ВасилискФантастические рассказы и повесть

Минут через десять невредимый йог встал, ухватился за край бассейна, рывком перекинул тело и повис на стенке снаружи, не доставая до ковра сантиметров двадцать. Прожектор поймал его в белый круг, в тишине послышался хруст и было видно, как толчками удлиняются руки — кости выходили из плечевых и локтевых суставов. Рахматулла встал на ковер, опустил руки, и они коснулись лодыжек. Потом канатами взбугрились мышцы, возвращая кости на свои места.

— Группа дрессированных ослов! — грассируя, выкрикнул сверху попугай. — Чудеса самодрессуры!!

Что творили на арене веселые ослы, описать невозможно. Это надо было видеть. Такие добродушные и совсем-вовсе не упрямые.

До позднего вечера продолжалось представление. Выбегали на арену гиены, сытые, умытые, ничему специальному не обученные и потому добрые. Они играли друг с другом и с Олле. Приходил медведь без следов радикулита, и кувыркался на арене, и боролся с Нури, и вообще всячески веселился сам и веселил зрителей. Он долго не хотел уходить, и тогда Олле уложил его в мешок и унес на спине куда-то.

С нервическим хихиканием попугай вырвал у себя из хвоста перо:

— Я весь издергался, извелся в ожидании. Покончим с этим и забудем.

Из-под купола спустились журавли, исполнили танец маленьких лебедей и важно ушли за кулисы.

Была коррида. И неуловимы были движения безоружного Нури, когда бык проносился мимо, и застывал от удара ладонью в холку, и снова кидался, оскорбленный пренебрежением к своей мощи и ярости.

То стихал, то вновь вступал оркестр, сопровождая выступления, вспыхивал маленький фейерверк, и шутихи крутились под куполом, брызгаясь разноцветными огнями.

И было еще много разного, интересного и поучительного, смешного и серьезного в том представлении. Словом, праздник удался на славу.

…Подходил к концу летний сезон. Скоро прибудут родители и увезут детей по домам, а здесь останутся только ребятишки сотрудников центра ИРП — несколько групп дошкольников со своими постоянными воспитателями. Предстояла длинная шестимесячная пауза. Олле привлек на это время Нури в организованную ИРП службу экологического патрулирования, Рахматулла должен был прочесть цикл лекций в жмеринской школе йогов. У Ивана накопилась куча дел во Всемирной ассоциации магов, где он был председателем. А Хогард уговорил няню Марью Ивановну взять его на углубленную стажировку. И предстояло еще многократное посещение воспитанников, проживающих на разных континентах: по статусу и по совести воспитатель становился полноправным членом семьи воспитанника. А еще нужно было время, чтобы просто жить, смотреть на людей и звезды, гладить зверя по шерсти, выращивать картошку и розы и ходить под дождем по лужам…

Утром Нури и Хогард провожали старшие группы в пеший поход по побережью, долго разговаривали с инструкторами, проверяли рюкзачки, не туго ли затянуты лямки, не жмет ли обувь. Нури еще раз убедился в исправности самобеглой тележки. Вроде все было в порядке, но беспокойство, уже ставшее привычным, не покидало его. Ох уж эти походы с их вечными неожиданностями, со стертыми ногами, синяками и занозами, с волдырями от крапивы и комаров. Сидели бы дома, что ли. Или взять орнитоплан и незаметно следом, а?

Он поймал понимающий взгляд Хогарда и засмеялся:

— Тебя тоже родительские мысли гнетут?

— Ой, гнетут. Марья Ванна говорит, что это первый признак профессионализации…

А по влажному песку, почти в полосе прибоя, пяти- и семилетние, уходя, голосисто орали старинную пиратскую песню:

Пират, забудь про небеса, Забудь про отчий дом… Чернеют дырья в парусах, Протыкнутых ножом.

Следом чуть в стороне бежала тележка, груженная палатками и аквалангами.

— Красиво поют. Ладно, пойдем к себе, — сказал Хогард. — А это еще что такое? И сюда добрались?

Между акаций, ухватившись за стволы, этаким гамачком висел марсианский зверь гракула. А в гамачке, шерстяном и мягком, разметавшись, сладко посапывали два голыша из ползунковой группы. Гамачок слегка покачивался, и то ли действительно звучала, то ли мерещилась колыбельная.

Воспитатели на цыпочках отошли в сторону.

— Мне иногда кажется, что она вполне разумна, — проговорил Нури. От акации явственно донесся приглушенный смешок.

Ночью дежурил Хогард. Он обошел спальни, укрывал тех, кто был раскрыт, проверил еще раз защиту от летающих и ползающих насекомых. Лесные шорохи и звуки не мешали сну, от океана доносился пахнущий соснами и водорослями ветерок. Было спокойно, и легко думалось.

А на окне в аквариуме мутант бувескул высветлял кем-то тайно налитый вишневый компот. Без косточек.

Светлячковая поляна

— От-то корова! — сказал восхищенный Олле.

Корова скосила на него огромный, с футбольный мяч, великолепный глаз, обрамленный заостренными ресницами, и жарко вздохнула. Животному было некогда. Животное ело.

— Наша скороспелка. — Сатон погладил корову.

Возле директора Института Реставрации Природы (ИРП) толпились пахнущие одеколоном отпускные волхвы и цокали языками.

— Что вы видите спереди? — продолжал Сатон. — Вы видите степь, бывшую саванну, прилегающую к лесному массиву ИРП. Видите разнотравье, сеноуборочные автоматы и конвейер, подающий дробленую смесь кукурузы, древовидного пырея и кустарникого клевера. А также коровьи головы… Посмотрите, товарищи, налево.

Волхвы посмотрели. Лента конвейера с дробленой зеленью тянулась вдоль уходящего за горизонт навеса, под которым в прохладе стояли в ряд чернобелые коровы.

— Посмотрите, прошу вас, направо.

Та же бесконечная линия жующих рогатых голов, тоже травяное раздолье.

— Что мы видим сзади? — Сатон и волхвы обошли корову. — Мы видим вымя диаметром полтора метра, видим присоски доильного аппарата и навозоуборочный конвейер. Еда и дойка идут непрерывно. От каждой коровы молоко, примерно триста литров в сутки, поступает в молокопровод и подается на завод. — Сатон махнул рукой куда-то в сторону. — Вот и все.

Огромные, от земли до рогов метра два, коровы мерно жевали, слышалось тяжелое хрумканье, дергались присоски, и журчало в трубах молоко. Вокруг шныряли, надеясь на случайную утечку, возбужденные коты.

Необозримая, густо пахнущая шеренга рогатых колоссов — это зрелище потрясало воображение. Удивить привыкших ко всякой лесной живности волхвов что-нибудь да значило. Сатон был доволен произведенным впечатлением.

— Лесостепь, саванну мы осваиваем всего третий год, — сказал он. — И вот первый результат, а? Скороспелку вывели наши генетики: побочный продукт деятельности института. Мутанты. Два приплода за год… Э, вы еще быка не видели! Танкер.

Он оглядел постепенно мрачнеющих волхвов. Их коричневые лица с белыми пятнами недавно обритых бород и усов были сосредоточенны.