Вечер и утро

– Быть может, позже, – сказал Олдред. Негоже тратить монастырские деньги на пиво, если обстоятельства не вынуждают. Он повернулся к Этель: – Скажи, в чем секрет хорошего эля?

– Не она, – поправил Дренг. – Моя другая жена, Лив, варит эль. Сейчас она в пивоварне.

Церковь боролась с этим обычаем. У большинства мужчин, которые могли себе такое позволить, было несколько жен – или жена с наложницами, не считая рабынь. Увы, церковь была не властна освящать брак. Два человека приносили клятвы при свидетелях, после чего считались мужем и женой. Священник, если его просили, осенял их благословением, но это было не обязательно. Беднота не делала записей об имуществе, а вот богачи нередко составляли договор о совместном владении.

Этот обычай Олдреду претил не только потому, что шел вразрез с моралью. Когда умирал мужчина вроде Дренга, частенько возникали споры и ссоры по поводу наследства, ибо следовало установить, какие именно дети прижиты в законном браке. Нынешний обычай был чреват такими вот склоками, способными навсегда расколоть прежде крепкие семьи.

Словом, Дренг вовсе не был исключением, однако вызывало удивление, что подобных правил придерживаются в крохотной деревушке поблизости от монастыря.

– Думаю, местных священников обеспокоили бы порядки в твоем доме, – строго сказал Олдред.

Дренг расхохотался.

– Да неужто?

– Я в этом уверен.

– Что ж, ты ошибаешься. Они все знают. Настоятель Дегберт – мой брат.

– Это не должно иметь значения!

– Тебе виднее, конечно.

Олдред слишком разозлился для того, чтобы продолжать выяснение отношений. Этот Дренг поистине отвратителен! Желая успокоиться, монах вышел наружу и двинулся вдоль реки. В груди все кипело.

Там, где заканчивались возделанные земли, стоял крестьянский дом с сараем, оба ветхие на вид и нуждавшиеся в починке. Олдред разглядел людей возле дома – трое молодых парней и женщина постарше; видимо, семья, оставшаяся без отца. Ему хотелось подойти к ним, но он сдерживал себя из опасения, что все жители Дренгс-Ферри окажутся похожими на Дренга. Монах уже было развернулся и пошел обратно, когда один из парней приветливо помахал рукой.

Что ж, если тут все же принято здороваться с чужаками, возможно, местные жители не совсем пропащие.

Олдред поднялся по склону к дому. Очевидно, эти люди прозябали в нищете – во всяком случае, ужинали они прямо на земле, а не в доме. Трое парней не вышли ростом, но широкие плечи подсказывали, что это крепкие ребята. Их усталая мать смотрела твердо и сурово. Лица худые, как будто все четверо скверно питались. Рядом лежала белая в подпалинах псина, тоже тощая.

Женщина заговорила первой.

– Присядь с нами, путник, и дай отдых ногам, – сказала она. – Меня зовут Милдред. – Ее палец указал поочередно на каждого из парней, от старшего к младшему. – Мои сыновья, Эрман, Эдбальд и Эдгар. Еда у нас не то чтобы изысканная, но можем поделиться.

Она ничуть не преувеличивала – скорее преуменьшала. Ужинали они буханкой хлеба и варевом из лесных растений в большом горшке; Олдред разглядел листья салата, лук, петрушку и черемшу. Мяса ни следа. Неудивительно, что они такие худые. Олдред был голоден, но грешно принимать пищу от людей, вынужденных жить в отчаянной бедности. Он вежливо отказался.

– Пахнет вкусно, но я не голоден. К тому же монахам надлежит бороться с грехом чревоугодия. Однако я присяду, с вашего разрешения. Благодарю за приглашение. – Он сел на землю, подумав, что его братья редко так поступали, несмотря на все свои обеты. Есть бедность мнимая, сказал он себе, а есть настоящая.

Чтобы поддержать беседу, он заметил:

– Трава почти поспела для косьбы. Через несколько дней у вас будет хороший урожай.

– Честно говоря, – ответила Милдред, – я не ожидала, что нам повезет с сеном. Сам видишь, кругом сплошные болота. Но ударила жара, и земля подсохла. Надеюсь, так будет каждый год.

– Выходит, вы тут новенькие? – спросил Олдред.

– Верно, – ответила она. – Мы прибыли из Кума.

Нетрудно было догадаться, что погнало их в дорогу.

– Должно быть, вы пострадали от викингов, так? Я видел, что творится в Куме, высадился там накануне.

Подал голос Эдгар, младший из братьев. На вид ему было лет восемнадцать, на подбородке проступали бледные и мягкие волоски, слабое подобие мужской щетины.

– Мы потеряли все. Мой отец был корабелом, но его убили. Наш запас древесины сожгли вместе с домом, инструменты пришли в негодность. Пришлось начинать жизнь заново.

Олдред с любопытством оглядел молодого человека. Красивым его не назовешь, но в его облике определенно было нечто притягательное. Беседа с чужаком его нисколько не смущала, фразы он строил правильно и мыслил, судя по всему, ясно. Монах ощутил что-то вроде влечения. Возьми себя в руки, прикрикнул он мысленно. Плотских грехов лично ему было избегать куда труднее, нежели греха чревоугодия.

– Так чем же вы занимаетесь в новой жизни?

– Скосим и продадим траву, если в ближайшие несколько дней не случится дождя, и тогда у нас наконец-то появятся деньги. Вон там, на возвышенности, зреет овес. Еще мы обзавелись поросенком и ягненком. Попробуем пережить зиму.

Крестьяне повсюду жили в такой же безысходности: никогда нельзя было сказать заранее, хватит ли урожая текущего года, чтобы дотянуть до следующего. Пожалуй, семейству Милдред удалось обустроиться получше, чем многим другим.

– Я бы сказал, что вам повезло попасть в это место.

Милдред махнула рукой.

– Поживем – увидим.

– Как вышло, что вы очутились в Дренгс-Ферри? – уточнил Олдред.

– Нас отправил сюда епископ Ширингский.

– Уинстен? – Олдред, конечно, знал епископа и был о нем невысокого мнения.

– Наш землевладелец – Дегберт Лысый, настоятель монастыря и двоюродный брат епископа.

– Вот как? – Олдред осознал, что начинает понимать порядки Дренгс-Ферри. Дегберт и Дренг были братьями, Уинстен приходился обоим двоюродным братом. В итоге сложилась этакая зловещая троица братьев-разбойников. – А Уинстен сюда вообще заглядывает?

– Приезжал вскоре после мидсоммера.

– Через две недели после мидсоммера, – добавил Эдгар.

– Вручил по ягненку каждому хозяину, – продолжала Милдред. – Нам тоже досталось.

– Какой добрый епископ, – задумчиво проговорил Олдред.

Милдред сразу уловила недосказанность.

– Ты завидуешь? Или не веришь в его доброту?

– Просто я никогда не видел, чтобы он творил добро без скрытых побуждений. Так что – да, меня не причислить к поклонникам Уинстена.

– Убедительный довод. – Милдред усмехнулась.

Заговорил другой паренек, Эдбальд, средний сын вдовы Милдред, парень с веснушчатым лицом.

– Эдгар убил викинга, – сообщил он неожиданно низким голосом.