Василий Шуйский
Шрифт:
В Москве еще две недели звонили в колокола по всем церквам. Внешне происходившие события, кажется, убеждали русских в святости царевича, а значит, и в справедливости утверждения о его гибели. (Правда, впоследствии выяснилось, что полностью от сомнений избавиться не удалось.) Это, безусловно, укрепляло позиции только что взошедшего на престол Василия Шуйского. Признанию законности его власти должна была способствовать и интронизация нового патриарха Гермогена, произошедшая ровно месяц спустя после встречи мощей царевича Дмитрия — 3 июля 1606 года.
Первые недели царствования Василия Шуйского показали, что не только в столице, но и во всем Московском государстве произошел глубокий раскол. Внешняя форма его была понятна. Все, кто был лоялен к боярской власти, поддержали перемены и воцарение Василия Шуйского, другие же остались верны имени Дмитрия. Войско, собранное для крымского похода под Москвой, сразу распалось по своим политическим пристрастиям. Новгородские дети боярские приняли участие в московском восстании 17 мая 1606 года, и значит, тогда же присягнули царю Василию. Служилые люди северских и рязанских городов не стали принимать присягу под Москвой: «А черниговци, и путимци, и кромичи, и комарици, и вси рязанские городы за царя Василья креста не целовали и с Москвы всем войском пошли на Рязань: у нас де царевич Дмитрей Иванович жив» [203] . Надо представить себе этот поход дворян, вместо войны с Крымом двинувшихся обратно от Москвы в свои поместья. По дороге они разносили новости о перевороте, произошедшем
203
Кулакова И. П.Восстание 1606 г. в Москве и воцарение Василия Шуйского // Социально-экономические и политические проблемы истории народов СССР. М., 1985. С. 49.
Битвы с Болотниковым
Присяга царю Василию Шуйскому из формального акта подчинения новой власти превратилась на местах в демонстрацию неповиновения: посланных им людей не слушали, отсылали обратно, а то и вовсе расправлялись с ними. В разрядных книгах упомянуто о гибели воеводы Михаила Богдановича Сабурова в Борисове-городе и князя Петра Ивановича Буйносова в Белгороде. Едва избежал смерти в Ливнах окольничий Михаил Борисович Шеин («утек душею да телом, а животы ево и дворянские пограбили»). Словом, в Разряде вынуждены были написать об усеченной присяге царю Василию Шуйскому, что «крест ему на Москве и в Замосковных городех целовали». То есть почти все окраины государства остались верны царю Дмитрию: «А как после розтриги сел на государство царь Василей, и в полских, и в украинных, и в северских городех люди смутились и заворовали, креста царю Василыо не целовали, воевод почали и ратных людей побивать и животы их грабить и затеели бутто тот вор рострига с Москвы ушол, а в его место бутто убит иной человек» [204] .
204
Белокуров С. А.Разрядные записи за Смутное время… С. 8.
Главными центрами сопротивления власти царя Василия Шуйского в июне-июле 1606 года стали Путивль и Елец. Движение в Путивле — бывшей столице царя Дмитрия в пору его борьбы с Борисом Годуновым — возглавил Иван Исаевич Болотников. В советской историографии «восстание» или «крестьянская война» под руководством Болотникова оказалась одним из самых «любимых» сюжетов. Имя Ивана Болотникова, в свою очередь, почти полностью заслонило собой и имя царя Василия Шуйского, и все остальные события его царствования. И хотя «восстание Болотникова» оказалось исследовано лучше всех других эпизодов из эпохи начала XVII века, без пересмотра традиционной темы все же не обойтись [205] .
