Вдова живого мужа

Если подозрение подтвердится, всемогущий дал себе слово так наказать ослушника, чтобы все содрогнулись. И никогда впредь чтобы никто не допустил подобного в страхе того, что за этим последует.

Сейчас маг ждал посланцев, чтобы вручить им ампулы с ядом — гневными слезами самого Бога Арала. Опущенные в них иглы в один момент становились смертоносными, и достаточно было лишь слегка коснуться ими тела человека, как его бессмертная душа отправится из тела к праотцам!

Тот, кого маг ждал, одевался в своей комнате неторопливо и основательно, в странную, по мнению Наташи, одежду: тонкое, обтягивающее тело шерстяное трико, мягкие черные сапоги и черный скрывающий лицо до самых глаз капюшон, который, впрочем, он тут же снял и сунул его за широкий кожаный пояс с многочисленными кармашками — в них Адонис сложил какие-то металлические звезды, тонкие ножи, приторочил кинжал в небольших ножнах…

— Ты в черном, а на улице, говорят, идет снег, — заметила Наташа.

Он не стал спрашивать, кто ей это сказал, а лишь улыбнулся её оговорке "на улице" и пояснил:

— Мы возьмем с собой белые маскировочные халаты, не беспокойся!

— Тебе не по себе? — спросила Наташа; они разговаривали как супруги, много лет прожившие вместе.

Адонис присел рядом с ней на кровать.

— Что-то случилось со мной, — признался он откровенно, — такое чувство, будто добровольно иду на заклание. Я всегда думал лишь о жизни, а сегодня заглянул в глаза смерти.

У неё не было слов утешения, потому что чувствовала Наташа то же самое: они больше никогда не увидятся.

— Это ожерелье, — сказал он, — ты оставь себе, оно тебе очень идет… И бойся мага: старик что-то задумал, раз отсылает меня.

— Я буду осторожна, — пообещала она и добавила: — Что бы ни случилось, если останусь жива, буду всегда тебя помнить.

— Значит, ты не сердишься? — взгляд его загорелся. — Милая моя, может, ещё не все потеряно? Раз ты даешь мне надежду… Я вернусь! Через неделю, в это же время, откроется проход, и мы сможем обнять друг друга!

Он, прощаясь, прильнул к её губам и стремительно вышел за дверь.

Проводив группу погони, всемогущий маг решил заняться выяснением причастности к побегу Алимгафара и пригласил его к себе… Собственно, для приглашения к магу посвященных никто из них не имел права интересоваться причиной, тем более посвященный первой ступени. Достаточно было приказать ему прийти, и он подчинялся беспрекословно.

Наученный самим магом скрывать от других свои чувства, Алимгафар внешне выглядел бесстрастно, внутри же его бушевал огонь. Начни всемогущий как и прежде, по-отечески, с любовью расспрашивать его — юноша выложил бы ему все. Но маг был ослеплен злостью на своего любимца — даже предполагаемое его предательство выводило всемогущего из себя, где уж тут выказывать внимание!

Алимгафар был потрясен: он так ошибся, считая, что Рада отнесется к случившемуся спокойно! Как она обзывала его! Сколько презрения и даже гадливости было в тоне девушки! А ведь он почти полюбил ее…

Второй удар нанес юноше Батя. Как ему только что сказали, он бежал из Аралхамада вместе с Аполлоном. Неужели старик просто использовал его, вызнавая путь в сокровищницу? Продал за золото? Глаза разгорелись? Убежал без него. Теперь у Алимгафара больше нет друзей. И сам он — гнусный предатель, подло обманувший своего учителя.

— Пойдешь со мной! — сказал ему Саттар-ака: он был непривычно суров и почему-то не встречался с юношей глазами — неужели он что-то подозревает?

— В сокровищницу пойдем, — приказал Алимгафару маг, — факел с собой бери!

Саттар-ака шел впереди, прямой и строгий — даже его спина упрекала любимца: "Как ты мог?"

Они медленно спустились вниз по каменным ступеням — путь был привычным, как вдруг, войдя в сокровищницу, всемогущий отступил назад с тихим возгласом:

— Великий Бог!

