Вавилон

— Слышишь, Сибар-Син?

Ападана оглашалась переливами арф и пением.

— Слышишь? — снова спросила она, судорожно сжимая его руку,

— Слышу, — кивнул он, — это хор иерусалимских юношей славит гимнами наших богов. Валтасар верит, что это навлечет гнев богов на потомков Авраама и Соломона, он верит, что так ему удастся изгнать Ягве из Вавилонии. А как ты думаешь, Телкиза, удастся это ему? Да и существует ли в природе этот самый Ягве? По моему разумению, боги охраняют только сильных, что им до такого униженного племени, как эти пленные иудеи?

— Оставим богов в покое, Сибар-Син. Я знаю только, что Валтасар считает Ягве своим заклятым врагом. Ты же слышал, как он сказал, будто и мое лоно обратил Ягве в пустыню и пепел. Не случись этого, он нарек бы меня царицей Вавилонии. Он гнусен, о, как он пресмыкается перед Эсагилой! Я просто с ума схожу — меня терзает жажда мести.

Гулкое эхо песни прокатилось под сводами галереи.

— От подобной музыки слабеет воля и рушатся замыслы, — заметил обольстительный вельможа, — но мы всегда были непреклонны.

— Право, Сибар-Син, что нам музыка… это для богов, а не для людей. — Она грустно вздохнула. — Я хотела тебе сказать…

Телкиза остановилась и умолкла.

— Мысли разбегаются… Вот сейчас внутренний голос шепнул мне: к чему помышлять о мести, не лучше ли снова невинной, простодушной девочкой играть в царской аллее разноцветными камушками?..

— Ты плачешь, Телкиза?

— О! — она опустила ресницы и смахнула ими слезы.

— Тебе надо быть сильной. Крепись, ведь ты — княгиня, а слабость пристала только рабам. Ты сказала, что жаждешь мести. Отомсти, и тебе станет легче. А детские годы не возвратить. Люди обязаны идти; идти и доиграть свою роль до конца.

— Идти и доиграть свою роль до конца…. — повторила Телкиза. — Что ж, пусть так…

Она выдернула из висевшего на стене венка два нардовых стебля, размяла их в пальцах, пустила пушинки по воздуху, наблюдая их полет. Когда былинки опустились на примятые лепестки роз, женщина растоптала их ногой.

— Все суета сует… — молвила она печально и сокрушенно.

Телкиза провела рукою по холодному лбу.

— Теперь я жажду одного — смерти. Я хотела бы умирать долго-долго.

— Вино помутило твой разум, Телкиза. Только рабы мечтают о смерти.

— Я вернусь на женскую половину, — проговорила она чуть слышно и поспешила в другое крыло дворца, оставив Сибар-Сина одного.

Телкиза вернулась к пировавшим женщинам, заставив себя обворожительно улыбаться. Роскошная, ослепительная, она села за один стол со своими завистниками и восторженными почитательницами.

Телкиза заметила, что царица воспользовалась ее отсутствием и вместе со своей прислужницей понесла пророку Даниилу еду и питье с праздничного стола… Телкизу это нисколько не удивило. Привязанность царицы к иудейскому мудрецу всегда оставляла ее равнодушной. Тем менее занимало ее это в данную минуту.

Вдыхая аромат смол и цветов, Телкиза задумчиво смотрела перед собой. Душой она оставалась в ападане. Набусардар не выходил у нее из головы.

Когда утих рокот струн и замерли последние звуки песен, воины Исма-Эля доложили Набусардару, что на подступах к городу все спокойно и Вавилону не угрожает никакая опасность, предчувствие которой бесконечно томило военачальника, — он и пил меньше, и был сдержан в веселье — беспокойство не покидало его.

Лишь один раз, захваченный пением иерусалимских юношей, засмотревшись на прозрачную каплю вина, он увидел в ней погруженный во тьму борсиппский дворец. С нежностью подумал он о Нанаи, спящей под охраной стражников, вспомнил Теку, скульптора, жреца Улу. Его переполняла благодарность к той, которая носит под сердцем его первенца.

Набусардар растер пальцем каплю чудесной влаги, а голос Валтасара спугнул его сказочное видение…

— Довольны ли вы, мои боги? Кто из живущих мог бы воздать вам большие почести? — спесиво кричал царь.

Он высокомерно оглядывал сотрапезников. Когда взгляд его остановился на одном из советников, иудее, отрекшемся от своего племени и за большую сумму получившем службу у Набонида, тот решительно поднялся и сказал:

— Не дай себя обмануть, о могущественнейший из могущественных! Эти отроки поносили тебя и твоих богов, песней и музыкой несравненной возвеличивая своего Ягве.

Кровь бросилась в лицо Валтасару. Вскочив с кресла, он взревел:

— Кто тебя подкупил? И как посмел ты перед жрецами и вельможами Вавилона унизить царя царей и глумиться над всемогущими богами? Перед всем народом и гостями ты позоришь своего повелителя и оскверняешь создателя своего Мардука! Смерть тебе!

— Смерть заслуживают не я, а они, — советник указал на певцов. — Дозволь слуге твоему доказать свою правоту.

Губы Валтасара побелели.

— Именем Мардука заклинаю тебя! — настаивал советник.

Неожиданно из толпы иудейских певцов вышел юноша и сказал вельможе:

— Чего ради ты сперва предал свое племя и боги своего, а теперь выдаешь тех, кто не отрекся от Ягве и останется верен ему до самой смерти?

— Вы обманываете царя, властелина своего! — набросился на него советник. — Да, они обманули тебя, царь. Праведный гнев сотрясет тебя, если я переложу тебе с их языка на твой язык слова псалмов.

И он без промедления пересказал первую песню:

— «Будь благословенно имя Ягве отныне и присно и во веки веков. От восхода солнца до заката славься имя Ягве».

— Он правду говорит? — вскричал Валтасар, и глаза его гневно сверкнули.

— Правду, — подтвердил иерусалимский юноша, спокойно взглянув на царя глубокими, словно бездонными очами.

— Так будьте вы прокляты и да постигнет вас справедливая кара! — воскликнул царь. — Двадцати из вас гореть в печи огненной, чтобы вы почувствовали, сколь лучезарен ваш бог!

Едва он умолк, как советник при всеобщем возбуждении стал перелагать второй псалом:

— «О дщерь вавилонская, быть тебе поверженной, благословен тот, кто отметит тебе за содеянное нам зло».

— Я велел угостить их с царского стола, — захлебываясь, прохрипел Валтасар. — Отныне пеплом кормите двадцать других, покуда не испустят дух. Советник пересказал и третий псалом:

— «Все боги всех племен — не более как идолы. Ягве же сотворил небеса, укрепил твердь земную и всякого судит по справедливости своей. Он покарает тех, кто говорит камню: ты создал меня! Но явит он милость верным, вызволит их души из рук святотатцев, ибо всемогущ он».

— В яму их, в яму, к львам! — хрипел Валтасар. — Слушать больше не желаю! Двадцати другим выколоть глаза, остальным привязать на шею камень и бросить в Евфрат!