Вдова живого мужа

— Так это же и есть Черный Паша!

— Твой знакомый бандит?

— Офицер ОГПУ, проше пана!.. Шутки шутками, но я не верю в его бескорыстие. Чего это вдруг он к ней хорошо отнесся? Светлана вовсе не наивная дурочка — значит, притворялся он перед нею по-настоящему. Может, просто сдержал слово, которое мне дал — я ему пока нужен! Как бы этот волк не задумал какого-нибудь подвоха…

Николай между тем проворно накрыл стол: это получалось у него споро и красиво — иная женщина могла бы и позавидовать! Обычные кусочки сала были нарезаны так искусно, что просвечивали насквозь и создавали впечатление особого деликатеса. Обычная вареная картошка, но поданная в какой-то невиданной миске — впрочем, Ян знал секрет: её изготовили из бывшей надколотой супницы, острые края которой осторожно оббил и по собственному методу отшлифовал сам Николай — была украшена всего лишь перышками зеленого лука, но одним своим видом вызывала аппетит. Раскинувшийся на тарелке нарезанный соленый огурец с половинкой вареного яйца в центре напоминал диковинный цветок. Словом, в этом доме любили жизнь во всех её проявлениях и украшали всеми имеющимися в наличии средствами…

Ян впервые посмотрел на Крутько другими глазами и подумал, что совсем не знает мужа Светланы. Поддавшись с первой минуты знакомства неприятному чувству ревности и удивления — что могла найти Светка в этом самом обычном с виду мужчине? — он и не старался узнать его получше… Но каково же было удивление Яна, когда, пытаясь прекратить хлопоты Николая, он услышал в ответ:

— Не мешай мне, Янек, свою вину перед тобой заглаживать. Да-да, и не смотри на меня так! Чего уж скрывать: недолюбливал я тебя. И в твое бескорыстие по отношению к Светке я не очень верил, и в её восторженные рассказы о твоих небывалых способностях…

— Ты мне не верил?! — изумился Ян.

— Не обессудь, брат! — развел руками военврач. — Говорю то, что есть! Из песни, как говорится, слова не выбросишь. Да и почему я на слово должен был верить? Нет, такое нужно только видеть…

Они обернулись, услышав смех Федора.

— Видимо, суждено тебе, Янко, в непризнанных гениях ходить! Я, помнится, тоже готов был собственным глазам не верить. Хорошо, если в нашей стране дар этот не станет для тебя тяжким бременем.

Так они сидели. Переговаривались. Пили и закусывали. Бежали минуты, текли часы… И то ли оттого, что на их глазах произошло чудо исцеления и они оказались к нему приобщенными, то ли эта комнатка четы Крутько располагала к общению, то ли они просто устали от суеты и постоянных треволнений, но время шло, а им не хотелось расставаться.

Уснул на диване уставший за день Ванька — они лишь понизили голоса. Тщетно намекала на позднее время выскакивающая из окошечка часов суетливая кукушка… Спустил их с небес тесного мужского общения и единения певучий женский голос:

— Неужели нет за этим столом настоящего рыцаря, который нальет рюмочку бывшей арестантке?

Мужчины разом вскочили из-за стола.

— Сидите-сидите, — царственным жестом усадила их на место Светлана. — Я здесь, с краешку, возле любимого мужа присяду… Долго я спала?

— Четыре часа, — Ян скользнул взглядом по настенным часам.

— А кажется, сутки проспала, — она обвела мужчин смеющимися глазами, поочередно словно отражаясь в глазах у каждого. — И ещё у меня такое чувство, что я долго болела и проснулась выздоровевшей.

— Но ты действительно плохо себя чувствовала, — осторожно заметил её супруг.

— Я все помню, дорогой, — Светлана потерлась носом об его руку.

— Все? А я-то думал, ты обо всем забудешь, — Николай разочарованно посмотрел на Яна.

— Зачем же ей забывать?

— Как зачем? Чтобы забыть! Не знать! Не вспоминать!

— Интересно, — вмешалась в разговор сама пострадавшая, — ты представляешь себе мою память этакой классной доской? Случилось что-нибудь плохое, взял мокрую тряпку — то бишь позвал Яна — да и стер мелом написанное? Ни забот, ни хлопот? Не ожидала от тебя, Колечка!

Крутько растерялся.

— Налетела! Чисто курица на коршуна.

— Да пойми ты, — вмешался и Ян, — если она забудет, что было теперь, то в следующий раз все будет переживать заново, не имея никакой защиты в виде опыта…

— Какой такой следующий раз?! — возмутился Николай.

— В такое время никто не застрахован от повторения, — пожал плечами Ян.

— А тебе бы так хотелось завернуть меня в вату, положить в коробку и спрятать? — ехидно спросила Светлана.

— Да, хотелось бы! — крикнул тот. — Спрятать, запереть, закрыть собой!

Ян с Головиным переглянулись.

— Кажется, Федя, начинается семейный… вечер. Как говорит наш студент Знахарь: пора закивать пятками!

— Простите, мы больше не будем! — захныкала, кого-то копируя, Светлана.

— Пора, любезные хозяева, гостям и честь знать! — решительно поднялся из-за стола Федор. — Я хоть временно холостяк, на работу по утрам хожу, как все женатые.

— Да и мне в институт с утра пораньше… — начал говорить Ян, но резкий стук в дверь прервал его на середине фразы.

ГЛАВА 5

Главный маг восседал на золотом троне в небесно-синих одеждах, увенчанный тиарой [9] , сверкающей россыпью цветных алмазов. Края тиары были отлиты в виде солнечных лучей. На груди, вышитый золотыми нитями, тоже блестел и переливался солнечный диск.

9

Головной убор древних царей.

У всех посвященных в слуги Арала была подобная одежда, но в отличие от ступени, которой достиг главный маг, седьмой ступени Хемунах — возведение, разум, предусмотрительность, — одежда слуг низших ступеней не расшивалась золотом и драгоценными камнями. Посвященный первой ступени, каким был тот, что стоял сейчас перед главным магом, имел лишь вышитую обычными желтыми нитками эмблему солнца ниже левого плеча — как раз напротив сердца размером с медную монету.

Никто, кроме главного мага и его старшего помощника, слуги шестой ступени посвящения Саббала — бремя или терпение — не знал, что вышитый знак младшего не что иное как мишень, в которую в случае опасности должна была воткнуться тонкая игла с ядом, выпущенная из духовой трубки, висящей обычно на поясе Саббала. С виду трубка казалась обычным поясным украшением.

Негласно считалось, что слуги первой ступени посвящения, Изеда-ках праведность, — принимавшие благодать в день весеннего равноденствия, когда солнце расточает милости всем поровну, проходили попутно и проверку на крепость веры: ведь в этот день солнцепоклонники обязательно приносили жертву своему божеству. Жертва была не каким-то там тельцом или черным петухом — отдать жизнь Аралу должен был человек! Поначалу для этого ритуала отбирали самых крепких и молодых мужчин, но позже, когда все труднее становилось находить выносливых работников для разработки алмазов, в жертву стали приносить самых слабых и больных: не все ли равно, раз они уже отдали свою энергию на благо и во имя служения Аралу? Сам же обряд за столетия не претерпел сколь-нибудь значительных изменений. Жизнь у жертвы полагалось отнимать медленно. Чем медленнее удавалось делать это слугам, тем большее удовольствие должен был получать Бог…

Посвященный в слуги Арала окончательно порывал с прежней мирской жизнью, если таковая у него была. В слуги предпочитали брать детей, родившихся в Тереме: они не знали другой жизни и меньше таили в своих нравах подвоха, чем пришедшие извне… Участие в ежегодных жертвоприношениях делало слуг Арала изгоями и даже преступниками в глазах обычных законопослушных граждан. Впрочем, о других гражданах речи быть и не могло, потому что за двести лет жизни на сибирской земле — первые солнцепоклонники прибыли из Индии и до сих пор не прерывали связи с родиной — не было случая, чтобы слуга Арала мог оставить своих собратьев и поселиться среди простых смертных.