Вавилон

Напрасно израильтяне и мать с мольбою взывали к милосердию. Набусардар их даже не слушал. На их призывы спешила в сгущающихся сумерках ночи только избавительница — смерть.

Верховный военачальник халдейских войск торопливо вскочил в седло и приказал отряду собираться в путь, чтобы как можно скорее попасть в Вавилон, где они теперь всего нужнее. Он ждал только завершения казни.

Голос из толпы израильтян нарушил тягостное молчание:

— Гонец привез помилование. Разве слова вавилонского царя ничего не значат? Его поддержал другой:

— Пристало ли царю быть лжецом?

— Бесчестного сына произвел на свет царь Набонид! — крикнул третий.

Набусардар приказал разогнать всех бичами, чтобы они утихомирились и не задерживали его.

С мечами, копьями и плетьми солдаты обрушились на толпу.

К Набусардару подбежала Дебора, внучка казненного старца, и заговорила притворно сокрушенным тоном:

— Ни мой дед, ни я никогда не испытывали вражды к Халдейской державе. Мой дед занимался гончарным ремеслом, и мы были благодарны Вавилону, что он дает нам средства к существованию. Но теперь, когда ты, господин, приказал казнить моего деда, моего кормильца, я не знаю, что будет со мной.

— Чего же ты хочешь? — спросил Набусардар.

— Я прошу немногого, господин, — сказала она, — ты такой могущественный, ты все можешь.

Он вытащил из-за пояса и бросил к ее ногам две горсти золота.

— Купи себе овец и тем живи.

— Я прошу не золота, господин, а милости моим соплеменникам. Почему ты так жесток к ним?

— Потому, что вашим сердцам персы ближе, чем халдеи.

— Ты несправедлив к ним. — Она выдавила улыбку, тогда как в мозгу у ней черной тучей засела мысль о мщении.

Набусардар не обольщался насчет истинных чувств евреев к халдеям, и его не поколебала улыбка, мелькавшая на лице девушки, словно блики света.

Дебора не отступала. На его повторный вопрос, чего она хочет, она ответила, что боится будущего. У ней теперь никого не осталось, а одинокой девушке легко попасть в беду. Она чувствовала бы себя в безопасности, если бы ее взял под свою защиту такой могущественный человек, как он. Дебора умоляла взять его с собой в Вавилон и сделать ее своей прислужницей.

Глядя на него обманчиво преданными глазами, она с подкупающей искренностью уверяла его:

— Я буду служить тебе верой и правдой.

— Вы все коварны и двоедушны. Возьми золото и поди прочь, не то мой конь затопчет тебя.

— О господин, не гони меня, памятью безвинно погибшего деда заклинаю тебя. — Она припала к его ногам.

Набусардар не терпел женских слез и заверений в преданности, они пробуждали у него подозрения в коварстве. Он тронул коня шпорами.

— Меня зовут Дебора, господин, я буду служить тебе, как ни одна из женщин.

Она распахнула одежду и с притворным смущением обнажила грудь.

— Посмотри, господин, я красива.

Набусардар успел заметить только, как блеснуло ожерелье из пластинок желтой меди у нее на шее, и отвернулся.

Но у его телохранителя при взгляде на девушку загорелись глаза.

— Возьми ее с собой, Непобедимый. Когда мы раскинем ночью шатры, с ней будет веселее.

— Делай, что хочешь, — пробормотал Набусардар.

Солдаты оттеснили толпу к самому каналу. Многие евреи убежали в деревню, и Набусардар приказал собираться.

Отряд построился, и они тронулись в обратный путь во главе с Набусардаром, его телохранителем и четырьмя военачальниками.

Халдеи устремились за ними стадом саранчи. Лужайка, где евреи совершали молебствия, опустела.

Там остался только жертвенник, на котором лежал умирающий проповедник. Возле него в безысходном горе стояла на коленях мать. В ее объятьях он и умер.

Веревки пропитались кровью. Рубцы вздулись и стали толщиной с веревки, которыми он был обвязан. На груди пересекались сине-красные кровавые полосы. С разбитого лица в высокое небо глядели мертвые, мутные глаза. В уголках искаженного мукой рта показалась розовая пена, голова безжизненно свесилась с камня. Он не слышал уже, как дрожит земля под копытами удалявшихся коней. Не чувствовал и слабого веяния ветерка, прилетевшего издалека остудить воспаленное тело мученика.

С его последним вздохом солнце скрылось за горизонтом, и окрестности канала Хебар погрузились в темноту.

* * *

Отряд Набусардара остановился под открытым небом.

Стояла тихая, безветренная ночь. Где-то поблизости ворковали голуби.

Меднокудрую еврейку Дебору четыре военачальника зазвали в свой шатер. При свете луны и звезд они развлекались с ней и пили крепкие вина. Все четверо были приятно удивлены, что она охотно удовлетворяла все их желания, как покорнейшая из рабынь. Она все больше нравилась им, и они не могли досыта утолить свою страсть.

Однако утром никто не вышел из этого шатра на зов трубы. Когда же заглянули внутрь, то нашли всех четверых мертвыми. Дебора отравила их и покончила с собой. Она лежала между ними с кинжалом в груди.

Набусардар был потрясен вестью, он отказывался верить, внушая себе, что все это ему только снится. Он вошел в шатер и остолбенел при виде открывшейся картины. Среди раскиданных кубков, в лужах пролитого вина лежали трупы. У двоих лица были обезображены судорогами, третий упал лицом вниз, четвертый скорчился от боли.

На дорогом ковре, залитом кровью, лежала Дебора с кинжалом в сердце.

Набусардар встряхнул головой, все еще не веря в реальность случившегося.

Казалось, Дебора наблюдала за ним из-за полуоткрытых ресниц. Он не выдержал ее взгляда и велел закрыть ей лицо. Солдат оторвал лоскут от ее юбки и набросил на глаза и лоб. Нижняя часть лица осталась открытой. Набусардар не мог отвести взгляда от ее рта. Ему почудилось, будто губы Деборы шевельнулись и до него донесся ее шепот:

«Ты удивлен, господин, отчего же? Око за око, зуб за зуб».

Он продолжал смотреть на нее, и снова ему показалось, что на губах ее мелькнула ироническая улыбка.

«Так и доложи своему царю в Вавилоне!»

В ее голосе он почувствовал привкус горечи, как в голосе дочери Гамадана. И кудри ее снова напомнили ему темноватый оттенок медных волос Нанаи.

Его поразила обдуманная жестокость ее поступка. С трудом овладев собой, он сказал:

— Выройте для них могилы и воздайте им почести. А ее оставьте птицам.

Неверным шагом он вышел из шатра.