Василий Львович Пушкин

А как прелестно описаны приезд Храброва в родную деревню, его встреча с матушкой и дворовыми:

Верст десять ехать нам осталось. От нетерпения казалось, Что время медленно текло. Вот наша роща и село, Вот церковь, пруд, сад плодовитый, Дом, черепицею покрытый. Вот конопли и огород; Мы подъезжаем — я вбегаю И мать-старушку обнимаю И целый девок хоровод. Терентий Карпов, дядька мой, Служитель пьяный и глухой, С почтеньем руку лобызает; Федора ключница бежит И нам обед приготовляет (192).

Василий Львович сообщает нам «вкусные» подробности усадебного быта, описывает обед у Храбровых с рубцами и пряженцами, «бараньим боком с горячей кашей», с «жарким гусем и пирогом», вечерний «чай ароматный», «кофе с сухарями, / Ватрушками и кренделями».

Хороши портреты провинциалов: любителя пунша и карточной игры капитан-исправника Петра Фомича, «не исправившего» мосты в округе; его жены Аксиньи Павловны, жеманницы и франтихи в московском щегольском берете, щебечущей о романтизме; предводителя дворянства Неофита Ивановича Хватова, который на маскараде в польском жмет руку княгине Миловой:

Он самым модным человеком У нас в губернии слывет И, душ две тысячи имея, Жать руки может не робея (199).

В маскарадной зале мелькает губернский стряпчий Батраков (он явился «в усах гусаром»), князь Пустельгин:

У предводителя на бале С Наташей князь вальсировал И даже ей на опахале Экспромт какой-то написал, Чувствительный и кудреватый, Из Антологии им взятый (201).

Сообщив о приезде в гости к Храбровым князя Пустельгин, В. Л. Пушкин дает ему развернутую характеристику, рассказывает его биографию, типичную для многих дворян пушкинской эпохи:

Князь Пустельгин, плясун лихой, Охотник псовый, добрый малой, Хотя немного и болтлив. Гусаром будучи, военной Он как-то службы не взлюбив, В Московский перешел архив. Богатый дядя и почтенной Каким-то случаем ему Чин камер-юнкера доставил; В прибавок старичок к тому, Скончавшись, молодцу оставил, Так сказать, pour la bonne bouche, В Саратове пять тысяч душ (201).

Сатирические портреты провинциалов, наделенных В. Л. Пушкиным «говорящими» фамилиями, заставляют вспомнить сатирические портреты гостей на балу у Лариных в романе «Евгений Онегин» — уездного франтика Петушкова, отставного советника Флянова (Флянов — от французского слова «фланэ», что означает прогуливаться, бездельничать), Панфила Харликова (харлить — значит жилить, отнимать неправдой чужое добро), Скотининых, Буянова. Если А. С. Пушкин приводит героя «Опасного соседа» Буянова в гости к Лариным, то В. Л. Пушкин заставляет жену капитан-исправника упомянуть Татьяну Ларину.

На общем фоне провинциальной жизни вырисовываются портреты главных героев — капитана Храброва, Наташи, Валентина. Портрет Наташи начертан автором поэмы с лирическим чувством. Но, при всей ее идеальности, и она вписана в провинциальный быт:

Наташа многое уж знала: Умела колпаки вязать, На гуслях песенки бренчать И полотенца вышивала. Прошло еще пять иль шесть лет — Другим Наташа занималась, И в длинный талию корсет Она затягивать старалась; Носила кисею, перкаль, Большие букли завивала, «Светлану» наизусть читала. Лишь одного ей было жаль: Она не знала по-французски. Тиранка мода губит нас: И даже в деревнях подчас Никто не говорит по-русски (193).

Особую роль в поэме играет капитан Храбров. Он не только главный герой, от чьего лица ведется повествование. Он поэт, и в нем много автобиографического. Так, князь Пустельгин расспрашивает его о Париже:

Вы были, слышал я, в Париже, — Промолвил он, — скажите нам. Чем боле занимались там? Каков Тальма в игре Ореста? Приятна ли Менвель-Фодор? Вы всех их знали… (202).

Ну как же Василию Львовичу на старости лет не вспомнить о Париже, о знаменитом Тальма, который давал ему уроки декламации? Думается, что походы и сражения, в которых принимал участие Храбров, его чин капитана и ордена, которыми он «украшался», появились в поэме не случайно. Это тоже своего рода воспоминания В. Л. Пушкина о молодости, о службе в армии, службе, в которой, впрочем, не было ни походов, ни сражений, ни орденов, а был лишь чин поручика, до которого дослужился Василий Львович.

В. Л. Пушкин виртуозно владеет четырехстопным ямбом, которым, как и стихотворный роман «Евгений Онегин», написана его повесть в стихах, использует разнообразные способы рифмовки. Подобно племяннику, он ведет свое повествование, свободно отступая от сюжета, включая в текст цитаты и реминисценции из произведений других поэтов — И. И. Козлова, В. А. Жуковского, А. С. Пушкина, обращения к благосклонному читателю, рассуждения о модном, неприемлемом для него романтизме. С прежним полемическим задором он пишет об одном из приемов романтической поэмы (его использовал и А. С. Пушкин):

Читатель! новые картины. Дошед рассказа половины, Я смелой напишу рукой Ряд целый точек! ……………………… И от правил Романтиков не отступлю, Лорд Байрон тысячи их ставил, И подражатели его: Гиро, Сумет, Виктор Гюго Лишь точками известны стали И славу за вихор поймали (194).

Прав был Н. А. Полевой, когда в рецензии на альманах «Подснежник», напечатанной в «Московском телеграфе», заметил, что «талант автора поюнел в сей остроумной поэтической шутке» ^[627] .

627

Московский телеграф. 1829. № 8. С. 483.

В. Л. Пушкин начал работать над поэмой «Капитан Храбров» в начале 1828 года. В феврале Е. А. Баратынский сообщал А. С. Пушкину:

«Василий Львович пишет романтическую поэму. Спроси о ней Вяземского. Это совершенно балладическое произведение. Василий Львович представляется мне Парнасским Громобоем, отдавшим душу свою романтическому бесу» (XIV, 6).

А. С. Пушкин, по-видимому, последовал совету, спросил у П. А. Вяземского о новой поэме дяди, и П. А. Вяземский писал ему:

«Василия Львовича я еще не видал и потому ничего не могу сказать тебе о твоем новом двоюродном брате, капитане Храброве. Надобно теперь тебе и этого двоюродного братца официально признать, как и Буянова» (XIV, 28).

В дружеской встрече с собратьями по перу В. Л. Пушкин читал им свое творение. Когда была завершена первая глава поэмы, он познакомил с ней И. И. Дмитриева и В. В. Измайлова. В апреле 1828 года И. И. Дмитриев рассказывал в письме П. А. Вяземскому, что они сделали доброе дело — уговорили Василия Львовича воскресить мать Храброва, которую он безо всякой надобности уморил. Василий Львович по доброте своей прислушался к их совету. Правда, критика друзей не всегда была приятна старому поэту. М. А. Дмитриев вспоминал: