Ватсьяянана, или Юность автора Кама-сутры

– Ты уступаешь меня другой женщине! – догадался Ватсьяяна.

– Я знаю, что ты попадёшь в хорошие руки. Ведь это моя подруга Шриядеви. В прошлом году она вышла замуж и теперь знает о любви куда больше нас с тобой.

Ватсьяяна хотел возразить, что вовсе не нуждается в этой жертве, что любовь Чандрики есть бесценная отрада его жизни, но тут разговор их был прерван донёсшимся со стороны купальни шумом. Чандрика крепко сжала руку возлюбленного.

– Вот видишь, – сказала она, – всё оборачивается против нас. Теперь беги в свою комнату и притворись спящим. Но завтра с утра обязательно будь у храма Лакшми. Служанка Шриядеви разыщет тебя…

Совет оказался как нельзя уместным. Едва успел Ватсьяяна вернуться в свою комнату, как к нему под каким-то надуманным предлогом заглянул слуга старого Харидатты. Явись он немногим раньше, юноше было бы нелегко объяснить своё отсутствие.

Никто не знает, сколько слез успел пролить несчастный любовник до исхода ночи, и сколько новых вздохов родилось в его груди. Наступивший рассвет принёс ему некоторое успокоение. Ватсьяяна решил, что, избрав однажды своей наставницей Чандрику, он должен теперь во всём её слушаться. И раз она сочла целесообразным поручить его образование другому гуру, не след оспаривать её решение. Это соображение почти примирило юношу с неожиданным поворотом судьбы.

По завершении утренней сандхьи Ватсьяяна со своей неизменной чашей в руках отправился прямиком к храму Лакшми и стал прохаживаться вокруг него. Он дважды обошёл храмовую площадь, прежде чем заметил женщину, закутанную с ног до головы в длинную правару. Незнакомка поманила юношу пальцем, извлекла из корзины горшочек с варёным рисом, приправленным кислыми плодами тамаринда, и принялась наполнять его чашу.

– Брахмачарин имеет обыкновение спать по ночам? – неожиданно спросила она.

– Как и все остальные, если только они не состоят в корпорации ночных воров, – заметил Ватсьяяна.

– Я бы посоветовала брахмачарину изменить сегодня своим привычкам, – вкрадчиво сказала женщина. – Небольшая прогулка по городу определённо пойдёт ему на пользу.

– Возможно, я воспользуюсь твоим советом, почтенная, – отвечал Ватсьяяна. – Что дальше?

– За храмом всеблагого Махадевы растёт раскидистое дерево. Одна из его ветвей расположена таким образом, что с неё можно спрыгнуть на крышу соседнего дома, – заметила женщина. – Некоторые находят, что это очень удобно.

– Мне–то до этого, какое дело? – пожал плечами Ватсьяяна.

– Разве брахмачарин не знает? – усмехнулась незнакомка. – В доме, который так удобно построен прямо под самым деревом, живёт молодая и красивая женщина. К несчастью, бедняжка ещё и очень одинока. И право, три этих качества никогда не могут ужиться вместе.

– Как же так вышло, – спросил Ватсьяяна, – что женщина, обладающая столькими достоинствами, оказалась одинокой?

– Всему виной её муж, – пояснила собеседница. – Он, бесспорно, выдающийся человек, но из тысячи ремёсел, которым боги научили смертных, он избрал самое беспокойное – морскую торговлю. Что делать молодой и красивой женщине, муж которой более полугода проводит на чужбине? Некоторые скажут, что она может петь, играть на вине, разыгрывать с подругами спектакли, может учиться живописи или читать стихи, может, на худой конец, посвятить себя азартным играм или обучению своего попугая. И действительно, моя прекрасная госпожа занималась всем этим без перерыва три последних месяца. Но чем больше она пела, играла, рисовала, читала и возилась с попугаем, тем сильнее тяготилась своим одиночеством. Надеюсь, брахмачарин понимает её?

– Ещё бы, – согласился Ватсьяяна. – Трудно даже представить, каким образом она могла продержаться столько времени. По-моему, самый строгий судья должен признать, что твоя госпожа обладает сверхчеловеческим терпением.

– Воистину, брахмачарин мудр и читает в сердцах как в открытой книге, – подхватила служанка. – Ещё в прошлом месяце я стала подмечать неладное. Впрочем, бедняжка крепилась, как могла. Третьего дня она с утра немножко побренчала на вине, потом взялась рассматривать картинки в книге для изголовья. Думаю, брахмачарин согласится, что это грустное занятие для одинокой женщины?

