Василий Шульгин

Ему снова не нашлось полноценных занятий. Можно сказать, что в нем, как и во Врангеле, особо не нуждались. И он покинул Константинополь в июле 1921 года.

Глава тридцать вторая

Экспедиция в Крым. — РОВС. — Рождение евразийства. — Прага и «Русская акция». — Совещание у Струве в Берлине

Из протокола допроса Шульгина в ноябре 1946 года:

«Вопрос: Что побудило вас покинуть Константинополь?

Ответ: Прежде всего, я убедился, что в Константинополе того времени не представлялось возможным организовать силы контрреволюции для борьбы против Советской России и в этой связи счел свое пребывание в Турции бесполезным.

Кроме того, на мой выезд из Константинополя повлияли также и мои личные дела — я сошелся с некой Сидельниковой (правильно Седельникова), ставшей впоследствии моей второй женой, и считал неудобным оставаться вместе с ней среди своих знакомых. Наконец, мне надо было оформить доверенность на управление моим имением, оно находилось на территории, отошедшей к Польше, что я смог сделать лишь в Белграде, где проживала моя сестра Мечелевская (правильно Могилевская).

Вопрос: Вы долго находились в Югославии и Болгарии?

Ответ: В Югославии и Болгарии я пробыл с июля по сентябрь 1921 года и устроил за это время свои семейные дела. Попутно я также написал несколько антисоветских статей и направил их в журнал „Зарницы“. Во время пребывания в Болгарии у меня возникла мысль пробраться нелегально в Советскую Россию, чтобы попытаться разыскать своего сына Вениамина, который в 1921 году пропал без вести, участвуя в боях против Красной Армии в Крыму. На эту мысль меня натолкнул познакомившийся со мной в Болгарии белоэмигрант профессор Никольский, который также имел намерение вывезти из Крыма свою невесту — княжну Оболенскую, не успевшую бежать вместе с врангелевскими войсками.

Вопрос: Сомнительно, чтобы вы предприняли попытку нелегально пробраться в Крым только для розыска сына. Говорите, какие антисоветские замыслы вы имели?

Ответ: Я показываю правду. Никаких антисоветских намерений у меня не было. Я хотел лишь разыскать своего сына и с этой целью в сентябре 1921 года нелегально направился в Крым.

Вопрос: Каким путем?

Ответ: С группой в 10 человек мы купили моторно-парусную шхуну и из болгарского порта Варна нелегально направились к берегам Крыма.

Вопрос: Кто входил в эту группу?

Ответ: Поручик Лазаревский, граф Капнист, капитан Свистун-Жданович, профессор Никольский, капитан Коломацкий, моя жена Сидельникова, фамилии остальных лиц я уже забыл.

Вопрос: А с какой целью в этой поездке участвовали белогвардейские офицеры?

Ответ: Поручик Лазаревский и его приятель граф Капнист по моему поручению должны были разыскать моего сына, используя для этой цели мать Лазаревского, проживавшую в Севастополе. Остальные лица были привлечены в качестве команды судна, за исключением двух офицеров, намеревавшихся пробраться в Россию на постоянное жительство. К сожалению, фамилии этих офицеров я забыл.

Вопрос: Вы не хотите назвать фамилии этих офицеров потому, что они пробирались в Советскую Россию с враждебными целями. Признаете это?

Ответ: Нет. Фамилии этих офицеров я на самом деле забыл. Какие они в действительности преследовали цели, я не знаю, но они говорили, что хотят возвратиться на жительство в Россию. В районе Аюдага мы высадили Никольского, Лазаревского, Капниста и двух этих офицеров, и, когда, пробыв четыре дня в море, согласно договоренности, возвратились к месту высадки, чтобы их подобрать, никто из вышеуказанных лиц нас не встретил. При этом мы неожиданно были обстреляны с берега и поэтому вынуждены были возвратиться в Варну. Впоследствии я встречался за границей с княжной Оболенской, которая мне рассказывала, что вместе с прибывшим Никольским она была арестована органами Советской власти, однако ей удалось освободиться из-под стражи и через некоторое время бежать за границу. По возвращении в Варну я был арестован болгарской жандармерией, заподозрившей меня в связях с большевиками, но вскоре я был освобожден и до весны 1922 года проживал в Софии, где написал антисоветскую книгу „Дни“, напечатанную в том же году в белогвардейском журнале „Русская мысль“.

