Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж

– Мальчики? – задумчиво почесав затылок, покупатель махнул рукой. – Да, пожалуй, нет, в следующий раз как-нибудь.

– В следующий так в следующий, – заулыбался татарин. – Только предупреждаю, будет дороже, такие уж настают времена. Ваш князь людьми торговать не велит, а наша ханша Айгиль ему в рот смотрит. Ох-ох-ох, еще немного, и пойдем по миру милостыню словом Пророка собирать!

Простившись с работорговцем, Коростынь и следующие за ним девушки в сопровождении вооруженных слуг прошагали по палубе приземистого купеческого судна и спустились в пришвартованную к его левому борту вместительную лодку с дощатыми нашивными бортами.

Связанных девушек, словно овец, швырнули на дно…

– Отваливаем!

По приказу Коростыня взялись за весла шестеро дюжих парней с заткнутыми за пояса ножами…

– К мысу гребите!

Уткнувшись носом в песчаный берег, лодка дернулась, замерла. Коростынь выбрался первым, за ним – часть парней, затем гребцы вытолкнули рабынь, босых, оборванных и грязных, опасливо жавшихся друг к дружке. Стенать невольницы не смели, тем более что-то там спрашивать иль промеж собой говорить – справедливо опасались плетей.

– За мной идите, – Коростынь обернулся к девам, прищурился. Одна – светленькая – приглянулась ему больше других…

Может, себе оставить? Да нет, нет. Попользовать, да – для дела. Иначе… иначе доложат хозяину… тут есть, кому доложить. Ла-адно, сладить дело – будут и деньги, и девки.

Обреченно понурив головы, невольницы потащились следом за углубившимся в лес старшим, за ними молча шли парни – с кинжалами, с ножами, у кого и саадак за плечом – с добрым луком да стрелами. Побежишь – живо на стрелу нарвешься.

Смешанный лес постепенно становился все гуще, угрюмей, темнее – под осинами, под кронами елей росли папоротники и можжевельник, кое-где виднелись следы диких зверей, где-то кричала кукушка, а по вершинам деревьев весело прыгали белки.

Вот впереди показался заросший колючими кустами овраг – урочище, а за ним деревья неожиданно расступались, открывая взору небольшую полянку с покосившейся изгородью и старой, с соломенной крышей, избой, сквозь волоковые оконца которой вился, медленно уходя в небо, сизый дымок.

Странно, но ведущая в избу дверь была заперта на засов, да еще – как видно, для верности – привалена большим мшистым валуном. Словно кого-то там, внутри, держали, чтоб не убежал.

Пока хмурые молодцы загоняли рабынь в приземистый, расположенный сразу за избою амбарец, Коростынь, подойдя к двери, стукнул:

– Эй, Митря, Кондей! Живы еще?

– Да покуда живы!

Донесшийся из избы, словно из ямы, глухой, с надрывом, голос прервался утробным кашлем и харканьем.

– Ничо, парни! – успокоительно промолвил старшой. – Мы за вас помолилися. Посейчас еды вам дадим, вина зелена… да дев красных – ужо порадуетесь!

В избе кашлянули:

– Да уж – с вином да девками и помирать веселей! Спасибо те, Коростынь, коли не обманываешь.

– Да что мне вас обманывать-то? Сами сейчас все и попробуете… вот-вот робяты еду сготовят и…

Махнув рукой, Коростынь помочился на угол дома и, запростав порты, подошел к амбару. Вошел, оглядев дев, хмыкнул, одну – светленькую, что приглянулась – схватив за руку, потащил с собой на гумно… Честно купленная рабыня – вот ведь тварь! – неожиданно принялась вырываться, даже попыталась расцарапать старшому щеки. Пришлось съездить ей по мордасам, от души съездить, так, что нос в кровь разбить. А уж потом…

Подхватив девчонку, старшой бросил ее на старую солому, одним рывком сорвал жалкую одежонку, удар под дых, и, спустив порты, принялся насиловать, рыча, словно дикий зверь. Невольница закрыла глаза и, казалось, уже не дышала…

– Померла, что ль, щучина? – подтянув порты, Коростынь отвесил деве звонкую оплеуху, несчастная дернулась, застонала. – Ага, жива… Одевайся да за мной иди живо. Хотя… можешь и не одеваться… к чему уж… Ну? Что застыла, тварь?! Еще восхотела пинка получить?!

Пинков невольница явно не хотела, живенько накинула рубище, даже по пути пыталась утереть на лице кровь, да только еще больше размазала. У избы старшого и его только что использованную рабыню уже дожидались: дюжие молодцы и две связанные по рукам бедолаги невольницы.

– Управятся они с тремя-то? – засомневался кто-то из парней.

Коростынь глумливо осклабился:

– С этими-то дохлятинами? Да враз! Парни они еще сильные, хоть куда… Эй, Кондей, Митря! Принимайте подарки!

Отвалив камень, парни отодвинули засов и, распахнув дверь, втолкнули в избу девчонок да забросили мешок с едой и плетеной баклагой.

Изнутри послышался визг и довольное харканье:

– Ишь ты, не обманул старшой!

По знаку Коростыня парни проворно закрыли дверь, привалили камень.

– Ну, пущай теперь тешатся.

– А девки-то через окна не выскочат? – засомневался длинный, с вислыми усами, парняга.

– Не выскочат, Опонасе, не выскочат. Сами-то гляньте – тут едва кошке пролезть… Ну – все, – старшой посмотрел на зависшее над мохнатыми елями солнце. – Уходим. Чай, и другие дела есть.

Сказав так, Коростынь оглянулся:

– Ты, Опонас тут посиди, неподалеку. В ночи ближе дверь отворишь – и уноси ноги. Девок не вздумай пробовать – про мор помни!

– Да что я, совсем уж дурной, что ли!

Простившись со своими сообщниками, Опонас тут же скушал изрядный кусок рыбного пирога, опростал полбаклаги квасу да завалился до ночи на гумне – спать. Проснулся вечерком, уже темно было, подобрался тихонько к избе, стоны девичьи да довольные вопли послушал, ухмыльнулся, камень тихонечко откатил, вытянул засовец… Да подался поскорее к реке! Смерть лютая, мор – он прилипчив, не дай бог, привяжется! А Коростынь умен, верно все просчитал – куда ослобоненные девки кинутся – к людям, в рядок – он тут рядом. В лесу-то рабыням не выжить. Да и так-то, правду сказать, не жилицы они… С мором мечеными кувыркались всяко – и в самих них теперь мор. А вскорости – и на рядке будет, и дальше, до самого Углича доберется, тако! А за то Коростынь деньжищи великие обещал… и ему обещал кто-то.

За такой-то куш можно и постараться, подушегубствовать… и за меньшее душегубствовали, прости господи, ага!

Ухмыляясь, Опонас спустился по круче к реке, вытащил спрятанный в камышах челнок, уселся, погреб, растворяясь во тьме теплой летней ночи.

Прав оказался Коростынь, все рассчитал верно. Ближе к утру обреченные на лютую смерть насильники утомились, повалились на лавки без сил, чем и не преминули воспользоваться несчастные юные рабыни. Выскочили из избы, чуть осмотрелись да побежали, куда глядели глаза. Проплутав в лесу досветла, девчонки все же вышли к реке, да, таясь, зашагали по берегу, покуда не увидали «сволочей»-бродников. С ними беглянки и покушали, похлебали ушицы – как таких красавиц не угостить? – да пошли себе дальше, к рядку.