Вавилонские хроники

– Что, жаловался?

– Кто?

– Ну, Мурзик… Ныл, небось, что я его пороть водил?

– Пороть? Ты хочешь сказать, что водил его в экзекутарий?

Я кивнул.

– Первый раз слышу, – заявила матушка. – Нет, он на тебя не жаловался. Он бесконечно счастлив прислуживать потомку древнего, славного…

Я видел, что она не лжет. Я всегда вижу, когда матушка изволит говорить неправду.

– Нет, его искренне беспокоит твое здоровье.

– Понятное дело, – проворчал я. – Если я загнусь…

Матушка положила свою крашеную сандалом ладонь мне на губы.

– Не смей так говорить! Не гневи богов!

– Хорошо, – промычал я из-под ладони. Она убрала руку.

– Скажи, – приступила матушка, – неужто это правда, что в биополе у тебя прорехи?

– Да, – нехотя сказал я. – Светящиеся, она сказала. Или красные, не помню.

– Ты должен посетить Трехглазого Пахирту, – решительно заявила матушка.

– Это еще что? – спросил я. – Вообще-то я думал зайти к психотерапевту…

– К психотерапевту надо таскаться год, а то и два. И платить деньги за каждый визит. И то еще неизвестно, будет ли толк.

И крикнула:

– Эй, кваллу!

Она называла раба «кваллу», старинным словом, обозначающим «холопа». Матушка вообще любила ввернуть древнее словечко. Так она подчеркивала нашу принадлежность к одному из старейших вавилонских родов. Это производило впечатление. Я не понимал только, зачем ей «производить впечатление» на меня или на Мурзика. Я и сам принадлежу к этому роду, а что до Мурзика, то он без всяких «кваллу» ей под ноги стелется.

Мой раб тут же выскочил из-за двери. Подслушивал, конечно.

– Ты можешь находиться в комнате, – позволила матушка.

Я скрипнул зубами, но возражать не стал. Не хватало еще при Мурзике с родной матерью ругаться. Эдак он совсем всякое почтение ко мне потеряет.

– Подай мою сумку, – велела матушка моему рабу. – Вон ту, будь любезен.

Она покопалась в сумке, вывалила на колени связку ключей, скомканный носовой платок, измазанный помадой, треснувшее зеркальце и несколько колотых глиняных табличек. Наконец она извлекла мятую газетку. Развернула. Ткнула пальцем:

– На, прочитай.

И откинулась на диване, прикрыв глаза. Я, как дурак, принялся усердно читать вслух.

…Мне снова десять лет. Сижу я на низенькой скамеечке в атрии нашего престижного закрытого учебного заведения. Мне хочется писать. В атрии вкрадчиво журчит фонтанчик – провоцирует. Напротив меня, на мраморной скамье, восседает матушка – пришла навестить отпрыска. За моей спиной маячит жрец-преподаватель. Матушка-то не видит, а я прекрасно вижу, что он прячет за спиной розги. По просьбе матушки, я показываю, каких успехов добился за минувшую неделю. Я громко, прилежно читаю вслух «Песнь о встрече Гильгамеша и Энкиду»:

Вскричал он в изумлении: «Кто сей, что так рычит?

Кто в гневном ослеплении погибель нам сулит?!»

Матушка кивает с довольным видом. Жрец похлопывает в такт чеканному ритму «Песни» розгами по ладони…

…Проклятье! Я и без всякого психотерапевта знаю, что у меня сильно развита зависимость от матери. Еще бы ей не развиться, этой зависимости, если до двадцати пяти лет я жил на матушкины деньги.

Статья, которую я читал по просьбе матушки, была такова:

ВЗГЛЯНИ НА МИР ГЛАЗАМИ НАДЕЖДЫ

Признаться честно, поначалу я не верил, что Трехглазый Пахирту в состоянии мне помочь. Ситуация моя складывалась безнадежно. Я женат уже двадцать лет. И вот случилось несчастье – я полюбил другую женщину. Жена моя является владелицей всего нашего состояния. Если я разведусь с ней, то останусь нищим. Взять же вторую жену я не осмеливаюсь. Жена слишком деспотично относится к нашему браку. Она никогда не позволит мне взять вторую жену. Если я даже заикнусь об этом, то она немедленно подаст на развод и бросит меня без гроша.

