. Кто-то из толпы сказал, что это пьяница Мартин. Его лицо было в страшной гримасе, будто он увидал самого Дьявола, руки скрючены в непонятный узел, пальцы закостенели, держа невидимое большое яблоко. Глаза выпученные, стеклянные. Мне показалось, что они побелели, но я не знаю этого человека.

– Интересно, интересно, – задумавшись, проговорил аптекарь, – а где он теперь?

– Так там и остался, никто не отважился до него дотронуться, пока не приедет святой отец. Женщины на ярмарке мне сказали, что к нам пришел сам Дьявол.

– Дьявол говоришь? Посмотрим. Допила? Иди-ка ты домой, моя дорогая, я тебя на сегодня отпускаю. Вот, – он протянул ей небольшой бумажный сверток, – прими перед сном половину, а утром вторую. Запомнила?

Анна утвердительно кивнула. Аптекарь отдал ей варенье, что передала фрау Гедден, положив несколько свиных отбивных, которые он купил сегодня у мясника.

Анна смутилась, стараясь вернуть дорогое мясо, но аптекарь отрицательно покачал головой.

– Знаю ваш аппетит, моя дорогая, через час вас одолеет лютый голод. Придя домой, приготовьте их. Не надо спорить. Давайте, завтра как всегда, у нас много работы.

Анна поблагодарила и, с трудом открыв могучий засов на двери, побежала домой.

Герр Штейн закрыл за ней дверь на засов, и отправился в библиотеку. Она начиналась сразу за кухней. Вдоль стен на полках массивных деревянных шкафов стояло бесчисленное количество книг. Комната была небольшая— четыре шкафа, скромный дубовый столик с тусклой масляной лампой. Часть книг занимала треть стола, сложенная в неровную, готовую рассыпаться в любой момент, башню.

Подойдя к одной из полок, аптекарь вытащил один из томов сочинений греческих философов. Еле уловимо в плохом освещении комнаты сверкнула металлическая застежка переплета книги, утопленной в небольшой щели в стене;дневной свет слабо помогал, так как прямо перед небольшим оконцем возвышалась стена соседнего дома, полностью перекрывавшая и без того тусклые ноябрьские лучи.

Аптекарь стряхнул пыль с кожаной обложки, пролистал пару страниц, на секунду остановился, найдя любимый момент, сел за стол и углубился в чтение. Сколько прошло времени, сказать точно было нельзя, но последние лучи солнца падали на страницы книги уже более часа назад. Слабое желтое свечение лампы открывало взору лишь малую часть комнаты, превращая в тусклом полумраке массивные шкафы в величественных недобрых великанов, свесившихся над маленьким человеком с его незначительным занятием.

Великолепие слога древней Эллады настолько поглотило его, что он не с первого раза услышал, как в его дверь настойчиво, делая короткие паузы между ударами, стучится нежданный гость. Время было уже позднее, покупателей никогда не бывало, поэтому лавка всегда была закрыта в это время.

Стук не утихал, он даже усилился. За дверью послышались тревожные голоса.

– Герр Штейн! Откройте, пожалуйста! Герр Штейн!

Аптекарь отложил книгу на столе, взял в руки лампу и направился к входной двери. Заслышав его шаги, стучать перестали, ожидая, когда он откроет дверь. Тяжелый засов заскрипел протяжным воем и, лязгнув, сдался. Дверь толкнули с той стороны так, что аптекарь еле успел отойти. На улице вовсю мела метель, ветер свистел, завывая противную гнетущую Мелодию.

В аптекарскую лавку вошло трое мужчин и одна женщина, один из мужчин держал на руках ребенка. В полутьме было сложно разобрать лица, но аптекарь узнал дочь плотника, Мари, живущую в северной части города.

– Герр Штейн! Спасите! Нам больше не к кому идти! – запричитала она, бросившись к нему в ноги. Аптекарь пытался ее поднять, но она, вся дрожащая от беззвучного плача, не вставала, все повторяя, – помогите! Пожалуйста!

Аптекарь оглядел остальных, в крепком высоком мужчине он узнал мужа Мари, Отто, он держал на руках их семилетнюю дочь, укутанную в два шерстяных одеяла. Лицо его было бледное, глаза красные, а по щекам замерзшими нитками блестели слезы.

Он узнал и плотника, и его брата, стоявших чуть поодаль, невысоких, коренастых, с недоброжелательными с первого взгляда лицами, какие часто встречаются у псов судьи; но они были добрыми людьми, аптекарь знал их много лет, еще с тех пор, как их семья переехала в город.

Аптекарь, оставив Мари, сидящей на полу, подошел к ее мужу. Поднося лампу ближе к лицу ребенка, он заметил смертельную бледность на лице бедной девочки.Слабое дыхание лишь позволяло понять, что она была еще жива. Тело ее было холодным как лед.

– Почему вы пришли ко мне?

–Кроме вас нам никто не поможет, – хриплым басом ответил плотник, подходя ближе к нему и снимая обледеневшую шапку, – Мы заплатим, сколько сможем, остальное отработаем, не сомневайтесь.

Аптекарь махнул рукой, дав понять несущественность вопроса в данной ситуации.

– Я могу на вас рассчитывать? – спросил он собравшихся, посмотрев каждому в лицо.

– Да, конечно, герр Штейн, – ответил плотник, чуть наклонив голову.

– Тогда вы остаетесь здесь, – он показал на Мари и ее мужа. Тот передал девочку плотнику. Аптекарь обратился к брату плотника, который все это время чуть мялся в стороне, постоянно стряхивая уже давно растаявший снег со своей шапки, – Арнольд, сходи за дровами, они с другой стороны…

Арнольд кивнул, давая понять, что знает, и вышел на улицу, легко открыв дверь; аптекарь подивился его силе, но время неумолимо утекало в никуда.

– Ганс, идем со мной. Остальные остаются здесь. Подними свою жену, Отто! – сказал он застывшему бледному отцу, глядевшему, как его дочь уносят в черноту стены.

– Значит так, Ганс, чтобы ты ни увидел и ни услышал, твоя задача— делать только то, что я скажу, понятно? – спросил его аптекарь, когда они прошли к дальней комнате. Ганс утвердительно кивнул. Аптекарь открыл дверь, и они вошли в комнату.

В тусклом освещении лампы склянки на полках приобретали зловещий, ужасающий вид; от подергивания света Гансу в первое время показалось, что непонятные мешки, сердца, кисти рук и другие органы начинают шевелиться, пытаясь коснуться его. К горлу плотника подкатывало омерзительное чувство тошноты, страх наливал ноги свинцом, в груди холодело от любого шороха, от дрожания света лампы.

– Клади ее на стол, давай, не медли! – командовал аптекарь.

Плотник положил девочку на стол, слабый вздох издала хрупкая грудь, после чего тело стало снова таким же безжизненным.