Теперь и Алимгафар мог увидеть то, что поразило всемогущего. На стене сокровищницы словно бабочка, наколотая на булавку, проткнутый огромным копьем, висел мертвый Батя. Всего одной, последней ловушки он не распознал. Всего три шага не дошел до своей мечты — сокровищ солнцепоклонников.

— Батя! — взрыднул Алимгафар, на мгновение став прежним, простодушным Алькой. — Ба-тя!

У него подогнулись ноги, точно он хотел стать перед мертвым на колени. Саттар-ака по-своему истолковал эту сцену: в его глазах Батя оказывался не беглецом, чей побег был организован его любимым учеником, а обыкновенным вором. Алимгафару не пришлось бы тайком пробираться в сокровищницу. Пожелай он, и любая драгоценность могла стать его собственностью. Но юноша не был алчным — уж такой порок не остался бы незамеченным для всемогущего!

Вдруг Алимгафар опустился перед магом на колени. "Неужели все же…", — мелькнуло в голове у всемогущего, но юноша заговорил о другом:

— Прости его, учитель, заклинаю тебя своей любовью и именем великого Арала, прости! Этот человек был невежественен и простодушен, свет истинной веры не озарял его путь! Он пробрался сюда, потому что всю жизнь мечтал стать богатым, и всегда богатство уплывало от него. Прости! Позволь похоронить по-человечески, чтоб не лежали здесь, на виду у всех, его несчастные кости! Разреши ему успокоиться в могиле, как и полагается христианину. Прости, и моя преданность тебе не будет иметь границ!

— Встань, сын мой! — сурово сказал всемогущий. — Я удивлен, что ты просишь за этого вора, хотя когда-то он и был твоим товарищем. Но разве не посягнул он на имущество самого Бога? Если я однажды отступлю от наших принципов, что скажут обо мне посвященные? Что всемогущий стал слаб духом? Стал стар и сентиментален? Забыл, что посвященным должно владеть лишь одно чувство — любовь к Богу Аралу?

Вообще же маг испытывал огромное облегчение, убедившись в невиновности ученика. Потайная комната, куда он вел Алимгафара, была создана специально для случаев, когда от посвященного нужно было узнать правду. Магу не хотелось видеть своего любимца корчившимся в кресле Истины.

Юноша расстроен и не пытается скрыть своего горя, но это пройдет! То, что он просил за преступника — лишь следствие горячности, присущей его возрасту. Мертвец останется здесь. Так было заведено ещё двести лет назад великим Валтасаром…

Итак, беглец всего один. Тем более посланцы управятся быстро, а значит, и Саттар-ака должен торопиться, пока опасная пленница осталась одна!

Всемогущий ошибся. Ошиблись и воины, отправленные в погоню, ошибся посвященный пятой ступени — Адонис: беглец и не думал бежать! Он был достаточно наслышан о воинах Арала. Они были натренированы как собаки и, раз взяв след, не теряли его никогда. Правильную пословицу услышал Аполлон однажды: "Лучшая защита — нападение!" Они хотят взять след напуганного, дрожащего от страха беглеца, а встретятся с воином!

С первого до последнего дня пребывания на каторге Аполлон не переставал тренировать свое тело, не обращая внимания на насмешки других рабов, которые каждую выдававшуюся свободную минуту использовали для отдыха. Кроме того, каторжников раздражало фанатичное стремление Аполлона к чистоте. Он умывался и пытался искупаться во всякое время, если тому представлялась возможность.

Вот и сейчас, отойдя с версту от своей каторги, он сошел с тропы в девственно чистый сугроб, разделся догола и с ног до головы обтер себя снегом. Глубоко подышал, выталкивая из себя подземную пыль, и лишь тогда оделся в ненавистное рабочее одеяние. Когда он крался мимо кухни, ему повезло: он схватил с гвоздя старый женский тулупчик, а из ведра с объедками выудил наполовину съеденный кусок бифштекса и несколько недоеденных кусочков хлеба. Теперь он угнездился в сугробе, выкопав себе небольшую берлогу, и стал ждать.