Вдали от солнца
Шрифт:
– С каких это пор заключённых принято называть постояльцами?
– задал вопрос Ладвиг.
– Или у вас здесь особенная тюрьма?
– Ты не умничай, - посоветовал ему заведовавший кувшином егерь, - как начальство решит, так и будете называться. Захочет назвать енотами, будете енотами. А пока что все вы тут считаетесь постояльцами.
– И не зря.
– добавил раздававший полотенца егерь.
– Житуха не хуже, чем в офицерском госпитале. Можешь мне поверить. Два длинных сезона я там службу нёс.
Вытирая ладони, сержант рылся в памяти, пытаясь понять, почему лицо второго егеря кажется
– Вы меня не узнаёте?
Пожилой служака окинул его взглядом, озадаченно нахмурился, затем пожал плечами:
– Всех вас не упомнишь. Когда прибыл? Один, или группой конвоировали?
– Короткий сезон тому назад, или около того, вы меня встречали на въезде в замок.
– Я на том посту через три дня на четвёртый дежурю.
– махнул рукой егерь.
– Один день на другой похож, как яйца из-под несушки, все беленькие и одинаковые на вид. Так сразу и не вспомнить, что было в прошлом коротком сезоне. Ежели не расскажешь, чего примечательного в тот день могло случиться, то и не вспомню.
– Меня в тот день ножом в спину пырнули. Неужто не припоминаете? Стоило зазеваться, как двое буйных тут же полезли в драку.
– Так бы сразу и сказал!
– обрадовался егерь.
– Такое не забывается! Тех буйных ребятишек не сразу угомонить удалось. Пришлось дополнительный наряд стражников вызвать. А нашим парням только дай повод кулаками помахать! Уделали супостатов, повязали, и в карцер на декаду упрятали.
– Как там мой конь, не знаете?
– дрогнувшим голосом спросил Ладвиг.
– Хотел бы я его проведать.
– Какой ещё конь?
– Гнедой жеребец по кличке Фитц. Вы сами сказали, что в конюшню замка его определите. Что грех, мол, такого коня на мясо пускать.
– Что-то ты путаешь, парень, - покачал головой егерь, - не было с тобой никакого жеребца.
– Не может быть! Я же на нём сюда и приехал!
– возмутился Ладвиг.
– Со мной двое сопровождающих было. Офицеры Тайной Стражи без знаков различия.
– Тебя к нам городская стража доставила.
– не обращая внимания на горячность собеседника, сказал егерь.
– Ты в тот день не в себе был. Меч какой-то особенный искал. Даже у меня про него спрашивал. Когда тебя ребятишки буйные порезали, я сразу за лекарем послал. Как только он в твои глаза заглянул, да на язык посмотрел, то присвистнул и говорит: "Лихорадка у сержанта. Несите в лазарет".
– Неприятная болезнь.
– вмешался другой егерь.
– По себе знаю. Жар по всему телу такой, что мозги в голове закипают. Совсем ничего не соображаешь. Вокруг тебя что-то происходит, но то ли во сне, то ли наяву - ничего не понять. Ты тот день, когда в лазарет попал, помнишь?
– Нет, - подумав, ответил Ладвиг.
– Плохо мне было. Очнулся где-то через декаду.
– Вот. Представляю, что ты там в бреду нёс. Сам, поди, и поверил в это.
– Так, наверное, и было...
– растерянно произнёс Ладвиг.
– Извините...
– Бывает.
– миролюбиво улыбнулся пожилой егерь.
– Поторопись с обедом. Скоро у другой смены наступит время приёма пищи.
Пройдя несколько шагов, сержант оглянулся:
– Не подскажете, где найти тех двоих... как вы их назвали? Буйных
ребятишек?– На том свете, парень. Через несколько дней после того, как их из карцера выпустили, оба умом тронулись вместе с ещё одним постояльцем. Затеяли они серьёзную потасовку с охраной периметра, а те шуток не понимают, вот и перебили всех троих.
Обеденный зал оказался светлым просторным помещением с высоким потолком, но без привычного вида окон, располагавшихся под самой крышей, из-за чего, проникавший внутрь солнечный свет рассеивался и на уровне человеческого роста глаза уже не слепил. Ладвиг успел привыкнуть к тёмной камере и слабоосвещённым коридорам, и в первый момент поразился, насколько светло в обеденном зале. Первым, что он увидел, были длинные столы, за которыми с двух сторон сидели люди.
– Чего встал?
– раздался недовольный голос с противоположного конца обеденного запомещения.
– Тащи сюда свою задницу!
– Первый раз человек пришёл. Не видно, что ли?
– гнусаво произнёс сидевший ближе всех к выходу мужчина и, взглянув на Ладвига, добавил: - Эй, новенький, здесь не ресторан, еду никто не принесёт!
Сержант кивнул и направился к некоему подобию барной стойки, где хозяйничал человек в белом поварском фартуке.
– Какая камера?
– спросил он тем же недовольным голосом.
– Тёмная и неуютная.
– ответил Ладвиг.
– Мне там не понравилось.
Обедавшие постояльцы дружно захохотали, а лоснившееся от пота лицо повара начало покрываться багровыми пятнами.
– Шутник, или придуриваешься?
– процедил он сквозь зубы.
– Отвечай, какой номер у камеры, в которую тебя поселили?
– Тридцать восемь, - не очень уверенно произнёс сержант, - кажется.
– А то ты не знаешь, Тунор, что с нашей половины, только тридцать восьмая до сегодняшнего дня и пустовала!
– послышалось со стороны выхода из обеденного зала.
– Корми новенького, а то время заканчивается!
– Заткнись, Роалд!
– брызгая слюной, взвизгнул повар.
– Как ты мне надоел! Обойдусь без твоих дурацких советов!
Тунор сердито посмотрел на Ладвига, с грохотом поставил на стойку глубокую миску и стал наполнять её наваристой мясной похлёбкой.
– Лопай, шутник. Хлеб вон там возьмёшь.
– Сколько кусков брать?
– спросил сержант, глядя на крупно нарезанные ломти.
– Я пока не знаком с местными правилами.
– Сколько в тебя поместится, столько и бери.
– повар выставил на стойку наполненную пивом кружку средних размеров.
– Сразу предупреждаю: больше одной кружки не положено. Понял? Чтоб не ходил и не клянчил. Всё равно не налью!
– Монастырское?
– поинтересовался Ладвиг, кивком указав на пиво.
– Да ты, действительно, шутник. Суп сначала отнеси.
– посоветовал Тунор, видя, что сержант увидел свободное место за одним из столов и уже собрался идти туда вместе с кружкой.
– Пиво без присмотра я тебе не советую оставлять.
"Знатная стряпня, - восхитился сержант, уплетая густую похлёбку, - теперь я начинаю верить, что это не тюрьма. Заключённых никто не стал бы так кормить".
Сидевший напротив Ладвига постоялец отставил в сторону пустую миску и сыто рыгнул.