Вечер и утро

– Возможно, – отозвался граф. – Но лучше не торопиться со словами, чтобы не натворить дел. К чему обижать людей?

– Короче говоря, твой отец выслушает гостя и вежливо ему откажет.

– Отец, расскажи мне, что предлагают англы, – попросила Рагна. – Я хочу знать, даже если ты откажешь Уинстену.

Граф помедлил. Он никогда не любил ссориться с соседями.

– Конечно, милая.

Женевьева с отвращением фыркнула.

Рагна положилась на удачу.

– А лучше позволь мне присутствовать на вашей с Уинстеном встрече.

– Ты способна хранить молчание, что бы ни услышала?

– Да.

– Клянешься?

– Клянусь.

– Тогда позволяю.

– Иди спать, – распорядилась Женевьева. – Остальное обсудим утром.

Рагна ушла от родителей и легла на кровать в зале, свернувшись калачиком. Ее так и подмывало вскочить, чувства, переполнявшие грудь, требовали выхода. Уилвульф и вправду ее любит!

Когда потушили светильники и в зале стало темно, сердцебиение замедлилось, а тело Рагны расслабилось. При этом мыслить она стала яснее. Если Уилвульф ее любит, то почему сбежал без объяснения причин? Найдется ли у Уинстена оправдание поведению брата? Если епископ промолчит, она спросит у него напрямую.

Эта отрезвляющая мысль позволила Рагне наконец заснуть.

Проснулась она с первыми лучами солнца и сразу подумала об Уилвульфе. Что стояло за его сватовством? Обычно даме знатного рода предлагали достаточный доход, такое содержание, которого хватит на жизнь, если ее муж вдруг умрет и она останется вдовой. Детей, которым предстояло стать наследниками денег или титулов, обыкновенно воспитывали на родине отца, даже если тот умирал. Порой брак зависел от одобрения короля, а помолвка превращалась в сделку – противное слово! – как при заключении торгового соглашения.

Сильнее всего Рагну беспокоило то, что в предложении Уилвульфа окажутся какие-то условия, которые дадут ее родителям повод для отказа.

Одевшись, она пожалела, что не проспала дольше. Кухонные слуги и конюхи вставали рано каждый день, но все прочие, в том числе Уинстен, еще крепко спали. Рагна с трудом уняла желание подойти к епископу, схватить его за плечо, разбудить и подробно расспросить.

Она отправилась на кухню, выпила кружку сидра и съела кусок хлеба, смоченного в меде. Потом взяла половину спелого яблока, пошла на конюшню и угостила свою кобылку Астрид. Та с благодарностью схрумкала плод.

– Ты-то от любви не страдаешь, – пробормотала Рагна на ухо лошади. Впрочем, она лукавила, ибо знала, что в летнюю пору Астрид случалось высоко задирать хвост, и тогда следовало держать кобылку подальше от жеребцов.

Солома на полу конюшни была влажной и вонючей. Конюхи совсем обленились. Рагна велела немедленно принести свежую солому.

Замок потихоньку просыпался. Мужчины шли к колодцу выпить воды, женщины умывались. Слуги внесли в большую залу хлеб и сидр. Собаки клянчили объедки, кошки в засаде подстерегали мышей. Граф с графиней вышли из своих покоев и сели за стол. Начался завтрак.

Сразу после трапезы граф пригласил Уинстена в свои покои. Женевьева и Рагна последовали за мужчинами.

Все расселись и приготовились слушать епископа. Тот заговорил прямо:

– Будучи здесь шесть недель назад, элдормен Уилвульф влюбился в даму Рагну. По возвращении домой он понял, что без нее его жизнь будет пустой. Он просит у графа и графини согласия на брак с их дочерью.

– Что насчет ее благополучия? – спросил граф.

– В день свадьбы он отдаст ей во владение долину Оутен. Это плодородная долина с пятью крупными деревнями, где проживают около тысячи человек, каждый из которых будет платить подать – деньгами или едой. Также в долине находятся известняковые копи. С твоего разрешения, граф, я хотел бы уточнить, каково приданое дамы Рагны?

– Оно вполне сопоставимо – это крупная деревня Сен-Мартен и восемь малых деревень поблизости, людей там чуть более тысячи.

Уинстен коротко кивнул, и Рагне подумалось, что он бы не прочь разжиться большим.

– Доход от обоих владений остается за Рагной? – справился граф.

– Да, – ответил Уинстен.

– Она сохранит право собственности до кончины? И сможет завещать кому угодно?

– Да, – подтвердил Уинстен. – А что насчет денег в приданом?

– Разве деревни Сен-Мартен недостаточно?

– Я бы попросил двадцать фунтов серебром.

– Хорошо, подумаю. Одобрит ли этот брак король Англии Этельред?

Обыкновенно перед браком знатных людей старались заручиться королевским разрешением.

– Я заранее позаботился об этом. – Уинстен масляно улыбнулся Рагне. – Сказал королю, что красивая и хорошо воспитанная девушка окажет немалую честь моему брату, Ширингу и всей Англии. Король охотно согласился.

Подала голос молчавшая до сих пор Женевьева.

– Твой брат живет в таком же доме? – Она повела рукой, как бы охватывая каменный замок.

– Дама Женевьева, у нас в Англии нет подобных замков. Насколько мне известно, они наперечет даже в Нормандии и во франкских землях.

– Это правда, – гордо заявил Хьюберт. – В Нормандии с нашим сравнится разве что замок в Иври.

– А в Англии их вовсе нет.

– Вот почему вы, англичане, никак не можете защитить себя от викингов, – не удержалась от шпильки Женевьева.

– Не все так плохо, дама Женевьева. Ширинг обнесен стеной и надежно защищен от нападения.

– Но все-таки каменного замка или крепости в нем нет.

– Увы.

– Хочу еще кое о чем спросить.

– Конечно, спрашивай.

– Твоему брату ведь за тридцать?

– Сорок, мадам, он просто молодо выглядит.

– Почему он до сих пор не женился, в таком-то возрасте?

– Он был женат. Собственно, именно поэтому он не предлагал руку и сердце вашей дочери, сам будучи в Шербуре. К сожалению, его жена более не с нами.

– Понятно.

Вот в чем дело, сказала себе Рагна. Он не мог сделать предложение в июле, потому что был тогда женат.

Воображение услужливо принялось подбрасывать вопросы. Почему он изменил своей жене? Возможно, она болела и была при смерти? Наверное, ее состояние медленно ухудшалось, и она уже не могла выполнять женские обязанности… Это объясняло, почему Уилвульф так жаждал любви. Вообще вопросов было множество, но Рагна обещала отцу хранить молчание, так что пришлось крепко стиснуть зубы.

– Могу ли я рассчитывать на положительный ответ? – спросил Уинстен.

– Дай нам время, – отозвался граф Хьюберт. – Мы должны тщательно обдумать услышанное.