Вопрос: Какую антисоветскую работу вы проводили впоследствии?

Ответ: В марте 1922 года я получил из Праги от Лазаревского телеграмму, из которой мне стало известно, что он вместе с моей первой женой благополучно пробрался нелегальным путем из Советской России в Прагу. В связи с этим я выехал в Прагу, где проживал до осени 1922 года. В этот период времени моя антисоветская работа выражалась только в том, что я продолжал писать антисоветские статьи в журнал „Зарницы“. Содержание этих статей я уже сейчас не помню, но все они были направлены против Советской власти, и одна из них была озаглавлена „Армия в сюртуках“» ^[441] .

441

Тюремная одиссея Василия Шульгина. С. 269–271.

Болгария 1921 года сделалась отчасти русской, сюда из Турции в организованном порядке переместились 1-й корпус и Донской казачий корпус. Здесь П. Б. Струве издавал журнал, стали работать русские издательства.

Прибытие Шульгина в Болгарию после неудавшейся экспедиции в Крым началось с того, что он был арестован пограничниками, которые приняли его за шпиона и еврея. В его описании эпизод знакомства с «братушками» выглядит так.

«— Как фамилия?

— Шульгин.

— A-а! Евреин! Все русские на „ов“, а на „ин“ евреины.

Я спросил:

— А Пушкин?

Но о Пушкине он ничего не знал. На этом разговор закончился. Он остался при своем мнении, что я евреин, коммунист, что ездил куда-то как шпион. И требовал, чтобы я сказал, где пятый, который тоже шпион.

Я повторил, что он ушел в Красный Крест. Тогда унтер замахнулся на меня суковатой палкой и хотел ударить меня по голове. Я поднял руку, защищая голову. Удар пришелся по руке и сломал ее. Конечно, надо было схватить его за горло, но тогда, вероятно, со мной покончил бы караул, который смотрел с сочувствием, как меня избивали. Удары посыпались градом. Меня исполосовали так, несмотря на солдатскую шинель, что я стал похож на зебру (это обнаружилось потом)» ^[442] .

442

Шульгин В. В. Тени… С. 286.

Ему пришлось пережить это унижение. Н. Н. Чебышев, недавно перебравшийся в Софию и живший впроголодь, утешил его тем, что «честь не задета», а вызывать болгар на дуэль бессмысленно.

Шульгин тоже бедствовал, помогало удерживаться на плаву небольшое жалованье члена Русского совета. Но оно явно не могло быть долговременным. Поэтому он вспомнил писательское ремесло и быстро написал яркие «Дни», сразу сделавшие его самым читаемым политическим писателем эмиграции. Струве охотно их опубликовал.

Вот оценка «Дней» В. А. Маклакова: «Скажу для примера, что несмотря на то, что Винавер проклял Струве за помещение Ваших воспоминаний 1905 года, я считаю их не только поразительно интересными, но и в общем поразительно верными. Судьба подготовила нам честь, так как не решаюсь сказать, радость это или горе, жить в эпоху, которую будут внимательно изучать, так как в событиях этого времени будут находить подтверждения всех самых противоречивых теорий и систем, которые могли быть выдуманы; поэтому интересно фиксировать объективную правду и неприкрашенную действительность: 1905 год, конечно, сейчас мало кого интересует, но понять 1905 год, суметь найти в нем связь событий, обнаружить те мотивы деятельности левых и правых, которые на самом деле ими руководили, значит получить в руки надежный реактив, чтобы разобраться и в 1917 году. С нашей стороны было бы невероятной претенциозностью произнести сейчас суждение над людьми и событиями и давать им объяснения, как это делает Милюков. Его книга интересна только как иллюстрация умственного аппарата тех, которые в известный момент взялись управлять событиями. Но управляли ими не эти умственные аппараты, те подсознательные инстинкты, которые вышли наружу, когда они оказались на совершенной свободе; эти инстинкты для Милюкова и людей его склада были не недоступны, но они не подозревали об их существовании. Вы их понимаете с поразительной ясностью, и будущие историки будут по ним не только рисовать картину того, что было, но и давать оценку безумия, с которым руководители известного периода рубили те суки, на которых сидели. И у Вас это выходит само собой, по привычке к анализу и самоанализу. Вы сделали это для 1905 года, делаете это не только для 1917 и 21 годов, но, наверное, сделаете когда-нибудь и для времени Думы» ^[443] .

443

Спор о России. С. 87.