Вавилон и Ассирия. Быт, религия, культура
Шрифт:
Рис. 74. Ассирийский стол
Рис. 75. Стул с сиденьем, плетенным из тростника
Те вавилоняне, которые могли себе это позволить, питались четыре раза в день: основательный завтрак, легкий обед, затем плотный ужин и легкая закуска вечером. Прием пищи начинался с того, что раб поливал водой над тазиком руки тех, кто собрался поесть. Вся семья затем рассаживалась вокруг стола, и глава семьи возносил молитву, взывая к определенным богам. Затем на стол ставили еду, которая в основном находилась в одном большом сосуде; из него каждый обычно брал себе еду сам пальцами, хотя нельзя сказать, что ножи, вилки и ложки были неизвестны в Древней Вавилонии. Еда состояла главным образом из растительных продуктов. Говядина, баранина и козлятина были обычными пунктами в меню богов и часто (в противовес
Мясо, рыба и птица были упомянуты первыми, но они, конечно, за исключением рациона богатых людей, были роскошью. В основном пища – а особенно пища бедняков – состояла из растительных продуктов. Главным источником углеводов был ячменный хлеб, который приготовляли, прилепляя куски пресного теста к внутренней поверхности большого горшка, который нагревали на огне примитивной печи. Способ, который в основе своей остался тем же самым, что и был когда-то в Вавилоне, до сих пор используется в Ираке; в результате получается плоский хлеб, очень вкусный в свежем виде, который выглядит скорее как хрустящий блин. Ячменную муку грубого помола также варили с водой, чтобы получилось нечто вроде каши. На основе таких ингредиентов, как мука, оливковое или кунжутное масло, финиковый сироп и свиной жир, делали различные пудинги и пироги. Финиковый сироп представлял собой выжатый финиковый сок, которому давали сгуститься до полутвердой консистенции. И сироп, и финики в других видах соответственно занимали место готового сахара в нашем рационе питания. Был известен пчелиный мед; медоносная пчела на самом деле была одомашнена в Месопотамии за несколько веков до времен Навуходоносора, но пчелиный мед играл не такую большую роль в экономике, как пчелиный воск. Среди фруктов и овощей, которые ели вавилоняне, можно назвать лук, чеснок, корнишоны, горох и бобы, латук, редис, гранаты, инжир, виноград и абрикосы.
Главным напитком было пиво, хотя и холодной водой не пренебрегали ни в коем случае. Существовало много различных видов пива в зависимости от способа приготовления и трав, использовавшихся в качестве приправ. Алкогольные напитки делали также и из фиников. Вино, приготовленное из винограда, было известно давно, но оно было дороже вина из фиников, так как лучшие его сорта нужно было ввозить из стран с более прохладным климатом. В одном письме, относящемся к этому периоду, содержится жалоба на то, что партию вина отправили на корабле, который обычно использовался для перевозки битума; вонь от битума, очевидно, дала вину неприятный привкус.
После еды едоки утирали рты столовыми салфетками, и рабы вновь поливали им руки водой. Если это был обед, то затем едоки расходились по спальням на послеобеденный отдых, который был очень необходим, так как в течение большей части года жара в Ираке просто невыносима в начале второй половины дня. Это было настолько общепринято, что одно из вавилонских слов для обозначения середины дня означало на самом деле «время, чтобы прилечь».
Геродот дает нам подробное описание одежды вавилонянина около века спустя после времен Навуходоносора, но мода, вероятно, изменилась, так как это описание не совсем подходит под то, что мы видим на памятниках, относящихся ко времени правления этого царя. Геродот пишет, что вавилонские мужчины пользовались духами, и, хотя для времени Навуходоносора ничто напрямую не подтверждает это, есть множество рецептов для изготовления духов, известных в Ассирии с довольно давних времен. Использование духов вавилонскими мужчинами, конечно, не подразумевает, что они были извращенцами. Вероятно, эта мода возникла из того, что, так как свиньи и собаки были единственными уборщиками мусора, воздух на улицах, вероятно, был несколько тяжел для изнеженных носов в сырую погоду.
Рис. 77. Ассирийские весы и гиря
Как же на самом деле проводил свой день средний вавилонянин? Многого мы, конечно, не знаем, но можно составить общую схему, в которой все отдельные факты являются подлинными. Давайте возьмем некоего Бел-ибни, который был, как мы можем предположить, искусным ювелиром. Бел-ибни и его жена просыпались до зари, целовали друг друга и своих детей, а затем шли принимать ванну, которая завершалась натиранием тела оливковым маслом и ароматическими веществами. Затем жена шла присматривать за тем, как рабы готовят завтрак, а тем временем Бел-ибни с сыновьями уходили на крышу, чтобы пасть ниц перед восходящим солнцем. После завтрака Бел-ибни шел в небольшой храм неподалеку, взяв с собой, как полагалось, ягненка, которого он купил накануне и который был на ночь привязан во дворе. Когда в тот день он вошел во двор храма, он увидел, что произошло нарушение общественного порядка: храмовые стражи только что арестовали человека за попытку приблизиться к определенной части храма, не выполнив соответствующего ритуала. Бел-ибни передал своего ягненка храмовому чиновнику, писец которого
быстро составил квитанцию на небольшой глиняной табличке и в то же самое время сделал пометку о принесенном ягненке в табличке гораздо больших размеров, предназначенной для ежегодных храмовых отчетов. Выполнив этот свой долг, Бел-ибни направился к огромному городу-храму Эсагиле, пройдя рядом с набережной, где он остановился на минутку, чтобы посмотреть на корабельную суету. К причалу, обслуживающему Эсагилу, подошел корабль из Персидского залива, с которого разгружали медные болванки; судно меньших размеров, которое пришло с грузом квасцов из Кархемиша, ожидало своей очереди, а еще одно стояло под погрузкой кунжута, предназначенного для храма одного из городов, расположенных по течению реки ниже Вавилона. Уйдя от реки, Бел-ибни направился в одну из контор, расположенных на огороженной территории Эсагилы, где соответствующие власти выдали ему некоторое количество золота, дав заказ изготовить кольца и браслеты для украшения новой статуи Мардука. Также ему дали гораздо меньшую сумму в виде полоски серебра, которая представляла собой плату-аванс за его работу. Теперь Бел-ибни отправился на базар ювелирных изделий и по дороге остановился в доме торговца, чтобы купить гур (около четырех бушелей) ячменя, за который он отрезал и взвесил кусочек от своей полоски серебра. Торговец отправил раба с зерном в дом Бел-ибни.Так как день Бел-ибни начался приблизительно в пять часов утра по нашему времяисчислению, то к этому моменту не было еще восьми. В своей мастерской на базаре ювелирных изделий Бел-ибни встретил своего старшего сына Кудду, который его поджидал возле угольной жаровни, использовавшейся для расплавки металла, которая уже была разогрета при помощи мехов. Бел-ибни и его сын прошептали короткую традиционную молитву, адресованную богу-покровителю ювелиров, а затем поместили золото в терракотовый тигель и стали постепенно перемещать его в самую горячую часть углей. Сын Бел-ибни приложился к трубке для подвода воздуха, как его учил отец, и вскоре уголь вокруг тигля раскалился добела. Тем временем Бел-ибни достал из терракотовой коробки, в которой он хранил свой инвентарь, нужные формы, поместил их в чашу с песком и поставил все это нагреваться, чтобы от расплавленного металла не треснули формы. Наконец золото в тигле расплавилось, и Бел-ибни взял щипцы, вытащил тигель и аккуратно разлил его расплавленное содержимое в формы. Золоту было дано время затвердеть и остыть, и затем украшения были извлечены из формочек. При помощи пилочек, чеканов, пробойников и легких молоточков, золотой и серебряной проволоки, припоя и жара, по мере необходимости нагнетаемого при помощи воздуходувной трубки, Бел-ибни с сыном превратили простые отливки в прекрасные образцы вавилонской чеканки, граверной и филигранной работы.
Они работали, лишь изредка останавливаясь передохнуть, чтобы послушать глашатая, объявляющего о сбежавшем рабе, или стенания женщин, возвещавших о смерти в близлежащем жилище. Когда жара и высота солнца над горизонтом напомнили им, что полдень близок, Бел-ибни и Кудда сложили свои формочки в сундучок для инструментов, тщательно сгребли в кучку уголь в жаровне и притушили его, вероятно накрыв слоем глины, пока он не начал лишь тлеть, и оставался в таком виде до вечера. Вероятно, они всегда могли позаимствовать огонька у соседа, если бы их жаровня все же потухла, но если делать так слишком часто, то человек мог приобрести репутацию недальновидного и небережливого мастера.
Теперь Бел-ибни и Кудда могли вернуться домой, взяв с собой для надежности законченные украшения и остатки золота, за которые им придется отчитаться перед храмовыми властями. По дороге домой они прошли мимо храма, во дворе которого сидела группа их соседей и слушала подробности судебного иска, предъявленного одним человеком другому человеку по поводу собственности на земельный участок между их домами. Старик, который помнил отцов этих людей, как раз давал показания о сделках, касающихся этого клочка земли и совершившихся в предыдущем поколении. В углу двора сидел человек и ныл от боли, в то время как его друг обмывал маслом большой красный рубец на его лбу: обнаружилось, что этот человек подделал глиняную табличку, в которой говорилось о сделке на собственность, и в качестве наказания эту табличку нагрели на жаровне и поставили ею ему клеймо на лбу.
Придя домой, Бел-ибни и Кудда нашли супругу Бел-ибни в большом волнении. У новой рабыни, которую Бел-ибни купил только две недели назад, случился этим утром эпилептический припадок. Это было досадно, так как Бел-ибни думал, что она окажется хорошей наложницей для Кудды, которому исполнилось четырнадцать лет и который как раз начал интересоваться такими вещами. Но с этим не было связано никаких финансовых потерь, так как при покупке рабыни была дана трехмесячная гарантия на случай подобных симптомов, и Бел-ибни нужно было только вернуть ее и получить назад свои деньги.
Теперь Бел-ибни, его жена, Кудда, младший сын и дочь сели за стол в главной гостиной, чтобы пообедать, как уже было описано. После этого Бел-ибни с женой ушли в свою спальню на послеобеденный отдых. Жара на улице в это время была уже невыносимой, но за массивными стенами комнат под толстой глиняной крышей и благодаря небольшим вентиляционным отверстиям температура оставалась вполне приемлемой. Уставшие от утренней работы и жары, Бел-ибни и его жена вскоре заснули. Проснулись они освеженными и занялись любовью, – это было не только удовольствием, но и непреложным долгом. Жена Бел-ибни была на пятом месяце беременности, и все знамения утверждали, что сейчас было чрезвычайно благоприятное время для такого занятия.
Затем Бел-ибни еще раз искупался и вместе с Куддой снова вернулся на свое рабочее место на базаре ювелирных изделий. В сумерках они пришли домой, чтобы основательно поужинать. В тот вечер в местном храме проходил небольшой праздник, и после ужина все члены семьи надели свою лучшую одежду, причесались с особым тщанием и отправились в храм, чтобы присоединиться к празднику. Ничто не говорит за то, что в это время жене Бел-ибни нужно было носить на людях покрывало, хотя в более древние периоды вавилонской и ассирийской истории это было, несомненно, общепринято.