Вечная душа или смертельная любовь

Подумай только, как всё это глупо выглядит, сколько здесь неточностей, откровенного писательского брака.

– Как-то ты всё опошлил, - покачал головой Илья.

– А фамилии? Какой дурацкий у тебя подбор! И кооперативов с названиями "Обмер" или "Обман" не бывает, и шутки у тебя преимущественно плоские...

– Эх, плохо ты юмор-то понимаешь, - раздраженно заключил Шмаков.

Наступило тягостное молчание. Наконец Шмаков спросил:

– Как тебе концовка повести?

Её окончание напоминало когда-то нашумевшее произведение Кунина "Интердевочка", и я сказал:

– Чувствуется влияние отечественной литературы перестроечного периода.

– Слушай, может быть, перевести на английский и послать в американские художественные журналы?

– Будет международный скандал, - попытался пошутить я.

– Это ещё почему?

– Из-за щенка. У тебя фигурирует щенок породы рокфеллер.

– Не рокфеллер, а ротфеллер. Что-то тебе слышится всё не то, что надо.

– И порода называется не ротфеллер, а...

– У тебя всё?
– грубо прервал меня Шмаков.

– Советую тебе больше не писать о том, чего не знаешь.

– Я не нуждаюсь в твоих советах!

– Тогда зачем позвал меня?

– Убирайся!
– вдруг грозно потребовал Шмаков.

Наконец-то наши желания совпали! Всё утро я страстно мечтал поскорей покинуть грязную комнату Ильи. Но Шмаков вместо того, чтобы посторониться и пропустить меня, почему-то, злобно сверкая глазами, подскочил вплотную, загородив путь на свободу своим мощным, пышущим гневом телом.

– Не умеешь писать - не берись, - зачем-то сказал я.

– Ах ты, гад! Да я вышвырну тебя вон!
– заорал Шмаков, схватил меня за воротник и потащил к двери. Раздался треск рвущейся рубахи.

С трудом оттолкнув злобствующего писателя, я вылетел на улицу. На свободе, ощупав испорченную рубаху, я возмущенно закричал:

– Отдай воротник, вредитель! Ты не писатель, ты вредитель!

– Вон!!!
– топая ногами, заревел Шмаков.
– Убирайся вон, подонок!

Тихая улочка огласилась лаем собак, из окна дома, где жил Шмаков, высунулась испуганная хозяйка и погрозила мне, невинному оборванцу, кулаком.

Униженный и оскорбленный, я должен был бы разобраться, призвать к ответу Шмакова, забрать оставшийся у него воротник, но, увы, сейчас всё это могло бы обернуться против меня.

Нет, я вовсе не хотел скандалить и побрёл на станцию, ещё долго слыша вслед собачью брань.

История получила продолжение в повести "Страшное проклятие"

Удивительные животные

Алексей Большаков

Удивительные животные обитают на Утрише. Таких смелых, непуганых, свободных и в то же время довольно наглых созданий не встретишь, пожалуй, нигде.

Рассказы о местных животных кажутся настолько неправдоподобными, что им не сразу веришь, пока сам не поживешь здесь и не столкнёшься с каким-нибудь забавным звёрьком.

В первую мою неделю пребывания на Утрише рассказали мне мужики, жившие здесь с ранней весны, про местного барсука. Сидели они как-то выпивали вечерком на своей стоянке в лесочке, недалеко от моря. Вдруг из леса вышел барсук, совершенно спокойно, никого не стесняясь, подошёл к их столику взял буханку хлеба со стола и, не обращая внимания на удивление ошалевших от такой наглости мужиков, не спеша пошёл с хлебом в лес.

Слушая эту историю, я вспомнил рассказ наркомана, который случайно услышал накануне.

Возле моей палатки присели отдохнуть пара приятелей. Один рассказывает другому, как принял недавно наркотик и пришли к нему "глюки" в образе зелёных человечков. Наркоман воспринял их реально, словно наяву к нему с небес спустилась пара злых инопланетян. О чём-то поспорили они, поссорились, поругались. Зелёные человечки улетели, но вскоре вернулись, волоча родителей наркомана. Приволокли, запрягли бедных пожилых людей в телегу и стали на них пахать пляж.

Ясно, что эта мистическая ситуация могла возникнуть только в больном воображении наркомана, который, впрочем, воспринял её вполне реально.

Вот и в историю про наглого барсука я не поверил, подумал, что ребята, наверное, перепили, и барсук им просто почудился, или, в крайнем случае, перепутали его с собакой, а может, с кем-то из своих друзей.

Но вскоре про барсука рассказала и вполне приличная, не пьющая женщина.

Поехала она в Анапу за продуктами. Привезла пару пакетов с консервами, овощами и сладостями: пряниками, печеньем. Пакеты оставила в "прихожей" палатки, перед спальным отсеком.

В сумерках сидит женщина в палатке, вдруг смотрит: кто-то очень аккуратно, потихоньку, тянет её пакет со сладостями на улицу. "Ну, - думает, - наркоман голодный подкрался".

Закричала разгневанно: "Оставь пакет и убирайся!"

Но в ответ тишина. Затем опять стали аккуратно вытягивать пакет из палатки.

Женщина схватила свой пакет - не отдают!

Заорала опять. Тишина. Высунулась на улицу, смотрит: здоровенный барсук ухватил её пакет своими лапками и крепко держит его.

Тётка закричала на барсука, он зашипел на неё, она тянет пакет к себе, он не отдаёт тянет к себе, при этом пытается укусить жадную тётку за руку. Пришлось той выпустить пакет из рук и выскочить из палатки. Обрадованный барсук сразу же ухватил пакет и поволок его в кусты. Но тётка не сдалась. Она стала хватать камни, которых было много на стоянке и кидать в зверька. Под градом камней барсук был вынужден бросить пакет, но не убежал, а забрался на сук, где ещё долго сидел, мстительно сверкая глазами.

Но барсуки и еноты, которых немало в ближайшем лесу, ко мне на стоянку почему-то не заглядывали ни разу.

Первое время нам досаждали только лесные крысы, которых называют здесь соньками, возможно, за их образ жизни. Весь день соньки спали где-то в лесу, их не было слышно совсем. И только ночью прибрежный лес оглашался их противным писком.

За пределами Утриша я этих редких зверьков не встречал.

И формой скелета, и размером и шерстью сонька очень напоминает обычную серую крысу. Но по сравнению с крысой, она имеет более острые коготки на лапках и диковинный пушистый хвост.