Василий I. Воля и власть

Вокняжение Василия I на великокняжеском столе.

Миниатюра Лицевого летописного свода XVI в.

В январе следующего 1390 г., вскоре после Крещения, Василий примирился с дядей, придав к его владениям два города – Волок и Ржеву [34] . Между ними был заключен договор, согласно которому Владимир Андреевич признавал Василия «старейшим братом», второго сына Дмитрия Донского – равным ему «братом», а других братьев Василия – «младшими братьями». По тогдашним обычаям князья должны были совместно выступать в походы. Сейчас же Василий выговорил себе право посылать Владимира Андреевича в поход и в том случае, когда сам оставался дома: «А где мне, князю великому, всести на конь, и тобе со мною всести на конь. А где ми самому не всести, и мне, брате, тобе послати, а тобе всести безъ ослушания». При этом соглашение было отмечено явным недоверием между дядей и племянником. Великий князь ставил условием, что если он сам останется в осаде в Москве, а Владимир Андреевич будет послан за пределы города, то жена, дети и бояре Владимира должны находиться в Москве; в случае своего отъезда Василий точно так же должен был оставить при Владимире Андреевиче свою мать, младших братьев и бояр [35] .

34

ПСРЛ. Т. XXV. С. 218.

35

ДДГ. № 13. С. 37–38.

Между тем необходимо было решать вопрос об обещании жениться на дочери Витовта, данном Василием в 1386 г. Как мы помним, Дмитрий Донской отказывался даже говорить о клятве сына, данной им под явным давлением Витовта. Тем не менее, хотя с этого момента прошло более четырех лет, мать Василия Евдокия Дмитриевна посоветовала сыну исполнить свое обещание.

Причины такого решения были чисто материальные. Этнографы посвятили немало работ описанию различных свадебных обрядов. Но при этом вне зоны их внимания остался тот факт, что в Древней Руси перед обрядом венчания составлялись определенные документы. В первую очередь это сговорные грамоты, составлявшиеся во время сватовства, в которых жених давал обещание жениться и указывал срок свадьбы. Предусматривалась и ответственность, если жених не выполнял своего обещания. В одной из подобных грамот середины XVI в. штраф определялся в 100 рублей (притом что годовое жалование среднего служилого человека тогда составляло 15 рублей). Грамоты заверялись свидетелями – «послухами», и составлялись в двух экземплярах – один предназначался жениху, другой оставался у родственников невесты. При этом ответственность за невыполнение обещаний несли не только обычные люди, но и представители верхушки тогдашнего общества. В Москве хорошо помнили случай с великим князем Семеном Гордым, который, обручившись в середине XIV в. с суздальской княжной, предпочел ей более выгодную невесту из Твери. После специально собранного в Орде ханского суда Семен Гордый вынужден был отдать суздальским князьям Нижний Новгород [36] .

36

Аверьянов К. А. Из истории Нижнего Новгорода в первой половине XIV в. // Лествица. Материалы научной конференции по проблемам источниковедения и историографии памяти профессора В. П. Макарихина. Нижегородский государственный университет им. Н. И. Лобачевского (22 мая 2003 г.). Н. Новгород, 2005. С. 189–197.

Поездка московских бояр за Софьей Витовтовной.

Миниатюра Лицевого летописного свода XVI в.

Неудивительно, что осенью 1390 г. к Витовту «в Немцы в Марьин город» (современный Мальборк) отправились послы от великого князя Василия – бояре Александр Поле, Александр Белеут и Селиван – с официальной просьбой дать его дочь в жены московскому князю. После недолгих сборов Витовт отпустил дочь вместе со своим приближенным – князем Иваном Ольгимонтовичем. Из Гданьска послы «пошли в кораблях морем и пришли к Пернову» (ныне – Пярну). Оттуда они уже сухопутным путем двинулись к Пскову, первому русскому городу на пути в Москву. Затем их дорога лежала в Новгород, где литовскую княжну встречали дядя жениха – князь Владимир Андреевич Серпуховской – и младший брат Андрей Дмитриевич. Из Новгорода княжна отправилась в Москву, куда и прибыла 1 декабря 1390 г. Перед въездом в город митрополитом Киприаном ей была устроена торжественная встреча. А уже 9 января следующего года сыграли свадьбу [37] .

37

ПСРЛ. Т. XXV. С. 219; Т. XXXV. С. 228. В последнее время была высказана, на наш взгляд, ошибочная точка зрения, что свадьба Василия состоялась в начале 1390 г. (Гришина Н. Г. К вопросу о времени женитьбы великого князя Василия Дмитриевича Московского // Задавая вопросы прошлому… М., 2006. С. 350–356).

Летопись донесла впечатление современника о Москве этого времени: «Бяше… видети градъ Москва великъ и чюденъ, и много людей въ немъ, випяше богатствомъ и славою, превзыде же вся грады въ Русстей земли честию многою, въ немъ бо князи и святителие живяста» [38] .

Столица Московского княжества делилась на укрепленный Кремль, именовавшийся в то время собственно «городом», и окружавшие его посады. Кремлевские стены, построенные при отце Василия, были выложены из белого камня, добывавшегося в великокняжеском селе Мячкове, при впадении Пахры в Москву-реку. В Кремль въезжали через несколько ворот, устроенных в надвратных башнях, створки которых были обиты железом. К устью Неглинки выходили Боровицкие ворота, на Москву-реку – Чушковы, или Шешковы (позднее Тайницкие), на восток были обращены Тимофеевские (ныне Константино-Еленинские), Фроловские (ныне Спасские) и Никольские ворота. Свои названия они получили от имен бояр, строивших их при Дмитрии Донском: Даниила Чешко, Тимофея и Микулы Вельяминовых, Фрола Беклемишева. С восточной стороны наиболее доступную для неприятеля сторону кремлевских укреплений прикрывали ров и вал. С других сторон Кремль был защищен Москвой-рекой и болотистой долиной впадавшей в нее Неглинки.

38

ПСРЛ. Т. XI. С. 78.

Венчание великого князя Василия Дмитриевича и Софьи Витовтовны. Миниатюра Лицевого летописного свода XVI в.

Свадебный пир великого князя Василия Дмитриевича и Софьи Витовтовны. Миниатюра Лицевого летописного свода XVI в.

Внутри Кремля проходило несколько улиц. По вершине холма тянулась Большая улица, связывавшая Боровицкие и Фроловские ворота. От нее отходило несколько боковых улиц и переулков. Еще одна улица имелась в низменной части Кремля, на Подоле. Она выходила к Тимофеевским воротам и далее шла к посаду. Главным украшением Кремля были Успенский и Архангельский соборы, построенные еще при прадеде Василия – Иване Калите. Рядом с ними стоял великокняжеский «златоверхий терем», самой красивой частью которого являлись Набережные сени, выходившие на Москву-реку, из которых открывался вид на заречные луга. Построенный из дерева (именно оно всегда считалось наиболее здоровым для жизни), он представлял собой великолепное для своего времени здание, соответствовавшее высокому статусу московских князей.

Поблизости от дворца находился Спасский монастырь («Спаса на бору»), воздвигнутый Иваном Калитой. Чуть поодаль – Чудов монастырь, основанный митрополитом Алексеем, рядом с которым вдова Дмитрия Донского Евдокия начала возводить Вознесенский монастырь, ставший позднее местом погребения княгинь московского княжеского дома.

Постоянная угроза вражеских нашествий заставляла московскую знать иметь дворы внутри Кремля, в которых можно было укрыться во время осады. Рядом с великокняжеским дворцом расположились дворы удельных князей: Владимира Андреевича Серпуховского, братьев великого князя, а также Евдокии Дмитриевны, вдовы Дмитрия Донского. Каждый из таких дворов представлял собой целый комплекс хозяйственных построек. Близ великокняжеского стоял митрополичий двор. По соседству теснились боярские дворы. Подобно княжеским они были усадьбами, в центре которых стояли хоромы владельца, окруженные хозяйственными службами, иногда рядом с хоромами находилась домовая церковь.

Среди сложного комплекса всех кремлевских построек возвышалась колокольница с городскими часами, устроенными в 1404 г. афонским монахом сербом Лазарем. Великий князь не поскупился на громадную по тем временам сумму в 150 рублей, чтобы украсить свою столицу часами, относительно которых современник писал: «Сий же часникъ наречется часомерье; на всякий же часъ ударяетъ молотомъ въ колоколъ, размеряя и разсчитая часы нощныя и дневныя; не бо человекъ ударяше, но человиковидно, самозвонно и самодвижно, страннолепно некако створено есть человеческою хитростью, преизмечтано и преухищрено» [39] .

39

ПСРЛ. Т. XVIII. Симеоновская летопись. М., 2007. С. 281.