205
См.: Смирнов И. И.Восстание Болотникова. 1606–1607 гг. М., 1951; Восстание И. Болотникова. Документы и материалы / Сост. А. И. Копанев, А. Г. Маньков. М., 1959; Корецкий В. И.Формирование крепостного права и Первая крестьянская война в России. М., 1975; Скрынников Р. Г.Смута в России в начале XVII в. Иван Болотников. Л., 1988; Он же.Спорные проблемы восстания Болотникова // История СССР. 1989. № 5. С. 92–110; Народное движение в России в эпоху Смуты начала XVII века. 1601–1608. Сб. документов. М., 2003.
У Ивана Болотникова была великолепная авантюрная биография, происшествий в которой хватило бы не на один приключенческий роман. Даже гетман Станислав Жолкевский говорил: «Надлежало бы написать длинную историю, чтобы рассказать все сделанное неким Болотниковым». Истории и романы о нем, и правда, были написаны — но после того, как из него сделали предводителя «первой крестьянской войны». Его судьба показывает, что в России с воцарением Василия Шуйского уже начинали действовать законы Смутного времени. Только в Смуту можно в одночасье превратиться из безвестного человека в исторического героя. Иван Болотников — холоп боярина князя Андрея Александровича Телятевского — по своему сословному чину был примерно равен Григорию Отрепьеву, разве что никогда не менял саблю на книжную науку и чернеческие одежды. Болотниковы — род служилых людей, а свою службу Иван Исаевич нес не в составе дворянской сотни, а во дворе одного из приближенных бояр Бориса Годунова. Как сообщал Конрад Буссов в «Московской хронике», во время какого-то похода он был взят в плен крымскими татарами «в Диком поле» и провел несколько лет на турецких «каторгах» (так назывались суда, гребцами на которых были невольники). Затем их корабль отбили в морском сражении, Ивана Болотникова освободили вместе с другими невольниками и привезли в Венецию. Есть известия о том, что он успел повоевать с турками на стороне Габсбургов в Венгрии. В 1606 году, когда война Империи с турецким султаном завершалась, Болотников решил возвратиться домой. В Речи Посполитой его дорога шла через Самбор, куда приехал из Москвы Михаил Молчанов, которого Ядвига Мнишек, жена сандомирского воеводы Юрия Мнишка и мать русской царицы Марины, стала выдавать за спасенного Дмитрия.
Это и был ключевой пункт истории. Все выходило очень удачно: Болотников, в отличие от других, никогда не видел прежнего царя Дмитрия, а Молчанов, выдавший себя за спасенного царя, был убедителен. В Самборе были готовы ухватиться за любую возможность помочь своим остававшимся в плену родственникам. Поэтому Ивана Болотникова, как опытного воина, снабдили письмом в Путивль к князю Григорию Петровичу Шаховскому и послали его воевать в Московское государство во имя царя Дмитрия. Конрад Буссов приводит напутственную речь мнимого Дмитрия — Михаила Молчанова, с которой Иван Болотников был отпущен из Самбора: «Я не могу сейчас много дать тебе, вот тебе 30 дукатов, сабля и бурка, довольствуйся на этот раз малым. Поезжай с этим письмом в Путивль к князю Шаховскому. Он выдаст тебе из моей казны достаточно денег и поставит тебя воеводой и начальником над несколькими тысячами воинов. Ты вместо меня пойдешь с ними дальше и, если Бог будет милостив к тебе, попытаешь счастья против моих клятвопреступных подданных. Скажи, что ты меня видел и со мной говорил здесь в Польше, что я таков, каким ты меня сейчас видишь воочию, и что это письмо ты получил из моих собственных рук» [206] .
206
Буссов Конрад.Московская хроника. С. 88.
