Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж

Старик улыбнулся:

– Ясненько. А я так нигде, кроме родного города Любека, не был. Мельница у меня когда-то была, дом… да впал в долги, разорился – все пришлось продать, а супруга моя померла еще раньше. Теперь вот здесь, в госпитале, пригрели, спасибо братству Святого Духа… Вон она, галерейка, за липами – видите?

Кивнув, дьяк зашагал следом за дядюшкой Эйшей и по узенькой лестнице поднялся на тенистую галерею, с которой открывался весьма неплохой вид на паперть перед храмом Святого Якоба… и на фрахтовую контору, кстати, тоже.

– А это что за здание? – Федор указал пальцем прямо на контору. – Что-что вы говорите? А, фрахт… Это для меня интересно. Весьма, весьма-а. А кто там главный? Как-как? Якоб Штермеер? Нет, не слыхал… Очень удачлив в делах? Что вы говорите!.. Ах, тоже вдовец… жаль-жаль… однако судьба. И что, никаких привязанностей?

– Да как тебе сказать, Йоханнес…

Как и положено добрым приятелям, новые знакомцы уже перешли на ты: старому Флакку явно хотелось хоть с кем-то общаться, что-то рассказывать, показывать, говорить, говорить, говорить… А в лице герра Гульда он нашел себе весьма благодарного слушателя, уж что-что, а слушать Федор умел: не перебивая, глядя с доброй и понимающей улыбкой в глаза и время от времени вставляя вполне к месту утоняющие вопросы. Люди обожают, когда их вот так слушают! Искренне, с участием, вроде как принимая все их проблемы за свои.

– Так вот, насчет привязанностей того конторщика… Э, Йоханнес, я ведь тут частенько торчу, убираю – подметаю двор и вот эту галерею. Смотрю на людей – очень тут, смею сказать, удобно: так-то на улице не будешь на людей пялиться – могу и в лоб дать, и правильно, а здесь… здесь иное дело – не видно. А как интересно, господи! Иногда чего только ни увидишь! Так вот, о конторщике, о герре Штермеере… Ты ведь не зря про него расспрашиваешь, парень, видать, хочешь иметь кое-какие дела, на то ты и приказчик, да-а. А я тебе так скажу – есть, есть у конторщика Якоба одна зазноба!

– Да что ты?! – оживился Федор. – Зазноба?! И что она – молода, красива?

Дядюшка Эйша расхохотался:

– И молода, и обходительна… а по поводу красоты – личико приятное, но, на мой взгляд, тоща больно… хотя – кому какие нравятся. Правда – она из простолюдинок. Сирота, торгует укропом и всякой прочей зеленью, домишко у нее на окраине, у Гальштадских ворот. Маленький, неказистый, но еще крепкий, вполне можно жить да поживать. Сказать по правде, без господина Штермеера не было бы у нее никакого домика, даже и такого.

– Так это что – он ей купил?

– Помог, да…

Зазнобу герра Штермеера звали Агнесса, и домик был да, так себе, по фасаду размерами вряд ли больше полторы сажени, зато в два этажа и с покатой черепичной крышею. Маленький, зажатый с обеих сторон своими более рослыми и плечистыми собратьями, домишко зеленщицы, тем не менее, выглядел вполне опрятно, как и его хозяйка, на взгляд Федора – этакая краснощекая душечка с крепкими бедрами и налитой грудью, ничуть не тощая. Голубые, обрамленные густыми ресницами глазки блестели, из-под белого чепца игриво выбивались вьющиеся темно-каштановые пряди – ну, всем хороша фрау Агнесса… точнее говоря – фройляйн.

Старший дьяк любовался чужой зазнобою, неспешно потягивая пивко на террасе небольшой пивной, располагавшейся на углу, рядом, откуда прекрасно просматривалась небольшая площадь у самых ворот, с расставленными торговыми рядками – зеленщицу Агнессу «герр Гульду» охотно показал принесший пиво служка – разбитной малый с раскосыми хитрыми глазами и широким лицом. Показал, и даже языком прищелкнул да мечтательно молвил:

– Ах, Агнесса-вдова…

Значит, она вдова…

– А что, она второй-то раз замуж не вышла?

– Не вышла, – ухмыльнулся слуга. – Да кто возьмет вдову палача, да еще с двумя детьми?! Правда, похаживает к ней один… не без этого. Наставлять рога не советую – иные пробовали, вышло погано. Любовник-то у нашей Агнессы человек непростой…

– А говорили, как раз простой, – Федор удивленно приподнял левую бровь. – Простой конторщик.

– На простых конторщиков портовые парни не работают.

– Потовые парни?

– Знаете, из тех, кто всегда ходят с ножичками и, в случае чего, не боятся пускать их в ход. Короче, я вас предупредил, господин, – к этой даме не суньтесь!

Отблагодарив парня парой пфеннигов, почтеннейший нарвский негоциант герр Йоханнес Гульд покинул пивную и отправился к себе в покои, те самые, что еще до госпиталя снял в одной гостинице, здесь же, у Голштинских ворот. Слава Господу, брат каштелян из госпиталя Святого Духа, как о нем и говорили, оказался человеком на редкость честным – ни медяхи себе не присвоил, не взял… правда, от благодарности не отказался, и, верно, именно с этого не так уж мало имел. Как бы там ни было, а все деньги герра Гульда оказались в целости и сохранности – хоть в этом повезло… теперь бы вот так же повезло с зеленщицей, точнее сказать – с литовцем.

Кстати, о зеленщице знал и хозяин гостиницы, герр Штромм, сгорбленный меланхолик с потухшим взглядом и вечно унылым лицом. Из него, конечно, и слова было не вытянуть, однако кое-какие сведения дьяк все же раздобыл, правда, при этом больше говорил сам, сам же и отвечал, а господин Штромм лишь кивал, соглашаясь, или отрицательно мотал головой, словно старая лошадь, коей вместо овса задали вдруг соломы.

– Так у нее любовник, да?

Сдержанный кивок.

– И он ее содержит.

Снова кивок.

– И вы его прекрасно знаете?

Мотание.

– А фройляйн Агнесса торгует на рынке.

Кивок.

– Что же она лавку-то в доме не сделает? Денег нет?

– Деньги, думаю, есть, – к удивлению Федора, герр Штромм на этот раз разразился-таки словами, целой фразой, и не одной. – Просто она ищет каменщиков. Хороших, и чтоб много не брали.

Теперь настала очередь постояльца кивать:

– Ага, каменщиков! Понимаю. А…

– А старый ее дом, где они жили с прежним мужем, принадлежал не им, а городской коммуне. Вот после гибели мужа Агнессе и пришлось съехать. Жаль, жаль, добрый был палач, умелый, старательный.

Хозяин гостиницу непритворно вздохнул и, низко опустив голову, смежил веки, так, что герру Гульду составило немалых трудов разговорить его вновь. И все же разговорил! Нашел интересную для собеседника тему.

– Вы сказали – после гибели мужа. Так что же, палача-то убили, выходит?

– Выходит так. Девка одна, гулящая, из портовых шалав. Метнула нож из толпы прямо во время казни, – господин Штромм пожевал губами… ну, в точности, как лошадка сено. – Прям в сердце попала – умелая. Верно, отомстить хотела, с неделю до того наш славный палач ее добре кнутом попотчевал да заклеймил, как воровку. Вот прям на запястье клеймо поставил.