Василий Львович Пушкин

Председатель общества в 1811 году (и учредитель, конечно) — Антон Антонович Прокопович-Антонский, директор Благородного пансиона при Московском университете, профессор натуральной истории, минералогии и сельского хозяйства. Среди учредителей — Федор Федорович Кокошкин, драматург и переводчик (в своем доме на Воздвиженке он устраивал литературные вечера и спектакли, но был несчастливым соперником Василия Львовича на любительской сцене); Алексей Федорович Мерзляков, поэт, переводчик, критик, профессор Московского университета по кафедре красноречия и поэзии; Роман Федорович Тимковский, профессор римской и греческой истории, переводчик; Михаил Трофимович Каченовский, профессор по русской истории, статистике, географии и русской словесности, переводчик, критик (в 1805–1807,1811–1813, 1815–1830 годах издавал основанный Н. М. Карамзиным «Вестник Европы»); Александр Федорович Воейков, поэт, критик, журналист (в 1814 году он женится на племяннице В. А. Жуковского Александре Андреевне Протасовой, которой посвящена баллада «Светлана»); другие, не менее достойные люди. А коли так, то и Василий Львович должен быть среди них, тем более что его не могла не привлекать благородная цель общества — споспешествовать развитию отечественной словесности.

И без Благородного собрания В. Л. Пушкин не мог обойтись. Если членами Английского клуба могли быть только мужчины (разумеется, только дворяне, более того, московская дворянская элита), то на балы и концерты в прекрасное здание на Большой Дмитровке со знаменитым колонным залом съезжалась вся дворянская Москва.

В 1811 году московское дворянство отличалось в «рыцарской забаве» — «карусели». Трудно представить, но и Василий Львович был «кавалерственного карусельного собрания член». Хотя иначе и быть не могло: 20–25 июня вся дворянская Москва съехалась к месту напротив Александринского дворца и Нескучного сада. Там по проекту Ф. И. Компорези был выстроен огромный амфитеатр с галереями и ложами — он вмещал пять тысяч человек. На арене рыцари состязались в верховой езде, в умении метать копье, стрелять из пистолета, биться на шпагах. Главным судьей был главнокомандующий, граф Иван Васильевич Гудович. Среди судей — русский посланник в Париже, князь Иван Сергеевич Барятинский, гражданский губернатор Москвы Николай Васильевич Обресков, отличившийся в сражении при Аустерлице Федор Петрович Уваров. Среди почетных членов «карусели» — графиня Анна Алексеевна Орлова-Чесменская, графиня Екатерина Владимировна Апраксина, урожденная княгиня Голицына, князь Николай Борисович Юсупов, сенатор Юрий Александрович Нелединский-Мелецкий, князь Петр Андреевич Вяземский. Дамы вручали победителям призы под восхитительные звуки труб и литавр. Красный шарф с надписью «Отважность в юности — залог доблести зрелых лет» получил за искусство поединка неизвестный рыцарь: под забралом скрывал свое лицо А. В. Всеволожский. «Карусель» преследовала благотворительные цели. Собранные деньги были розданы раненым солдатам, вдовам, беднякам, пошли на выкуп должников, находящихся под арестом. О «карусели» отзывались восторженно, хотя не обошлось и без критики. «У нас карусель, — писал К. Н. Батюшков Н. И. Гнедичу, — и всякий день кому нос на сторону, кому зуб вон!» ^[234] В. Л. Пушкин сочинил и в 1811 году выпустил в свет брошюру «О каруселях», в которой представил обстоятельный исторический очерк рыцарских турниров в Европе и России, перечислил участников «нынешнего каруселя». Свое сочинение он посвятил «благородному московскому обоего пола сословию».

234

Батюшков К. Н.Сочинения. СПб., 1886. Т. 3. С. 123.

Где бы ни был Василий Львович, он всегда развлекал московское общество, читал с удовольствием свои и чужие стихи, сыпал в беседах остротами, с воодушевлением играл в домашних спектаклях, заполнял альбомы русскими и французскими стихами, словом, «возбуждал улыбки дам / Огнем нежданных эпиграмм». Некоторые его рассказы, экспромты, буриме сохранили для нас дневники и воспоминания П. А. Вяземского, С. П. Жихарева, М. А. Дмитриева.

