Вечерний круг. Час ночи
Шрифт:
– Здравствуй, Николай, - добродушно сказал Михаил Прокофьевич, подсаживаясь к столу, и расправил мизинцем усы, - Ну-с, как настроение?
Парень, разминаясь, прошёлся из угла в угол по комнате, покрутил руками, потом, нагнувшись, пристально посмотрел в окно и только после этого сказал:
– Тоска заела… Не могу больше.
– Ничего, ничего. Терпи. Скоро будет весело.
Парень с размаху опустился на стул по другую сторону стола и, подперев подбородок кулаками, исподлобья посмотрел на Михаила Прокофьевича:
– Ты ведь мне, дядя Миша, не веселье обещал. А я у тебя здесь, считай, неделю уже кукую. Сколько можно?
– Сколько надо, - ледяным
– Запомни это. Но в одном ты прав. Я тебе не веселье обещал. Я тебе прежде всего свободу обещал. Тебе где интереснее сидеть, здесь или там?
– Он кивнул на окно.
– Я ведь тебе показывал Уголовный кодекс. За то, что ты сотворил, полагается от трёх до пяти лет. Тебя это устраивает?
– Да не со зла же я! Нечаянно всё получилось!
– А вот это уже никого не касается, со зла или нет. Важен факт и результат. Факт налицо, и результат тоже. Больше суду ничего не требуется, учти. Я знаю, что говорю.
– Давить их в таком разе надо, судей этих.
– Давить ты «в таком разе» будешь вшей в бараке, - иронически поправил его Михаил Прокофьевич.
– И никак не меньше пяти лет. Если я тебя продам, как ты выражаешься. А я этого не сделаю лишь при одном условии.
– Это каком же, интересно?
– Если ты мне будешь нужен. Если будешь полезен. Иначе я и продавать тебя не стану, просто выгоню отсюда, только и всего. И через два дня ты уже в каталажке. Элементарно.
– Ладно, дядя Миша, - нахмурился парень.
– Этот вопрос, будем считать, ясен. Переходи ко второму. Что ты мне ещё обещал?
– А ещё обещал я тебе, Николай, деньги. Но их заработать надо.
– Мне теперь без них зарез, - вздохнул парень.
– Я чего хошь буду делать.
– Не в этом суть, точнее, не это главное. Главное тут в другом, - покачал головой Михаил Прокофьевич.
– Мне нужен верный человек, Николай. Преданный.
– Да вернее меня ты на всём свете не сыщешь!
– с горячностью воскликнул парень.
– Я, дядя Миша, добро знаешь как помню! А ты меня из такой беды выручаешь!
– Это ты сейчас так говоришь. А вот если тебе побольше денег предложат?
– Я верность деньгами не мерю, дядя Миша.
– Правильно. Для этого одних денег мало. Любви от тебя не дождёшься. Ты и мать-то родную не любишь.
– Ну-ну!..
– Не нукай! Знаю. Я с вами не первый год в одном доме живу. И знаю, что любить-то мать тебе, вообще говоря, не за что. Хорошие матери в детдом родных детей не сдают, чего уж там говорить. А твоя вон - пожалуйста. Ну да это я к слову. Значит, на любовь твою рассчитывать не приходится.
– Вы не девка.
– Это уж точно. Что же остаётся кроме денег? Остаётся, Николай, ещё страх. Обманешь - пойдёшь в тюрьму. Это тоже элементарно.
– Это для меня страшнее всего, дядя Миша. Да и для всякого, я думаю, а?
– Чего уж хуже, - слегка нахмурился Михаил Прокофьевич.
– Я вот в одном северном городе работал. Электриком. На автобазе.
– Это как же тебя туда занесло, на Север?
– Очень даже просто занесло. Не люблю на одном месте сидеть. Как в армии отслужил… Эх, хорошее время было! Считай, дядя Миша, самое лучшее в моей жизни. Дружное, весёлое, умное время. Да… Ну а как отслужил, то уж дома не задерживался. Вещей у меня всего полчемодана. Всё при мне. Ту-ту, мать честная! И непременно по железной дороге. Чтоб из окна всю землю видеть. И ведь никогда ничего одинакового не увидишь. Всё разное - и леса, и поля, и реки. И такая иной раз красотища за окном вдруг выглянет, аж плакать охота, ей-богу! Так бы и выскочил!
