Вдоль по памяти. Люди и звери моего детства. Бирюзовое небо детства. Шрамы на памяти

Левую часть изумрудного луга закрыли застройки. Только в самой нижней части долины одинокое небольшое стадо гусей. Некогда заниматься. На 800 жителей села три бара и множество подпольных самогонных точек. Девятилетку "оптимизировали" в начальную четырех-классную школу.

Зато как на дрожжах выросли два молильных дома разных сект. Перефразируя Высоцкого, сам собой напрашивается вопрос:

– Откуда деньги, Зин?

Патриархального уюта, царившего в селе в период моего детства и юности нет и в помине.

Сложилось так, что в Дондюшанах или, как тогда говорили, на станции я живу без перерыва на учебу около пятидесяти пяти лет. На месте старого базара раскинулся давно уже старый парк. Проходя, ловлю себя на том, что взгляд упирается в место, где стояла телега, с которой дед продавал арбузы. На месте маслосырзавода - частное двухэтажное здание с романтической вывеской "Олеся". Там бар, ресторан, сауна и номера.

Бывшая улица Сталина сейчас носит имя первого космонавта Ю. Гагарина. Как издевка, вместо отполированного временем булыжника по всей улице продольный овраг. Проехать на автомобиле, не задев днища, весьма проблематично. Гранитный полированный булыжник, покрывавший улицу, давным-давно куда-то вывезен.

Я живу по улице Чапаева. Вероятно, в угаре перенаименований забыли подобрать новое название. Есть еще улица Дзержинского. С единственным домом и единственным номером - 33. Местные острословы мрачно шутят. Говорят, что это на всякий случай.

В конце девяностых вместе с сыном Женей ездили в Сороки, к старому приятелю. Поехали в его гараж. Он оказался в глубине узкой извилистой улочки, по одной стороне которой протекал зловонный ручей. Когда выезжали обратно, по табличкам на домах я увидел, что это улица Гастелло. Номера домов сдвинулись. Дома, где жил на квартире Алеша и огородика террасой я не нашёл.

О Тырново, бывшем районном центре, я не писал. Весь одноэтажный, когда-то нарядный, торжественный районный центр превратился в захолустье. А во времена моего детства я ездил со всей школой на районные школьные спартакиады, фестивали детского художественного творчества.

Аэропорт, пекарня, в которой выпекали самый вкусный в районе хлеб, хлебоприемное предприятие, огромная нефтебаза, быткомбинат, выпускавший продукцию от мебели и заборной сетки до закаточных крышек и металлических ворот, вино-коньячный завод, межрайонная база сельхозтехники, плодоовощное предприятие, знаменитая мельница, на которую ездили молоть муку из нескольких районов.

Районная больница на сто пятьдесят коек. Старожилы до сих пор вспоминают талантливого хирурга Марка Овсеевича Граца. Безотказный, в одном исподнем, с накинутым поверх плащом, на босу ногу обувал резиновые сапоги и через огороды бежал по вязкой грязи в отделение, когда речь шла о минутах, так важных для спасения жизни безвестного крестьянина из забытого богом глухого села.

Чайная, где можно было по баснословно низкой цене пообедать, колбасный цех, профессиональное училище, выпускавшее специалистов по шести специальностям, свинофабрика на шесть тысяч голов.

Работала коллективная любительская радиостанция, команду которой возглавлял мой учитель радиотехники Всеволод Семенович Завацкий. Спортсмены-радиолюбители небольшого коллектива постоянно брали призы на республиканских и всесоюзных соревнованиях по радиоспорту. Это не полный перечень того, что кануло в лету. Кому все это мешало? Сейчас в селе необузданный разгул алкоголизма и наркомании.

В уютный, когда-то почти родной, Могилев-Подольский не езжу уже более двадцати лет. Не хочу. На пути к, до боли знакомым, нешироким улочкам, пологим Горбам, Карпивскому Яру, ко всему бывшему когда-то моим, старому патриархальному городу на берегу Днестра встал железобетонный заслон - таможня. Но ещё более непроницаемый барьер за эти годы вырос в моей душе.

В 1974 году в половине пятого утра я вылетел из Кишинева рейсом Кишинев - Жданов (Сейчас многострадальный, ждущий апокалипсиса Мариуполь). Летел с целью договориться о месте в специализированном детском санатории для Олега, который страдал бронхиальной астмой. Не буду описывать индустриальный и в то же время живописный город на берегу Азовского моря, так как был там в течение двух часов.

Вернувшись в аэропорт, через сорок минут я был в центре, постоянно накрытого смогом, Запорожья. В научной части медицинского института, где был объявлен конкурс в аспирантуру, мне без обиняков объяснили, что мое поступление нереально. Посоветовали попытать счастья в Минске.

Профессора Виктора Яковлевича Гапановича я знал по совместной работе, связанной с проблемами биоимплантологии под руководством профессора Н.Н. Кузнецова. После обеда я уже был в Минске. Позвонил. Виктор Яковлевич любезно принял меня дома. К моему сожалению, он только месяц назад прошел по конкурсу на должность заведующего отделом Минского института врачебно-трудовой экспертизы. Отпустив только после того, как я у него отобедал, Виктор Яковлевич вызвал такси.

Последним рейсом Минск - Киев в десять часов вечера я прилетел в Борисполь. Переночевал там же, в гостинице аэропорта. На следующий день, погуляв по Крещатику, побывав с экскурсией в Киево-Печерской лавре, поездом Москва-Кишинев я вернулся домой.

Я ездил и летал по моей стране. От Бреста до Владивостока. Всюду я чувствовал себя своим. Попробуй я сейчас за одни сутки четыре раза пересечь границы нескольких государств. Кому все это мешало?

Жизнь... Какое прекрасное предисловие к вечности!

Эпитафия

Реквием

С Подолья в Бессарабию в конце позапрошлого века переселился множественный клан Мищишиных. Переехав, расселились, образовав в составе других переселенцев, три родственных села: Елизаветовку, Каетановку (Первомайск) и Димитрешты (Новые Аснашаны) Дрокиевского района.

В Заречанке Мищишины в большинстве своем были расселены на крутом склоне, выходящем на левый берег речки Жванчик. Клан состоял из родственных семей, среди которых были родные, двоюродные, троюродные и более дальние родственные связи. Сказать, что клан был бедным, значит ничего не сказать.

Некоторые дома в этой части села до конца девятнадцатого века состояли из только одной построенной стены, являющейся фасадом. Остальная часть хаты была была врыта в крутой склон. Глубина врытой части зависела от количества комнат и численности семьи. По мере прибавления семейства часто дома расширялись за счет вновь отрытых новых комнат. Отрытая глина сбрасывалась вниз по крутому берегу речки.

В некоторых домах, больше напоминавших землянки, дымоходы выходили прямо на склон, выше самого жилища. Зимой, когда дул западный ветер, помещение заполнялось едким дымом. За зиму лица детей, умывавшихся, вероятно, от случая к случаю, казались черными. Сверкали белизной только зубы и белки глаз.