Кремль был окружен посадами: с востока, на территории будущего Китай-города, располагался Великий посад, позднее известный под именем Зарядья. Его пересекали три улицы, выходившие из кремлевских ворот: Варьская (позднее Варварка), доходившая параллельно Москве-реке до церкви Николы Мокрого, где посад заканчивался Васильевским лугом, доходившим до Яузы; Ильинская и Никольская улицы. Последняя доходила до Кучкова поля (в районе нынешней Сретенки), где располагался городской выгон.

Этот район был настолько густо заселен, что уже Василий Дмитриевич задумался о создании оборонительных сооружений. В 1394 г. была предпринята попытка прорыть ров от Кучкова поля до Москвы-реки, но она закончилась неудачей: воды Неглинки не пошли по нему. Московский летописец по этому поводу записал: «Тое же осени замыслиша на Москве ровъ копати и почаша с Кучкова поля, а конецъ ему хотеша учинити в Москву реку, широта же его сажень, глубина человека стояча. И много бысть убытка людемъ, поне же поперекъ дворовъ копаша и много хором розметаша, а не учиниша ничто же» [40] . Остатки этого мероприятия еще долго оставались на виду москвичей, и много позже Рождественский монастырь (на современной улице Рождественке), где, собственно, и начинались работы, даже именовался «что на рву».

40

ПСРЛ. Т. XXV. С. 221.

Лазарь Серб показывает Василию I устроенные им башенные часы.

Миниатюра Лицевого летописного свода XVI в.

Несмотря на то что, в отличие от отца, Василий Дмитриевич не обладал полководческими талантами, в целом он продолжал политику московских князей по собиранию русских земель. В 1392 г., будучи в Орде, он добился согласия Тохтамыша на передачу Москве Нижнего Новгорода с Городцом, а также Мещеры и Тарусы [41] . Убедить хана было достаточно легко, сославшись на старинные права московских князей: Нижний Новгород еще в начале XIV в. принадлежал московским князьям, но позднее они были вынуждены уступить его суздальским князьям в качестве компенсации за отказ Семена Гордого от женитьбы на суздальской княжне; Мещера была получена в качестве приданого за Евдокией Дмитриевной, матерью Василия I; Тарусой ранее владел князь Федор Тарусский, погибший на Куликовом поле и являвшийся потомком звенигородских князей, от которых Москве достался подмосковный Звенигород. Княживший в Нижнем Новгороде князь Борис Константинович пытался было оказать сопротивление, но эта попытка не имела успеха: нижегородские бояре перешли на сторону Василия I.

41

ПСРЛ. Т. XXV. С. 219.

Еще одним направлением московской дипломатии стал Новгород, точнее – принадлежавшая ему Двинская земля или Заволочье. Последнее название она получила из-за сложностей пути – добраться туда было крайне сложно: путь лежал исключительно по рекам, а водоразделы между ними преодолевались волоками. Из Онежского озера поднимались вверх по реке Водле, откуда волоком выходили в Кену, приток Онеги. С востока к последней подходила река Емца, приток Северной Двины. В ее нижнем течении в Северную Двину впадает Пинега, делающая большую петлю. В самой северной точке этой петли Пинега очень близко подходит к реке Кулой, впадающей в Мезенскую губу Белого моря. Здесь издавна существовал волок, на месте которого во второй половине 1920-х годов даже был построен судоходный канал длиной 6 км.

Но, выйдя в Мезенскую губу, новгородцы опасались идти дальше «Дышючим» (или Дышащим) морем (именно так оно упоминается в «Сказании о погибели земли Русской», написанном вскоре после нашествия Батыя) [42] . Первые землепроходцы, еще не дойдя до морского побережья, видимо, немало смутились духом, когда неведомая сила подхватила их суда и стремительно помчала с огромной скоростью вперед, поскольку ничего не знали о морских приливах и отливах, повторяющихся с четкой периодичностью дважды в сутки. Наибольшая их сила наблюдается именно в Мезенской губе, где разница между уровнем воды в прилив и отлив достигает 10 м. В устье Мезени отлив, подхватив лодку, мчит ее к морю, словно санки с горы, со скоростью более 20 км/час. Еще более ощутима морская мощь в прилив, когда бегущий по течению реки пенистый вал воды достигает 8 м в высоту, а приливная волна докатывается до реки Пезы, впадающей в Мезень на 86-м км от устья. Поэтому далее на восток путь лежал по реке Пезе, откуда волоком попадали в Цильму, впадающую в Печору.

42

Библиотека литературы Древней Руси. Т. 5. СПб., 1997. С. 90.