Вдвойне любимая

– Ярка!

Подруга подскочила ко мне с чашкой чая с лимоном – её любимого, подхватила под руку и потащила в кабинет. Как у неё хватило выдержки не трезвонить мне – не представляю. Без Веника точно не обошлось, наверняка парень изгалялся как мог, отвлекая её от попыток позвонить.

– Свет, ну дай хоть чаю налить! – взвыла я и выдернула руку.

– Я чайник к тебе утащила, пирог ягодный купила и даже кружку твою помыла… – зачастила подруга, толкая меня в спину.

Я закатила глаза – она решила устроиться с комфортом, рассчитывая на подробный рассказ, но мне нужно было сделать «утренние процедуры».

– …Рыбные корма расфасовала, температуру в аквариумах записала, договор аренды продлили – маме уже о повышении платы сообщила, показания счётчиков передала, открытые мешки взвесила и усушку записала. Кассу загрузила. Опять попугай сдох. Заклевали, что ли… В морозилке лежит. Не забудь отдать Герке.

– Ты сегодня не спала, да? – съехидничала я беззлобно.

Это ж надо было прийти на час раньше, если не больше, и сделать все мои ежедневные «завтраки».

– А ты? – расцвела лукавой улыбкой Света.

Все-таки она замечательная. Осталось принять две поставки и дождаться аквариумиста. И можно ехать спать. А спать хотелось. Я села в своё любимое кресло за рабочий стол, откинулась на обнимательную спинку и смотрела, как подруга высыпает пакетик «MacCoffee» в мою кружку и наливает кипяток. Позвенев ложкой как колокольчиком, подвинула мне ритуальный напиток и открыла пирог с малиной, черникой и смородиной. Наконец, села напротив, подперев кулачками щёки, тряхнула светло-русой головой, сверкнула голубыми, как карбункулы, глазами и выдохнула:

– Ну, рассказывай, – и уставилась на меня так преданно и не мигая, что я расхохоталась.

– Записывай, – бросила избитую фразу, ковырнув ложкой любимый пирог.

– В анналы памяти – даже не сомневайся, – убедила подруга. – Не тупи, Яра! Скоро «Хиллс» привезут и наполнители!

Я пожала плечами и поморщилась – после зверской страсти Сергея они болели. Когда он утром положил руки мне на плечи и немного сжал, я взвыла, он аж поднял руки в жесте «сдаюсь» и недовольно покачал головой, будто это я виновата. Потом, правда, целовал, прося прощения, но мне, если уж честно, понравилась его дикость, неожиданно сменившаяся на щемящую нежность: контрасты на грани крайности – моя тема.

Вздохнула, проглотила кусочек воздушного пропитанного соком ягод бисквита и начала с самого начала…

Савелий

– Вы воспринимаете дар, как проклятье, – сетовал Эрик Юханссон – лучший сенсорный терапевт в Европе.

– Но я читаю не только брата. Всех! Ещё года четыре назад так не было.

– Ваша гиперчувствительность развивается, герр Савелий, – развёл руки немолодой мужчина. – Изменение сенсорной системы человека – процесс эволюционный. Такие как вы – первые ласточки. Уже даже телепатами никого не удивишь. А вы просто уникальны…

– Мне сдаться на опыты? – угрюмо поинтересовался.

– Ну зачем же так сразу…

– А можно не сразу? – я усмехнулся.

– Ирония? – иностранцам трудно даются тонкости русских смыслов. – Я хочу сказать, что эмпатия уже не редкость и хорошо изучена, тысячи людей живут, осознавая свои возможности, и сотни тысяч – нет.

– А что я чувствую собак и воробьёв – это вписывается в эволюцию? – конечно не до такой степени – я утрировал, но какая-то дикая связь с животным миром меня угнетала – я просто не мог смотреть на страдающих животных, они какой-то частью моей эмпатии приравнивались к людям.

– Конечно! Вы только представьте будущее человечества: полное единение с природой, понимание страданий любого существа, насилие станет просто невозможным… – эскулап вдруг замолчал и вздохнул: – Вы могли бы стать величайшим писателем.

– Мне и продюсером хорошо…

Я совсем не разделял его яркого воодушевления и даже радости. С этой чёртовой чувствительностью мы с братом даже с разными девушками не можем быть – природа разделила наши тела, а сенсорику оставила одну на двоих, и это ещё усугублялось и без того тесной связью с близнецом. Разделить, что чувствую я и брат, просто невозможно. Мы с ним как сообщающиеся сосуды. Уже в детстве это приносило немало проблем: один ударился – болит у обоих, один боится – второй тоже, о болезнях вообще говорить трудно, а вспоминать, какой ад я испытал, когда Сергей попал в аварию…

Теперь стало ещё хуже: мы неизбежно испытываем одинаковые чувства к одной девушке. Единственное, характеры у нас всё же разные, но лишь потому, что в той аварии выжил только брат, и мне пришлось не сдохнуть самому, пока он лежал в коме, и стать старшим, хотя родился я вторым. Да это неважно. Эта катастрофа усугубила мою чувствительность ещё больше: как сказал Эрик Юханссон, брат стал для меня человеком-целью, я считывал его пассивно, и сделать с этим ничего нельзя. Мой дар – а для меня проклятье – сильнее, чем у Сергея, и он развивался дальше. Мне снились кошмары… и брат появлялся на пороге моей комнаты мокрый от липкого пота, молча садился рядом, и мы старались справиться вместе.

Но можно справиться со страхом, с болью – с чем угодно, но есть чувство, с которым справиться невозможно, оно не поддаётся логике, не контролируется сознанием – любовь. Именно из-за неё мы впервые обратились к сенсорному терапевту – это очень редкие специалисты, в России нет ни одного. Россия оказалась на редкость приземлённой в этом смысле страной, я бы даже сказал – отсталой. Всё, что выходит за рамки обычного, в ней не принято и доведено до абсурда битвами «экстрасенсов». Скажи кому-нибудь, что ты особенный – покрутят у виска и спросят, что пил или курил. Но ни в одной другой стране мира так к подобным утверждениям не относятся. «Людей отрывают от собственной природы, рвут связи с землёй, чтобы распродать. Не люди – тени», – говорил отец, когда мы с братом жаловались на насмешки не только сверстников, но и взрослых. Когда подросли, стали скрывать нашу особенность, чтобы не упекли в психиатричку. Но нам ещё по двадцать пять лет, вся жизнь впереди. Мы влюблялись… и получали неразрешимые проблемы: любил Сергей – я намертво привязывался к той же девушке. И наоборот.

Однажды целенаправленные поиски помогли нам встретить Лизу. Она тоже была эмпатом, но слабым. К тому же оказалась материально озабоченно шлюхой. Испытывали к ней сильные чувства, она стала для нас обоих человеком-целью – сенситив особенно ярко чувствует важного для него человека. Чего нам стоило гасить общее желание придушить её от ревности и ярости – не рассказать словами. А когда она наградила нас обоих болезнью богини Венеры, к счастью, излечимой, мы с братом и обратились к сенсорному специалисту в Швейцарии, купили здесь – в Кальвине – дом и выдирали Лизу из себя с ментальной кровью.

Мы с Сергеем – просто сточные канавы для эмоций окружающих людей. Пусть мы чувствуем других не так остро, но всё же чужие эмоции порой перехлёстывают наши собственные.

Яра – ещё одна наша попытка устроить личную жизнь. Но если Лиза была рада трахаться с нами двумя, то эта пепельная красавица – совершенно другая. Мы оба испытывали к ней симпатию: я более глубокую, а брат пока просто наслаждался и не верил, что эта попытка – уже даже не третья, было ещё две – на этот раз основательно подготовленная, завершится успехом. Мы не переживали, что будем ревновать – прошли этот этап и приняли как ещё одно неизбежное зло, мы переживали, что нас не полюбит Яра. Сергей хорохорился и ёрничал, но именно он оказался более уязвим, поэтому основная роль добиться взаимности от девушки легла на него. Но я, как «второе пришествие Сергея», должен быть любим ею не меньше. Иначе всё зря.