Василий и Василиса

– Пойдем-ка, бабонька, ко мне,- вдруг предложила Василиса.- Я самовар поставлю, чай попьем.

Александра, отказываясь, замотала головой.

– Пойдем, пойдем, не ерепенься,- решительно сказала Василиса.- Я на тебя зла не имею, и ты на меня не имей. Нам с тобой делить нечего.

Она привела ее в дом и усадила у стола. Александра то всхлипывала, то начинала икать.

– Не могу, когда бабы плачут,- обращаясь к опешившей Тане, которая лежала в кровати, объяснила Василиса.- Для меня это нож острый по сердцу. Жисть как пятак - с одной стороны орел, с другой решка, все хотят на орла попасть, а того не знают, что и с той и с другой стороны он пять копеек стоит. Эх, бабоньки!

– она вздохнула.- Много плакать будем - сырость пойдет, а от сырости гниль заводится. Да кто вам сказал, что ежели плохо, то плакать надо?

Она ушла на кухню и загремела там самоваром.

– Ну?
– вернувшись, спросила она у Александры и показала в сторону амбара.- Он, ли чо ли?

– Нет,- замотала головой Александра.- Это из-за мальчика, из-за сына.

Она взглянула на Василису и умолкла.

– Ты расскажи,- попросила Василиса,- легче будет.

– Легче не будет. Я чай подожду, чтобы запивать. Так не могу.

Александра помолчала, но почти сразу же, не вытерпев, стала рассказывать:

– Ему было четыре годика, совсем маленький. Меня взяли в трудармию, а он остался с моей мамой. Их без меня эвакуировали, я долго не могла попасть в город, пришла, а их нету.

Она опять всхлипнула.

– Скоро чай будет,- напомнила Василиса.

– Маму дорогой ранило, ее сняли с поезда, а его повезли дальше. Говорили, что в вашу область.

– Скоро чай будет,- опять сказала Василиса.

– Теперь он мне снится. Когда ему исполнилось десять лет, снился десятилетним, когда исполнилось пятнадцать, и во сне столько же. А теперь он совсем взрослый. Приходит сегодня ночью и говорит: "Мама, дайте мне свое родительское благословение, жениться хочу".

– А ты?
– вся подавшись вперед, спросила Василиса.

– А я ему отвечаю: "Подожди, сынок, вот найду тебя, тогда и женись"."А скоро ты меня найдешь?" - спрашивает он.

– Ой ты!
– ахнула Василиса.

– "Скоро,- говорю,- сынок, очень скоро". Он и пошел от меня. "Ау! кричит.- Мама, ищи".- Василиса, замерев, ждет продолжения. Александра молчит.

– Так и ушел?

– Ушел.

– А не сказал, где искать-то?

– Нет.

– Спросить надо было, допытаться.

Александра бессильно пожала плечами.

Они пили чай и разговаривали, потом разговаривали уже после чая. А через несколько дней рано утром Александра зашла к Василисе прощаться.

– Собралась я,- грустно сказала она.- Пойду дальше.

– С богом,- благословила ее Василиса.- Иди, Александра, иди. Земля у нас одна, так и иди по ней. А я за тебя молиться буду.

Она вышла проводить ее за ворота и долго смотрела ей вслед, как когда-то в войну, когда провожала ребят.

В то утро Василий впервые пришел к самовару. Василиса налила ему стакан чаю и поставила на середину стола.

* * *

В последнее время Василий все чащо и чаще жалуется на поясницу. Он сидит на кровати и, раскачиваясь, пробует размять спину. При этом он морщится и кряхтит, на его измученном лице в рыжей щетине блестят капли пота.

– Ох,- стонет он,- подсидела, окаянная, скараулила, нечистая сила! Хошь бы на минутку отпустила.

Обессилев, Василий ложится и закрывает глаза. Спокойно лежать он тоже не может и опять приподнимается.

– Васька!
– кричит он в открытую дверь.

Никто ему не отвечает.

– Васька!

Васьки нет.

После работы к Василию приходит Петр.

– Ты накажи Ваське, чтоб заглядывал ко мне,- говорит Василий.- А то круглый день один. Умру, и никто глаза не закроет.

– Как у тебя?
– спрашивает Петр.

– Чего как? Сам видишь как. Вся спина книзу опускается. Хошь караул кричи.

– Врача надо.

– Врача, врача,- злится Василий.- Была вчера фельдшерица, а толку сколько? Я ей говорю, поясница болит, а она глазами хлопает. Она до меня знать не знала, что у человека поясница есть.

– У них это по-другому называется.

– Они понос тоже по-другому зовут, а лечить обязаны, на то учились.

– Что она тебе сказала-то?

– А ничего. Постукала и ушла, как на экскурсию сходила. "Завтра,говорит,- приду", и все идет.

Он откидывается к стене и стонет. Через минуту опять выпрямляется.

– Ты сбегай в магазин, а,- просит Василий.- От нее мне легчает. Хошь ненадолго, а отпустит, чтоб оглядеться. Деньги над дверью. И сам со мной с устатку выпьешь.

Петр поднимается, молча отыскивает деньги и уходит.

На следующий день за водкой бежит Васька.

– На сдачу конфет взял,- хвастает он Василисе.

– Хорошее лекарство придумали,- с удовольствием язвит Василиса.Стакан выпил, крякнул, и вся хворь из тебя, как от чумы, уходит.

После водки Василий и в самом деле успокаивается и засыпает. Но потом боль становится еще сильней, она словно злится за свое вынужденное отступление и свирепствует с новой силой.

Наконец-то опять пришла врачиха и сказала, что Василия надо везти в районный центр на рентген. Василий молча согласился, он устал. Ему хотелось скорее выпить и уснуть, а потом пусть везут его хоть в Москву, он все вытерпит и все будет делать так, как ему скажут. Он прожил немало, кто-то, видно, не может родиться, пока он здесь, или просто подошла его очередь, и он теперь задерживает движение.

Врачиха уходит, и Василий торопливо наливает себе полный стакан, Петру полстакана. Они выпивают, через минуту Василий оживляется.

– Скажи ты мне,- спрашивает он,- почему это люди все больше рождаются и умирают по ночам?

– Не знаю,- пожимает плечами Петр.

– Вот то-то и оно - никто не знает. А почему человек на белый свет приходит ночью и уходит ночью? Неправильно это. Я хочу днем умереть. Люди разговаривают, курицы крыльями хлопают, собаки лают. Ночью страшно, все спят. А тут ребенок кричит, из матери вышел. В другом месте старик кричит из него жизнь уходит. А люди, которые посередине, спят. Вот это и страшно, что спят. Проснутся, а уж кочевье произошло. Работу свою сделают, не сделают, опять ночь, опять спать, и опять все сдвинулось. О-хо-хо! Ночью никто тебе не поможет, не скажет: "Умирай, Василий, умирай, не бойся, ты всё сделал, а чего не сделал, другие доделают". Человека успокоить надо, и тогда ему не страшно в домовище ложиться.

– Ты чего это, отец?
– испуганно спрашивает Петр.- Чего мелешь-то?

– Мелешь, говоришь? А мне страшно. Вот ты встал и ушел, а я один. Я привык один - жить, значит, привык один. Умирать одному страшно. Не привык.

Он тянется за бутылкой.

– Давай разольем, да я лягу.

Петр приходит домой и говорит Василисе:

– Плохо отцу.

Василиса не отвечает.

Опять день. Дверь в амбар снова открыта.

– Васька!
– кричит Василий.

Васьки нет.

Василиса, придерживая в руках край платка, осторожно заглядывает в дверь.