А один раз так и выскочил. Прямо на полустанке одном. Потеха! Мне тётка-проводница кричит: «Ты куда, ненормальный?! Тебе ещё полтыщи километров ехать!» А я с поезда айда, как заяц. И прямо в лес. На другой день через поле в посёлок пришёл. Полгода там электриком в совхозе трубил. Все леса вокруг обошёл, все озёра обплавал. Хорошо мне там было, вольно, красиво.– Что ж не остался?
– А хватит! Дальше потянуло. В другие места. На пустыню охота была поглядеть, на верблюда.
– И уехал?
– Ага! В Бухару. А оттуда в Навои. Вот чудо, дядя Миша: город в пустыне! Красивый, белый. Новый совсем. Стоит, как этот… Ну как это?.. Чего там в пустыне бывает?
– Мираж?
– Во-во! Мираж. Ну сказка! Встанешь и замрёшь. Вот так. Тоже пожил там немало. Месяца четыре.
– И опять в дорогу?
– Ага.
– И за всё время ты и стула себе не купил?
– А на кой он мне? В общежитие, что ли, со своим стулом переться?
– Так всё и пропивал, что зарабатывал?
– Зачем пропивать? То девкам на подарки, то кореши займут без отдачи. Ну там матери чего пошлёшь. Куда денешься?
– Ну-ну, и куда тебя дальше из пустыни понесло?
– А дальше вот как раз в тот город. На Север. Первый раз я там тундру увидел. Во, дядя Миша, красота где! Летом, конечно. Ну поглядишь - и душа поёт! Форменно петь начинаешь. Мне один так сказал: «Ежели жить вдруг не захочется, то на тундру в цвету посмотри».
– Парень вздохнул и, глядя в окно, глухо закончил: - Ладно, дядя Миша, говори, чего от меня требуется. Не обману я тебя.
– Чего требуется?
– переспросил Михаил Прокофьевич и мизинцем аккуратно расправил усики, трубочкой вытянув при этом пухлые губы.
– Вроде и немного. Всего лишь съездить в Москву, отвезти груз одному человеку. В целости и сохранности, конечно. А обратно привезти портфель. Запертый. Вот и всё. Элементарно?
– А что за груз?
– Не твоё дело. Груз как груз. Не бойся, не взорвётся. И вообще ничего запрещённого. Словом, продукция.
– А в портфеле чего? Небось тысячи, дядя Миша, а?
– засмеялся парень.
– Много тысяч.
– Тоже не твоё дело, - отрезал Михаил Прокофьевич.
– Ну а как сбегу с ними?
– Не сбежишь. Я ведь забыл сказать. Кроме денег и страха, есть и ещё один крючок, за который тебя держать можно. Не догадываешься какой?
– Ты, дядя Миша, придумаешь! Ну, что за крючок?
Михаил Прокофьевич хитро прищурился. Чёрные его глазки почти исчезли за пухлыми веками.
– Есть одна девчоночка в нашем с тобой доме. Этажом тебя ниже. Беленькая такая.
– Валя, что ли?
– деланно беспечным тоном спросил парень.
– Тоже мне крючок!
– Вот и я бы тебе не посоветовал на такой крючок попадаться. Но что с тобой, дурачком, сделаешь!
– А чем, по-вашему, Валя плоха?
– Это ты у людей спроси.
– Что у меня, своих глаз нет?
– Свои глаза видят только чего им хочется.
– Ну а чего ваши видят?
– Если ты так хочешь… Впрочем, не в моих интересах тебя от неё отваживать. Влюбился? Ну и на здоровье.
– Я знаю, что про неё болтают, - задумчиво произнёс парень и вдруг рывком повернулся к Михаилу Прокофьевичу.
– Всё знаю! Брешут!.. По злости они это брешут, вот что. Они и не знают её вовсе. И вы не знаете, дядя Миша. Я вам так скажу: я другой такой не встречал. А ведь где меня только не носило. Сами знаете. Вот так. И всё! И точка! Может, кому она и плоха, а мне… Ну, одним словом, вот так.