Вечер тортика и марионеток

— О, и я тоже. Я это гуглила. Боялась, что это может быть слишком непонятно. Вот. — Она протягивает руку к записке, и я отдаю ей ее, а потом она достает ручку из своей сумки и горбится над запиской, закрываясь от моего взгляда, когда пытается написать что-то еще. Потом она скатывает ее обратно в трубочку и торжественно протягивает мне.

И вот что там написано:

Carpe

puella

Сусанна. [23]

Я сглатываю, и это звучит так по-мультяшному.

23

Поймать девушку Сусанну.

— Именно на это значение я и надеялся, — с облегчением вздыхаю я. — Но, если бы puella означало бы, например, бутерброд или велосипед, наверное, вышло бы довольно неловко.

Сусанна в ответ погружается в долгое и тяжелое молчание, достаточно продолжительное, чтобы дать понять, насколько неверен был ответ на девичью просьбу — или, скорее приказ, поймать ее, а потом она спрашивает очень спокойным голосом:

— А слова «бутерброд» или «велосипед» вообще есть в латинском языке? То есть, я хочу сказать, у римлян были бутерброды и велосипеды?

— Бутерброды. Думаю, бутерброды всегда есть и будут. Пришельцы, заселившие Землю динозаврами, привезли с собой и бутерброды. — Боже, что я несу?! Наверное, прямо сейчас я должен был податься вперед и прикоснуться к ней?! — А вот про велосипеды ничего не знаю.

— Не думаю, что у них имелись велосипеды, — говорит Сусанна. — Только унициклы.

— Унициклы. — Мне хочется прикоснуться к ней, но кажется, что это будет выглядеть очень резко, я не знаю, как действует лунная логика в подобных вещах, в лунных притяжениях, да и время не совсем подходящее. — Не знал. А их тоги попадали между спицами?

— Постоянно. Это даже было запечатлено на мозаике в Помпеях.

— Такая неприятность случилась с моей сестрой, — говорю я. — Хотя и не на уницикле. Она ехала в Милане с каким-то парнем на мопеде, и ее юбку затянуло между спицами. А у нее была очень легкая цыганская юбка, и ту просто-напросто сорвало с нее, и сестра осталась в одном нижнем белье и поясе от юбки, вот в таком шикарном виде она и ждала на оживленной улице Милана, пока дюжина прохожих пыталась высвободить ее юбку из плена мопедного колеса.

— Как... унизительно.

— Она еще и от голубя пострадала. В тот же день.

— Голубь.... нагадил ей на голову?

— Нет. Нет, он врезался ей в голову. Вообще-то он сбил ее с ног, и у нее пошла кровь. Ей пришлось сделать уколы, из-за риска заражения какой-нибудь инфекцией.

— Похоже, Италия пыталась избавиться от нее.

— Ну, у нее получилось. Сестра уехала из страны на следующий же день и поклялась больше никогда туда не возвращаться.

Вот, мы уже и болтаем о римских унициклах, и бутербродах пришельцев, и итальянских злоключениях моей сестры, а между нами повис:

МОЙ ЭПИЧЕСКИЙ ПРОВАЛ С CARPE.

Да что со мной не так? Может, я слишком сильно глубоко запрятал в себе мужскую природу. Нет, дело не в этом. Здесь требуется не мужская природа. Сусанна заслуживает большего, нежели мужская природа.

— Можно одолжить твою ручку? — спрашиваю я ее.

Она протягивает мне ручку, и я склоняюсь над маленьким клочком бумаги и пишу: «Я очень хочу, как это говорится, carpe тебя. Я могу попробовать удивить тебя, если ты не против. И еще, я не чувствую ни рук, ни лица».

В связи с неспособностью чувствовать свои руки, написал я как попало. Я отдаю записку Сусанне, и когда она читает ее — смеется.

— Может, тогда пора идти.

Определенно, пора. Поэтому мы выбираемся из лодки, пререкаясь, кто понесет поднос с чаем. Я помогаю Сусанне первой подняться по лестнице, а следом иду сам, и вот, когда я останавливаюсь, чтобы забрать свой скрипичный футляр, я замечаю... нечто абсолютно сумасшедшее.