Иван Исаевич Болотников оказался тем вождем, которого всегда ждет возбужденная толпа. Получив полномочия от «самого» Дмитрия, он становился в глазах людей авторитетнее всех других воевод и служилых людей. В Москве очень скоро получили известия, «что вор, Московского государства изменник Ивашко Болотников, собрався с воры з донскими казаки и северскими людьми и учал северские городы заходить и приводить к крестному целованью и воровству» [207] . Переводя слова «Бельского летописца» на язык исторических реалий, можно заметить, что в этом известии очень точно обозначены те силы, которые в первую очередь стали основой будущей армии Болотникова. Это донские и прочие «вольные» казаки, а также жители Северской земли. Чтобы снова подчинить их царю Дмитрию, Иван Болотников организовал новую присягу, которая
помогала формировать и обеспечивать всем необходимым его войско. Дальнейшие события вовлекли в движение и тех, кто обычно никогда не участвовал в военных походах, — крестьян и холопов. Именно о них как о враждебной силе, выступившей под знаменами Ивана Болотникова, говорил автор «Нового летописца» в специальной статье «О побое и о разорении служивым людем от холопей своих и крестьян»: «Бысть в лето 7115 (1606/07), собрахуся боярские люди и крестьяне, с ними же пристаху украинские посацкие люди и стрельцы и казаки и начаша по градом воеводы имати и сажати по темницам. Бояр же своих домы разоряху и животы грабяху, жен же их и детей позоряху и за себя имаху» [208] .207
Бельский летописец. С. 244.
208
Новый летописец. С. 71.
Вторым центром протеста против власти царя Василия Шуйского стал Елец, военное и стратегическое значение которого неизмеримо выросло в царствование Дмитрия Ивановича. В городе были сосредоточены огромные артиллерийские, оружейные и хлебные припасы. А. В. Лаврентьев верно заметил «неслучайный» характер начавшегося движения в Ельце — «базе несостоявшегося Крымского похода» [209] . В силу этого становится понятной не только новая роль Ельца, но и то, почему еще одним вождем антиправительственного движения стал стрелецкий сотник Истома Пашков. Стрельцы и в Москве демонстрировали верность царю Дмитрию, даже в самый критический момент его свержения с престола. Командовали стрельцами приближенные к Дмитрию Ивановичу боярин Петр Федорович Басманов и окольничий Григорий Иванович Микулин. Обычно обеспечивавшие всего лишь тыл и охрану стрелецкие сотни в изменившихся условиях выходили на передний план, влияя на смену правителя. Потом эта традиция стрелецких волнений сохранится через весь «бунташный век» вплоть до Петра I. Стрельцы повернули оружие против царя Василия Шуйского и выступили под началом своего сотника, тоже получившего полномочия из Путивля от князя Григория Шаховского.
209
Лаврентьев А. В.Царевич — царь — цесарь… С. 136.
Царь Василий Шуйский понимал опасность, грозившую ему в связи с повсеместными слухами о спасении царя Дмитрия. Он сделал попытку усовестить отказавшихся от присяги новому царю жителей Ельца. К ельчанам отправляли грамоты от имени патриарха, освященного собора и «всей земли Московского государства». Но все знали, что никакого собрания выборных в Москву на царское избрание не было. Может быть, в связи с этим, чтобы «компенсировать» отсутствие территориального представительства на выборах царя, из Москвы рассылались пользовавшиеся доверием власти представители местных дворянских корпораций и посадов: «и речью с вашими елчаныприказано многижда, чтоб вы позналися и на истинный путь обратилися». Главная надежда была на боярина Григория Федоровича Нагого, посланного в августе 1606 года с письмами от царицы-инокини Марфы и «образом» нового чудотворца Дмитрия. Боярин Григорий Федорович Нагой, брат царицы и дядя царевича Дмитрия, недавно вернувшийся из Углича, куда он ездил для освидетельствования мощей царевича, должен был убедить ельчан в том, что они совершили ошибку, изменив присяге царю Василию Шуйскому в пользу якобы спасшегося