«…генерал ожидал какого-то почтенного гостя, между тем необходимо было ему нужно отлучиться из дома. Он приказывает жене принять гостя и сказать, что он тот час возвратится; вместе с тем строго наказывает ей не пускаться в дальние разговоры, а говорить только о самых близких и домашних предметах. Гость приезжает, — „что это за панталоны на вас? — обращается она к приезжему. — У моего мужа платье совсем не так сшито“. Призывает она камердинера мужа и приказывает ему принести жилеты и панталоны барина. Приносят. Генерал возвращается домой и застает выставку. Вот картина! (Рассказано В. Л. Пушкиным, современником этих событий.)» ^[235] .

235

Вяземский П. А.Полное собрание сочинений. Т. 1. С. 363.

«Помню в доме Апраксина представление трагедии Вольтера, Альзира, в старинном переводе Карабанова, впрочем, довольно близком и не лишенном достоинства. Тут подвизались Кокошкин, двоюродный брат его, тоже Кокошкин, с женою своею и поэт Иванов. Если Федор Федорович был довольно сухощав, то два другие дородством своим занимали на сцене довольно видное место. <…> Василий Львович Пушкин… по добрым свойствам своим, не очень задирчивый в эпиграммах… <…> выходя из театра, сказал довольно забавно»:

Гусмана видел я, Альзиру и Замора. Умора! ^[236]

«Намедни какой-то помещик Перхуров, отставной прапорщик и громогласный толстяк, в великом раздражении на французов кричал в Английском клубе: „Подавай мне этого мошенника Буонапартия! Я его на веревке в клуб приведу“. Услышав грозного оратора, Иван Александрович Писарев, только что приехавший из деревни, скромный тихоня, спросил у Василия Львовича Пушкина: не известный ли это какой-нибудь генерал и где он служил? Пушкин отвечал экспромтом:

236

Там же. С. 472–473.

Он месяц в гвардии служил И сорок лет в отставке жил, Курил табак, Кормил собак, Крестьян сам сек — И вот он в чем провел свой век!

Иван Иванович говорит, что Пушкин и не воображает, какая верная и живая биография заключается в его экспромте» ^[237] .

«Однажды Василий Львович Пушкин, бывший тогда еще молодым автором, привез вечером к Хераскову новые свои стихи. — „Какия?“ спросил Херасков. — „Разсуждение о жизни, смерти и любви“, отвечал автор. Херасков приготовился слушать со всем вниманием и с большою важностью. Вдруг начинает Пушкин:

237

Жихарев С. П.

Записки современника. Т. 1. С. 130.

Чем я начну теперь? — Я вижу, что баран Нейдет тут ни к чему, где рифма барабан? Вы лучше дайте мне зальцвасеру стакан Для подкрепления сил! Вранье не алкоран и проч.

Херасков чрезвычайно насупился и не мог понять, что это такое! — Это были bouts rim'es, стихи на заданные рифмы. <…> Важный хозяин дома и важный поэт был не совсем доволен этим сюрпризом; а Пушкин очень оробел. Дядя мой сказывал, что это было очень смешно» ^[238] .

238

Дмитриев М.А. Мелочи из запаса моей памяти. С. 30–31.

Интересно, что в романе младшего современника В. Л. Пушкина и А. С. Пушкина Л. Н. Толстого «Война и мир» буриме Василия Львовича были упомянуты как характерная черта быта допожарной Москвы. Но еще интереснее то, что в черновиках романа Л. Н. Толстого Василий Львович не просто упомянут, он был действующим лицом. Толстой привел его в дом Жюли Карагиной, где устраивались вечера, заполнялись стихами и рисунками ее альбомы, где Борис Друбецкой читал «Бедную Лизу». Василий Львович появляется в доме меланхолической Жюли в обществе Н. М. Карамзина и П. А. Вяземского. «Ее приятелем, — пишет Л. Н. Толстой, — был и Карамзин, в прежние времена бедняк и В[асилий] Пушкин и П[етр] А[ндреевич] Вяземский, который писал ей стихи» ^[239] . Несомненно, автор был осведомлен не только о дружеских связях и литературных пристрастиях В. Л. Пушкина. Составить представление о его личности, о его жизни и сочинениях он мог, читая «Русскую старину» и «Русский архив», где печатались документы, письма, дневники эпохи 1812 года, «Москвитянина» и «Отечественные записки», где были напечатаны «Записки современника» С. П. Жихарева. Еще до публикации в 1874 году в «Вестнике Европы» Л. Н. Толстому были предоставлены письма 1812–1813 годов М. А. Волковой к В. И. Ланской, где речь идет и о В. Л. Пушкине, у которого «страсть нравиться прекрасному полу» и который «легковерен как пятилетний ребенок». Заметим, что несколько насмешливое отношение к Василию Львовичу со стороны девятнадцатилетней фрейлины не исключает и чувства симпатии:

239

Толстой Л. Н.Полное собрание сочинений. Т. 3. М., 1949. С. 811.

«Василий Львович вчера ужинал у нас. Пушкин просто бесценный. Он нас очаровал. Мы за ним ухаживали и умоляли прочесть свои стихи; он это очень любит, тотчас повеселел и весь вечер смешил нас» ^[240] .

Конечно, составить представление о В. Л. Пушкине Л. Н. Толстой мог, читая его сочинения. И еще — слушая рассказы тех, кто его хорошо знал, был с ним дружен. Л. Н. Толстой встречался с ближайшим другом Василия Львовича П. А. Вяземским, в бумагах которого хранились автографы его стихотворений, в том числе и его буриме, с Д. Н. Блудовым, товарищем поэта-дяди по «Арзамасу», с П. А. Плетневым, издателем сборника его стихотворений. Приятелем В. Л. Пушкина был двоюродный дядя Л. Н. Толстого, знаменитый Ф. И. Толстой-Американец. Быть может, Л. Н. Толстой читал брошюру В. Л. Пушкина «О каруселях», в которой был упомянут герольдмейстер «каруселя» 1811 года граф Илья Андреевич Толстой, дед писателя.

240

Вестник Европы. 1874. № 9. С. 538.

Но почему же Василий Львович остался в качестве персонажа лишь в черновиках романа «Война и мир»? Прежде чем попытаться ответить на этот вопрос, приведем еще один фрагмент из чернового варианта толстовского произведения:

«В клубе не было обеда, вечера без него. Как только он приваливал на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали и завязывались споры, толки, шутки. Где ссорились, он одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой — мирил, на балах он везде был, недоставало кавалера, он танцевал, старушек он дразнил и веселил, с молодыми барынями был умно любезен, и никто лучше него не рассказывал смешные истории и не писал в альбомы. На турнирах в буриме с В. Л. Пушкиным и П. И. Кутузовым всегда его буриме был прежде готов и забавнее (зачеркнуто: „смешнее“. — Н. М.)» ^[241] .

241

Толстой Л. Н.Полное собрание сочинений. Т. 13. М., 1949. С. 803.

Это сказано о Пьере Безухове, который зимой 1810/11 года, разъехавшись с женой, поселился в Москве. Но это могло быть сказано и о В. Л. Пушкине. В добродушии Пьера, с радостью принятого московским обществом, в его шутках, умении примирить враждующие стороны, в его готовности рассказывать смешные истории и писать в альбомы, сочинять буриме угадывается Василий Львович, добродушный человек, остроумный собеседник, прекрасный рассказчик, умеющий как никто объединять людей, творец альбомной культуры и тот, кого, по свидетельству его внучатого племянника Л. Н. Павлищева, «знала и любила вся Москва» ^[242] . В окончательной редакции романа «Война и мир» Л. Н. Толстой исключил умную любезность Пьера, рассказанные им смешные истории, альбомы и турниры в буриме, то есть именно то, в чем угадывается Василий Львович. Как знать, может быть, Толстой отказался от В. Л. Пушкина как персонажа потому, что руководствовался чувством соразмерности и сообразности: своими симпатичными чертами он был слишком похож на его любимого героя Пьера Безухова?!

242

Павлищев Л. Н.Из семейной хроники: воспоминания об А. С. Пушкине. С. 11.