Вечное дерево

"Сколько времени потрачено на это,-подумал Степан Степанович, сам не зная почему испытывая досаду.
– Наверное, полдня чертил".

– Ты здоров ли?

– Вполне.

– Что-то часто я тебя навеселе вижу.

– Бывает.

Нина Владимировна воспользовалась разговором мужчин и вышла из комнаты.

"Если он не хочет делать это сам, - рассудила она, - то я от его имени сделаю".

Нина Владимировна прошла в коридорчик, к телефонной книжке, где был записан телефон Сидора Митрофановича - директора Текстильного института.

Едва она успела поговорить с Сидором Митрофановичем, раздался звонок. Заявились Копна, Куницын и редкий гость - полковник в отставке Шамин, секретарь партийной организации жилконторы.

Копна пришел с газетой в руках. Раздевшись, он быстренько причесал свои редкие волосы с пробором посредине, так что каждый волосок был виден. Пробор был прямой, как по линейке, и нос у Копны прямой, и губыдве бледные ленточки, чуть загнутые у краев. Он прошел к столу широко и уверенно, по-моряцки расставляя ноги, и тотчас заговорил своим жиденьким, простуженным голоском:

– Что же творится в Конго, товарищи?! Курс на расчленение.

Он произнес это таким трагическим тоном, как будто его самого собирались расчленять.

– Ты хоть поздоровайся, борец за ослабление международной напряженности, - прервал его Самофал и встал, чтобы пожать руку товарищу.

Куницын вошел стремительно, загудел, засмеялся, выдал хозяйке целую серию комплиментов.

Шамин появился тихо, поздоровался тихо, сел тихо.

Он не любит шума, он - человек дела.

Нина Владимировна занялась чаем, запорхала из комнаты на кухню, только рукавчики у халата развевались, словно подрезанные крылья.

Мужчины остались за столом одни.

– А я, собственно, пришел пригласить тебя на дачу, - пробасил Куницын и, вероятно желая объяснить, почему он приглашает только Степана Степановича, сказал: - Скучает вояка. Знаете, о чем он сегодня докладывал мне? Работать, мол, надо.

– Конечно, - подтвердил Степан Степанович.
– Я уже целый месяц ищу работу. Договорился с одним однополчанином пойти на завод, да он приболел.

– Видите!-воскликнул Куницын, удивленно разведя руками, и засмеялся.

Товарищи не поддержали его.

Куницын размашисто пригладил усы и спросил басовито:

– Куда же, если не военная тайна, намечаешь?

– На завод хочу. Слесарем. Это моя довоенная специальность.

– Ну-у, - протянул Куницын и обвел глазами товарищей, - удивил,слесарем...

– А что особенного?-спросил Степан Степанович, не понимая иронии Куницына.-Я действительно работал слесарем. Ты просто не знаешь. Все время как-то тянуло на завод вернуться. И сейчас пойду на работу с радостью, если, конечно, место найдется.

– Но как-то все-таки неловко,-не одобрил Шамин.
– Полковник - слесарем?

– Я лично даю свое "добро",-вставил Копна.- Ничего особенного не вижу в том, что Стрелков будет работать слесарем. Любит-работай. Я бы, например, с удовольствием. Я тоже от станка и на флот.,, Да вот здоровье...

– Хм, скажи!-хмыкнулКуницын.

– А что?!-возмутился Степан Степанович, понявший наконец, что над ним посмеиваются.
– Действительно, любимое дело. Через всю жизнь пронес.

– Разговорчики,-запальчиво прогудел Куницын.

Шамин поднял руку над столом, как бы повелевая успокоиться тому и другому.

– Подумай,-сказал он.-По-серьезному отнесись.

Зачем это нужно? Кому нужен простой рабочий в чине полковника?

– Мне. Самому мне.

– Позволь карандаш,-попросил Шамин.-Давай посчитаем. Пенсия у тебя большая. Заработаешь ты на этой должности рублей семьдесят-восемьдесят, ну, даже сто. Так что это тебе даст?

– Моральное удовлетворение, - быстро ответил Степан Степанович.
– Вы не берете в расчет самого главпого: любовь человека к своей работе... А я...-он помедлил, сообщил доверительно: - Бывало, на фронте, в затишье, лежу и мечтаю. Вот об этих, о мирных днях, о заводе.

– Идиллия, - не выдержал Куницын.

– Нет, почему же, - не поддержал его Ша.мин.
– Это все так. Я верю. Но сейчас стоит ли? Полковник все-таки. Можешь больше пользы принести па другом деле, не у станка.

– Ты всю нашу корпорацию подводишь,-тотчас отозвался Куницын. Дескать, вот... ни на что больше не способен.

– Ерунда,-вмешался Самофал, молчавший до сих пор.-Мы о его способностях знаем. А вот это... Я первый раз слышу...

Степан Степанович насторожился: что скажет старый друг? К голосу Самофала он всегда прислушивался.

– Удивил ты меня, Степан, - произнес Самофал с чувством.-Мужеством своим удивил. Не каждый примет такое решение, не каждый найдет в себе силы пойти в рабочие на склоне лет.

– Вот это точно, - поддержал Копна..

– Найдутся люди, что не поймут и осудят, - продолжал Самофал.
– Но ты на них... Они всегда, в любом деле...

– На кого ты намекаешь?
– прогудел Куницын.

Самофал не ответил, поднялся, шагнул к Степану

Степановичу, пожал руку. И ушел.

Ободренный поддержкой друга, Степан Степанович

перешел в наступление.

– Ты коммунист, Платон Матвеевич?

– Ну, ты же знаешь,-пробасил Куницын.-Вместе с тобой еще в училище принимали.

– Мало ли что...

– Подтверждаю,-сказал Шамин.-В моей организации...

– Да я не о том, - произнес Степан Степанович.
– Я о сути... Раз он так пренебрежительно о рабочем классе...

– Не. обобщай, - прервал Куницын.
– Во-первых, ты еще не рабочий, во-вторых, ты-не рабочий класс.

– Зато ты-дачник, специалист по разведению малины.

У Куницьша от гнева задрожали усы, в глазах сверкнули сердитые огоньки. Он тотчас прищурился.

– Нехорошо. Я у тебя в гостях все-таки.

– Ну, ладно, ладно, -вмешался Шамин.

– Нет, отчего же,-продолжал Куницын.-Давайте поговорим о сути.
– Он резко повернулся к Степану Степановичу.-Думаешь, ты один такой... мужественный.

– Я так не думаю,-сдержанно ответил Степан Степанович.
– Но ты вот не желаешь работать.

– А ты почем знаешь?

– Да вот, не работаешь, уже полгода, по-моему.