– Хуже некуда! – подтвердил Ватсьяяна.

– От книг госпожа перешла к дощечке для рисования, потом взялась играть в кости, потом принялась твердить забавные фразы её любимому попке. Но поскольку попугай упрямился, и ни в какую не желал отвечать, она в сердцах захлопнула клетку и сказала: «Вирачика! Я хочу отведать вкус чужого мужчины». Конечно, найдутся ханжи, которые осудят бедняжку, но, клянусь именем Рати, блаженной супруги Камы, я не из их числа.

– И я так же! – заверил Ватсьяяна.

– Коли так, я думаю, мудрый брахмачарин согласится с суждением недалёкой старой женщины: чего остаётся ждать богу любви, если двое единодушны в своих мыслях?

Высказав это здравое заключение, Вирачика, положила последнюю горсть риса в чашу Ватсьяяны, подхватила корзинку и исчезла в уличной толпе.

Оставшаяся часть дня прошла в усиленных занятиях. Ночью, дождавшись, когда в доме смолкли все звуки, Ватсьяна привычным образом (то есть, через окно) выбрался наружу, перелез через ограду и отправился на свидание. Луна, находившаяся в ущербе, давала совсем немного света. Однако Ватсьяяна, успевший к этому времени хорошо изучить город, без труда нашёл дом за храмом Господа Шивы. Он быстро, как обезьяна вскарабкался на пожелтевший дуб, который в преддверии приближающегося лета готовился сбросить с себя листву, и спрыгнул с него на плоскую крышу дома.

Ни окрик сторожа, ни собачий лай не потревожили ночной тишины. Казалось, появление Ватсьяяны осталось никем не замеченным. На самом деле его уже ждали. Оглядевшись по сторонам, сын Самудрадатты заметил женскую фигуру, манившую его к себе. Вслед за ней он спустился в комнату на верхнем этаже дома, едва освещённую масляной плошкой.

– Моя госпожа ждёт тебя, брахмачарин, – шепнула служанка (это была Вирачика) и подтолкнула его к двери.

Шагнув внутрь, Ватсьяяна оказался в небольшой, роскошно обставленной комнате со сводчатым потолком. Полы здесь были устланы коврами, на стенах висело несколько картин, возле закрытого ставнями окна располагались хрустальные вазы, полные живых цветов, по углам свисали бронзовые светильники. Посредине комнаты возвышалось широкое, застланное ослепительно-белой простынёй и усыпанное живыми цветами ложе. К изголовью был придвинут резной столик красного дерева, заставленный пузырьками с духами, баночками с притираниями и коробочками с разнообразными туалетными принадлежностями, употребляемыми женщинами при любовных ласках. Однако если и было в этой комнате что-то воистину прекрасное, так это сама хозяйка, которая сидела возле зеркала и расчесывала гребнем свои длинные волосы. Из одежды она имела на себе только шёлковые разноцветные шаровары с широким поясом из перевитого золота. Ничем не прикрытая грудь её была умащена благоуханным сандаловым маслом и расписана хитроумным узором. Заметив вошедших, Шриядеви властным мановением руки отпустила служанку и только потом повернулась навстречу Ватсьяяне.

– Ну? – спросила она. – Я тебе нравлюсь?

– О, да, госпожа, – смущённо произнёс он и продекламировал пришедшие на ум строки:

«Красавица, как некое виденье,

Из мира небожителей сошла,

Вошла мне в сердце, и оно в смятенье, –

Его пронзила острая стрела

Любви всеобольщающего бога:

В груди для мук проложена дорога!»

Слова его пришлись по душе Шриядеви.

– Ты совсем не похож на провинциала, – милостиво произнесла она. – Но, умение читать стихи далеко не главное качество в любовнике. Следует проверить и другие твои достоинства.

Она велела Ватсьяяне снять с себя всю одежду, внимательно осмотрела его и осталась довольна увиденным.

– Ты обладаешь всеми признаками образцового возлюбленного, – объявила Шриядеви. – Хотя сразу видно, что до сих пор твоей наставницей оставалась неопытная девочка.

– Разве моя внешность так очевидно свидетельствует об этом? – удивился Ватсьяяна.

– Суди сам, – отвечала Шриядеви. – Шрамы, покрывающие солдата, говорят о его близком знакомстве с врагом. Царапины, оставленные на теле возлюбленного ногтями женщины, вкусившей с ним наслаждение, а так же следы её зубов – всё это знаки любовных битв столь же очевидные, как отметины от копий и стрел на членах воина.