В состоянии полного отчаяния я пришел к известному магу и целителю. Не стану говорить о том, что между нами происходило, – это сокровенно. Скажу только, что никогда не встречал человека, способного В ПОЛНОМ СМЫСЛЕ СЛОВА заглянуть в душу. Заглянуть – и увидеть все ее раны, увидеть почти плотским зрением. А затем – прикоснуться и исцелить.

Я вышел от Трехглазого Пахирту обновленным. Я стал другим человеком. Я успешно разрешил все свои проблемы. Теперь моя жизнь идет по новому, светлому пути.

И всякому, кому кажется, будто горькая судьбина загнала его в черный, безвыходный тупик, я скажу: «Не отчаивайся, брат! Иди на улицу Бунаниту, дом 31, инсула 6 на прием к доброму белому магу Трехглазому Пахирту, и он научит тебя смотреть на мир ГЛАЗАМИ НАДЕЖДЫ!»

Подписано было «наш корреспондент».

Глаза матушки сияли.

– Ну, как? – спросила она.

Я молча отдал ей газету. Я не знал, что сказать. Кроме всего прочего, жизнь вовсе не представлялась мне безнадежным тупиком. Мне просто было… неуютно, что ли.

Неожиданно Мурзик выпалил с жаром:

– Госпожа дело говорит, господин! Вам надо сходить к этому, к трехглазому!.. Он вам и гада придавит, и дырки все зашьет… какие лишние…

Матушка засмеялась.

– Послушай своего кваллу, сынок, если не хочешь родную мать послушать. Сходи, что тебе стоит? Увидишь…

– Матушка! – взмолился я. – У меня работы много…

Она потрепала меня по щеке.

– Сходи, – повторила она. – Много времени у тебя не займет. Не поможет – что ж… А вдруг поможет? Денег дать?

– Матушка! – закричал я. – Да есть у меня деньги, есть! Мы с Иськой знаете сколько зарабатываем!..

– Вот и хорошо, – ничуть не смутилась матушка. И полезла с дивана, едва не своротив столик.

Мурзик обул-одел ее, поцеловал ее руку и проводил до такси. В окно я видел, как он выплясывает вокруг нее, будто стремясь оберечь даже от городского воздуха. Матушка уселась в машину и отчалила. Мурзик поплелся домой.

Я не стал его бить. Я даже бранить его поленился. Да и что толку…

* * *

Естественно, я потащился к трехглазому. Мурзик напросился со мной. Я видел, что он очень возбужден, и спросил, в чем дело. Раб ответил просто:

– Если вы меня продадите, будет потом, что вспомнить…

– А тебе и вспомнить нечего? Как в шахте вас завалило, как мастера вы спалили живьем – это тебе не воспоминания, что ли?

Мурзик отмахнулся.

– Какие это воспоминания, господин… Так, сплошь страх ночной… Бывает, такое на ум лезет, сам дивуешься: до чего живучая сволочь человек, да только разве это жизнь… А вот госпожа Алкуина или этот трехглазый – вот это… – Он тихо вздохнул и вымолвил заветное: – Это власть!

От неожиданности я споткнулся и попал ногой в лужу.

– Ты, Мурзик, никак о мировом господстве грезишь?

– А?

– Что такое, по-твоему, власть?

– Ну… Это когда вы изволите меня по морде бить, а я духом это… воспаряю… невзирая…

Я только рукой махнул. Что с ним, с этим кваллу, разговаривать.

Добрый белый маг Трехглазый Пахирту обитал в престижном загородном квартале Кандигирра, на Пятом километре Урукского шоссе. Небольшие нарядные дома, выстроенные на месте сгоревших трущоб, тонули в зелени садов. Инсула мага помещалась на втором этаже шестиинсульного дома. На доме призывно белела табличка с изображением симпатичного белобородого дедушки в высоком звездном колпаке. Над дедушкой отечественной клинописью и мицраимскими иероглифами было начертано: