Вавилон. Пламя

Последним усилием она взорвала в его голове живой образ вспышкой экстаза, доводя желание до апогея.

– Проходите, проходите, – торопливо замахал рукой он. Выдохнув, Лилит отпустила его, оставшись наедине с мерзким послевкусием чужих мыслей и желаний. После чар ей всегда было трудно вернуться к себе и разграничить, что принадлежало ей, а что – другому человеку.

Она пошатнулась, и Дарири поддержала ее.

– Это че было? – спросил мальчик, шагая по помосту.

– Мед это был. Сладкий и вкусный. Твою мать, теперь и мне меду хочется…

– Вина попьешь, не развалишься, – съязвила Дарири. – Ты ж мед не перевариваешь.

– Теперь уже не знаю, – отмахнулась Лилит. – Я и в седле спокойно сидела раньше, а теперь коней видеть не могу.

– Что, боялся кто-то?

– До смерти просто. В панику впадал. Сильная эмоция, прям на поверхности была, я и ухватилась сдуру… Теперь вот расплачиваюсь, – Лилит ступила на палубу.

– Это потому что недоучка. Нормальные ментальщики годами учатся контролю, чтобы себя и чаруемого разграничивать грамотно. А ты с места в карьер, как обычно…

– Ой, не души! – устало поморщилась Лилит. – Пошли уже в каюты. Пока в море не выйдем, качка будет жуткая.

В двухместной каюте лежали вещи Лилит. В Синепалк она вошла на этом же корабле, который теперь держал обратный маршрут.

– А на второй кровати кто?

– Ты. Я всю каюту выкупила. Еще с приюта не терплю с кем-то спальню делить, – Лилит присела на кровать и устало провела руками по лицу. – А ты на гамаках, малец. Извиняй, места тут сам видишь.

– Да нормально… Посижу ток с вами, можно? Чет мне… – он не закончил фразу, не найдя нужного слова.

– Не по себе? Ну, посиди. Расскажи, что ли, как тебя нелегкая занесла на виселицу.

Он задрал рукав, показав свежее клеймо.

– Отцеубийца. Ну-ну. Правда или ложь?

– Правда, – кивнул мальчик.

– Заслужил хоть?

– Почем мне знать. Бог ему судья.

– Какой мудрый малец, – усмехнулась Лилит. – Ну и как ты попался?

– Да тупо как-то… Прилавок обносить пошел, и хвост не скинул. Сам виноват.

Лилит протянула ему один из кульков.

– В казематах кормят помоями. Поешь по-человечески.

Она сняла легкие монашеские туфли и улеглась на койку, закинув руки за голову.

– Дарь, откупоривай.

– Сама откупоривай. Я вино тысячу лет в руках не держала, – Дарири передала ей бутылку, все еще дуясь.

– Чего с мордой? Летней вишни объелась? – Лилит присела, поджав под себя ногу и взяла в зубы выступающую пробку дутой бутылки.

– Черешни, – Дарири подвязала буйные кудри рыжих волос в пучок.

Лилит выдернула пробку с характерным звуком и понюхала вино.

– Оно, – сказала она с удивлением. – До последнего думала, что паленка.

– Зачем взяла тогда?

Лилит пожала плечами и отхлебнула из горла, чуть причмокивая.

– Потому что паленое сульянское оранжевое лучше, чем оригинальное северное. Любое. Зачем вообще пытаются, не понимаю. В нашем-то климате.

– Денег хотят, – Дарири скрестила ноги, держа спину ровной. – Стихийщиков нанимают, чтоб состав почвы меняли. Бардак!

Окри переводил взгляд с Лилит на Дарири, жуя медовый пирог.

– Вы обе колдуньи чтоль?

– Мать твоя колдунья! – рассердилась Дарири. – А мы чародеи.

Лилит расхохоталась.

– Злая тетя, тебя нижегородский назвал неправильно! Ой, мама…

Дарири чуть смутилась.

– Два правила, малец: не называй чародеев колдунами, магами, ворожеями, ведьмами, ведунами и так далее по списку. Второе правило: не зли стихийщиков. Они темпераментные и злопамятные все, как один.

Дарири покашляла возмущенно.

– Чего? Скажи еще, что не так, – Лилит протянула ей бутылку с вином. Дарири недоверчиво понюхала.

– Не так! – сказала она упрямо. – Это стереотип. Мы с Идри сколько из тебя твое крестьянское невежество выбивали?

– Мое крестьянское невежество, – передразнила ее Лилит, переводя глаза на мальчика и закатывая их. – Аристократы!

Мальчик хихикнул с набитым ртом. Дарири махнула на нее рукой.

– Детский сад. Ты на койке-то уместишься на этой?

– Умещусь, только колени будут болеть потом. Я как-то раз на лодке ходила, там вообще выла волком. Спать можно было только калачиком. Везла девку мелкую, так она разлеглась на дне и кайфовала, пока я свои ходули пыталась хоть куда-нибудь пристроить. Несправедливость страшная! – пожаловалась она.

– А куда ты девку везла? – заинтересовался мальчик.

– Туда же, куда тебя. В Аньянг.

Мальчик поперхнулся.

– Мы на юг идем?!

– А куда ж еще. Не в Оренхай же.

– Епте, – только и выговорил он. – Они ж на всеобщем не бе не ме! Как я там буду-то?

– Не душись, малец. Я когда туда приехала тоже ни слова не знала. Жестами объяснялась сначала, потом слова начала подхватывать. Когда все говорят кругом, быстро учишься.

– А сколько тебе было?

– Девятнадцать, что ли? Дарь, сколько мне было?

– Девятнадцать, – кивнула Дарири.

– Ага, – Лилит отпила вино.

– А чего уехала?

– Надо было очень. Не твоего ума дело, малой. Пирог дай сюда, вон половину съел уже. С голодухи живот разболится.

– А расскажи про Аньянг, Лилит. Нам обоим полезно будет, – Дарири отщипнула себе кусочек пирога и чуть расслабила плечи, приняв более удобную для долгого сидения позу.

– Ну, пейзажи вы сами увидите, я недостаточно красноречива, чтобы описать местные красоты. Могу про этикет рассказать, пригодится. При первом знакомстве принято кланяться в пояс, не склоняя головы, с прямой спиной. Если человек уже знакомый, можно поклониться одной головой. Медленно и почтительно. Аньянгцы терпеть не могут торопливых. Что еще… Садиться в гостях только по приглашению, и только на пол. У них там традиционно все столы напольные, стульев вообще не водится. В городах разве что, где приезжих много. По-хорошему к старшим нельзя обращаться первому, но это правило себя почти изжило. Вот только прям если в гостях у высокородного, или очень уважаемого человека, можно об этом вспомнить. В повседневности необязательно. Запоминайте, как здороваться: один говорит headoji, это значит “рассвет”. Второй отвечает illemol, это значит “закат”, – Лилит кивнула им. – Попрактикуйтесь.

Степенно кивнув и задержав голову внизу, Дарири с достоинством посмотрела на Окри и вымолвила:

– Headoji.

Тот замешкался и с сильным акцентом ответил:

– Иллемоль.

– Кивнуть забыл!

– А, точно.

Он неловко кивнул болванчиком, и Лилит улыбнулась.

– Ничего, придет. Дальше. Когда знакомитесь и называете свое имя, потом добавляете yoengwan. Это… – она зашевелила пальцами в воздухе, подбирая нужное выражение. – Что-то вроде “это честь для меня”. Как бы “честь вас узнать”, но это грубо. Чего косишься, я тебе переводчик чтоль?