царя Дмитрия. Но было поздно, словам царицы-инокини Марфы о том, что в гробе царевича оказалось «цело» то «ожерелейцо, что яз положила, низано жемчюгом», уже не верили. Поэтому втуне осталась и пламенная речь, написанная от ее имени: «И ныне яз слышу, по греху крестьянскому, многую злую смуту, по замыслу врагов наших литовских людей; а говорите деи, что тот вор был прямой царевич, сын мой, а ныне бутто жив. И вы как так шатаете — ся? Чему верите врагом нашим, литовским людем, или изменником нашим, лихим людем, которые желают о крестьянской крови, и своих злопагубных для корыстей? Как вас не уверят многочудесные мощи сына моего царевича Дмитрея Ивановича, и царские грамоты, и приказ, и наше, богомол ицы царские и вашей, всех православных крестьян, к вам грамоты и моленья». В Москве ошибочно думали, что достигнут успеха, продолжая обвинять во всем «литовских людей», однако эта карта уже была отыграна в майских событиях в Москве. В стране происходили изменения, за которыми не успели уследить ни царь Василий Шуйский, ни его советники. Началось движение, в которое люди вовлекались по собственному почину, а не по влиянию извне. Составители царских грамот думали, что достаточно будет объявить прощение всем, кто пришлет челобитчиков о своих винах, и можно ждать поголовного «обращенья» раскаявшихся. В грамоте царицы-инокини Марфы в Елец тоже содержалось упоминание такого обещания царя Василия Ивановича: «А мне то подлинно ведомо, что великий государь… вас пощадит, вины ваши покроет своим царским милосердьем, мне он то свое царское милостивое слово к вам молвил» [210] . Однако на тех, кто уже взял в руки оружие и повернул его против царских бояр, агитация не действовала.
210
СГГиД. Т. 2. С. 316–318.
Избежать разгоравшейся гражданской войны царю Василию Шуйскому не удалось. Он вынужден был отправить свои полки с воеводами прямо туда, где возникали основные очаги неповиновения. Повторялись события из эпохи похода царевича Дмитрия на Москву. Путивль снова стал его столицей, только на этот раз от имени Дмитрия в ней правил князь Григорий Шаховской. Кроме того, у Дмитрия появился «родственник» — царевич Петр Федорович — «вор Петрушка» (мнимый сын царя Федора Ивановича), заменивший восставшим на время своего царя. Опять все сошлось под Кромами, куда с войском были отправлены «на Северу» воеводы Большого полка князь Юрий Никитич Трубецкой, передового полка князь Борис Михайлович Лыков и сторожевого полка князь Григорий Петрович Ромодановский. Им надо было не повторить прежней ошибки и удержать дорогу на Орел — Тулу — Серпухов.
Попытались отвоевать Елец, куда направили большую рать с классическим распределением на пять полков. Во главе Большого полка был поставлен боярин князь Иван Михайлович Воротынский. Он только что успешно выполнил миссию с переносом мощей царевича Дмитрия из Углича, и его возможный успех под Ельцом давал бы ему основание занять место в самом ближнем окружении царя Василия Ивановича. Воеводой передового полка был назначен «в сход» окольничий Михаил Борисович Шеин, но тот, как мы помним, вынужден был все бросить и ретироваться из Ливен. В Елец были направлены также воеводы Григорий Федорович Нагой, князь Василий Карданукович Черкасский и князь Михаил Федорович Кашин. Все лето царские воеводы безуспешно осаждали Кромы и Елец, лишь жарче раздувая пожар междоусобной розни, о чем написал автор «Бельского летописца»: «И под Кромами и под Ельцом были с воры с ызменники многие бои, и кровь ту многая межуусобная пролилась от воровского заводу» [211] . Впрочем, у царя Василия Шуйского еще оставались основания надеяться на лучший исход: благоприятные вести о победах над царскими изменниками приходили от сеунщиков из Ельца, куда для поощрения войска был послан «з золотыми» князь Борис Андреевич Хилков [212] .
211
Белокуров С. А.Разрядные записи за Смутное время… С. 8–9; Бельский летописец. С. 244.
212
Белокуров С. А.Разрядные записи за Смутное время… С. 156.