Вдоль по памяти. Шрамы на памяти. Люди и звери моего детства. Бирюзовое небо детства

Когда настоящая глава была закончена, я сразу же дал Жене, живущему ныне в Канаде, доступ для ее прочтения в интернете. Прочитав, как он сам сказал, три раза подряд, сын напомнил мне еще об одной любопытной особенности Аргона.

Начиная с двенадцати лет, Женя, увлекшись фотографией, запечатлел многих наших собак. Но фотографии Аргона у нас не осталось. Как только Женя наводил на него фотоаппарат, Аргон начинал рычать и стремительно убегал. Наиболее вероятным объяснением такой реакции Аргона на фотоаппарат, может быть возможное его знакомство с огнестрельным оружием.

В девяностых Олег привез из Одессы щенка московской сторожевой овчарки Баса. Это был необычайно привлекательный желто-пегий щенок. Его длинный шелковистый пух делал его похожим на большую живую игрушку. Взгляд его казался унылым, но это было только на первый взгляд. Постепенно сквозь поволоку обозначился хитрый, все видящий взгляд.

Все собаки приняли его радушно. Он категорически оказывался входить в какую-либо будку. С трудом взобравшись по ступенькам, улегся на крыльце, прижав собой входную дверь. По щенячьи зарычал на Аргона. Тот недоуменно посмотрел на маленького наглеца и покинул крыльцо, на котором восседал, как на троне, несколько лет.

Баська, так мы стали его называть, рос неловким увальнем. Любимым его делом было попрошайничество. Когда он видел что-либо съестное, садился и молча неотрывно смотрел владельцу пищи в глаза. Я еще не видел такого прямого взгляда собаки. Выдержать взгляд Баськи было трудно. Вскоре он получал просимое.

По воскресеньям он подходил к воротам и стоял, прося взглядом выпустить его на улицу. Выходил и я, чтобы прохожие не пугались его необычного для щенка вида. Баська усаживался в центре улицы и терпеливо ждал возвращающихся с рынка покупательниц. Большинство женщин с ходу определяли степень его "опасности". Останавливались, разговаривая с невиданным щенком, похожим на огромную пуховую игрушку. Баська поднимал лапу и помахивал ею. Так он требовал угощение.

Однажды я взял его с собой к знакомым, жившим на четвертом этаже. Мне хотелось продемонстрировать Баську, и я позвал его за собой. Поднявшись на второй этаж, Баська отказался подниматься выше. Пришлось его буквально втаскивать. Заходить в квартиру отказался. Разлегся отдыхать на лестничной клетке. Хозяева видели его выходящим из машины и спросили, куда он делся.

Я указал на лестничную площадку. Хозяйка выглянула и тут же принесла из кухни жареную котлету. Протянула ее Баське. Он осторожно взял ее с руки и мгновенно проглотил ее. За первой котлетой последовала вторая, после которой Баська снова встал в позу нищего. Я прекратил вымогательство.

Через несколько месяцев мы снова отправились в гости. Войдя подъезд, Баська вдруг стал резво подниматься по лестнице, оставив меня позади. На четвертом этаже он сел у нужной двери.

По воскресеньям я работал в поликлинике с бумагами, занимался корректурой и рецензиями на статьи. Баська степенно вышагивал рядом со мной по улице. На бесновавшихся за заборами дворняг он не обращал внимания. В поликлинике я входил в кабинет, а Баська ложился на пол в коридоре, привалившись к двери. Если надо было выйти, я с трудом толкал дверь. Выросший, Баська многокилограмовой тушей скользил юзом по полу впереди открываемой двери.

В девяносто шестом между Аргоном и Баськой, начались стычки. Пока быстро побеждал Аргон и Баська ему подчинялся. Но я понимал, что это пока.

В сентябре девяносто шестого мой родственник, работавший бригадиром в рыбхозе, попросил на сезон Аргона, как сторожевого пса. Рыбу воровали подло, хищнически. Ночью открывали шандоры (шлюзы) и из уловителей выпускали огромное количество воды с тоннами рыбы. Ниже по течению узкого канала заранее устанавливали сети в виде огромных мешков, в которых задерживалась рыба. К утру уровень воды в уловителях восстанавливался и только приглаженная быстрой водой трава по берегам канала говорила о ночном злодеянии.

Аргона мы отвозили с сыном Женей, первокурсником стоматологического факультета. Аргона привязали возле будки у шандоров. Уезжая по плотине, мы видели, мечущегося на цепи Аргона.

– Я его больше не увижу. - вдруг негромко сказал Женя.

По моей спине заползали мурашки. Я только что подумал о том же.

Дней десять Аргон исправно нес службу. Кормить подпускал к себе только Гену, приемного сына родственника. Одним утром на траве возле будки обнаружили мертвого Аргона. Рядом валялся недоеденный отравленный гусь. В уловителе вода была по колено. Под перекошенный шандор вода унесла всю рыбу.

Зимой девяносто первого я проходил усовершенствование в Харьковском институте усовершенствования врачей. Каждое воскресенье два-три часа я проводил на Баварском птичьем рынке, по несколько раз обходя многочисленные ряды с голубями и собаками. Отдыхал душой. Однажды в рядах продающих я увидел коллегу-одногрупника - харьковчанина. Из пазухи его куртки выглядывала премилая мордашка щенка русского охотничьего спаниеля. Договорились быстро. Сделка состоялась на бартерной, как тогда было модно говорить, основе.

В общежитие я возвращался трамваем. За пазухой куртки я чувствовал живое тепло моей Юты. Так я успел ее назвать. Юта зашевелилась, головка ее исчезла и я почувствовал, что она пробирается в левый рукав моей куртки. Достигнув манжеты, она развернулась и снова ее крохотная живописная мордочка показалась в расстегнутом проеме молнии. Оживление в трамвае прервало объявление остановки, где нам предстояло выйти.

В комнате я выпустил Юту на пол. Пройдя несколько шагов, она чуть присела на задние лапки и на полу появилась крохотная лужица. Я вышел в коридор в поисках тряпки. Комендантша, полная пожилая женщина, как раз закрывала замок на дверях склада. Выслушав мою просьбу, она пошла в мою комнату.

– Может и выгнать вместе с собакой. - подумал я.

Но мои опасения оказались напрасными. Увидев мое приобретение, комендантша засуетилась. Подарила старую подушку, которую потом можно выбросить. Дала несколько списанных рваных простыней. Сама уложила подушку на дне встроенного в стену шкафа. Подумав, принесла кусок толстого картона и превратила его в барьер. Принесла пластиковые подставки для цветочных горшков для еды и молока. Они оказались как нельзя кстати. Благодаря своей форме, они практически не опрокидывались.

– Свежее молоко в гастрономе за углом! - сказала она уходя.

Первая наша совместная ночь оказалась кошмаром. Накормив, положил ее на подушку и потушил свет. Покряхтывая, если только существо размером с небольшую крысу, способно кряхтеть, Юта преодолела картонный барьер. На середине комнаты снова присела. Потом подошла к кровати и начала скулить. Это было невыносимо. Меня подмывало взять ее к себе в кровать. Но я знал, что это только замкнет порочную цепь наших отношений. Казалось, она решила взять меня измором.