Весь этот вечер, начиная с Carpe diabolus, положил всю мою рациональность на лопатки, заставляя ее делать ленивого снежного ангела, в то время, как мое «я», преисполненное надежды, уселось у нее на груди, и я позволил себе играть в эту игру магии. Но, тем не менее, это все еще была игра. Ну, то есть, я имею в виду, что действительно-то я не верил в волшебство, наверное, а потом неожиданно... я уверовал в него. Нет больше никакого подозрительного недоверия. Теперь есть твердая убежденность, как в случае превращения воды в вино.

Передо мной, один за другим на гладком снежном покрытии, быстро убегая вдаль, стали появляться следы. Никакие мои поэтические цитирования, на самом деле не смогли бы описать, на что похожи павлиньи следы, но, скорее всего, они бы выглядели именно так: большие птичьи следы. Как иероглифы.

Как волшебство.

Я теряю дар речи. Я поворачиваюсь к Сусанне, но она ничего не замечает. Она смотрит в небо. Снег кружит вокруг нее, будто перышки, как в каком-нибудь фильме после боя подушками. Я оглядываюсь на причал, а следы уже исчезают под снегопадом (пряча видение, в которое никто никогда не поверит, возможно, даже я завтра буду сомневаться в том, что видел), а потом поворачиваюсь к Сусанне. Она смотрит на меня. Черные и блестящие, будто лаковые, глаза, волосы, подчиняющиеся капризам погоды и порывам ветра. Черное пальто, черные ботинки, руки засунуты в карманы. И эта прелестная кукольность, словно музейная, ее личика — все плавные линии настолько гармоничны, словно вышли из-под руки талантливого художника: эта припухлость смягчает ту строгость, этот уголок совершенствует изгиб, — в форме сердца, и широко расставленные глаза, и изящные темные брови с их необыкновенной подвижностью и гладкостью.

И губы.

Губы. Кто расскажет, как случаются такие вещи? Мне кажется, что луна отвечает не только за приливы и отливы. То ли я стал двигаться первым, то ли Сусанна — не знаю наверняка. Я только знаю, что неожиданно она оказалась гораздо ближе, и все, что бы там прежде ни мешало мне схватить ее, улетучилось. Пространство между нами исчезло и я перевожу взгляд с ее губ на ее глаза и обратно, и она делает то же самое. И в то мгновение, когда я склоняюсь к ней, когда мы оба одновременно переводим взгляд с губ на глаза и замираем… и он настолько далек от жара и трепета, этот зрительный контакт. Это похоже на ощущение потери гравитации и падение в пространстве — мгновенное ныряние, очертя голову, когда бесконечность пространства становится неоспоримой, и больше нет понятий верха и низа — только вечность, и ты осознаешь, что можешь падать всю жизнь, а звезды вокруг не исчезнут.

Ее лицо, мои руки. Лицо Сусанны в моих руках. Онемевшие кончики моих пальцев проводят по ее подбородку и уходят за линию роста волос на шее, достаточно далеко, чтобы обогнуть ее стройную шею и... слегка, нежно...

...ловлю ее.

И я целую ее.

...

...

...

И получается, нет лучшего способа разморозить лицо — чем согреть его другим лицом.

Она Глава 12 Как Шоколад

Два ночи, я пишу Кару: *зевая во весь рот* Длинный денек. Думаю, пойду спать прямо сейчас.

Спустя четыре секунды: ЭТО ДАЖЕ НЕ СМЕШНО

— Даже чуточку?

— А НУ , НЕМЕДЛЕННО РАССКАЖИ МНЕ ЧТО-НИБУДЬ ХОРОШЕЕ

— Дай-ка подумать. Что-нибудь хорошее. *прижимает к губам карандаш*. Ладушки: призрак павлина.

— ???

— Использовала дв е оставшиеся скаппы, чтобы колда нуть павлиньи следы на снегу.

— ...ну , конечно же. Г мм. Только идиот бы не догадался...