Вечное движение (О жизни и о себе)

Ранней весной 1919 года в деревне стало особенно тяжело. Родным по матери и по отцу самим было нечего есть, и я ушел из дому, решил, что сам сумею пропитаться. С попутчиками добрался до Сергиевска, залез на товарную платформу и поехал в Самару.

Но и в Самаре пришлось голодать. Всегда тянуло там на Хлебную площадь, одно название которой, словно запах, неудержимо влекущий, напоминало о пустом желудке. На этой площади был знаменитый базар, где нам, беспризорникам, удавалось иногда что-либо поесть. Через некоторое время на этом базаре меня захватила облава, и я попал в Самарский детский распределитель, куда с улицы собирали мальчишек, грязных, голодных, бездомных ребят.

В детском распределителе маленьких безжалостно били и заставляли прислужничать более взрослые ребята, а мне тогда исполнилось всего лишь 12 лет. Нередко сверкали лезвия раскрытых ножей. Были подонки, которым унижение маленьких доставляло наслаждение. Дно жизни в эти тяжелые дни раскрылось перед нами, оно издевалось и угрожало нашим телам и душам. Воспитатели мало занимались ребятами. Помню, все же мы получили тогда чистое белье, помылись, в какой-то мере избавились от вшей. Нам показали, где стоят наши кровати.

Мы жили двойной жизнью. Одна жизнь шла на глазах воспитателей, другая жизнь была тайной, с иерархией сильных и слабых, где слабые постоянно голодали и получали бесконечные колотушки и унижения от вожаков. Я и еще двое ребят не смирились с таким унижением. Мы решили бежать. Многие ребята в распределителе говорили: "Придет тепло, и не будет нас здесь". Но мы не дождались настоящего тепла, в апреле пробрались на станцию, влезли в тамбур проходящего товарного поезда и поехали. Так, в тамбурах и на крышах, меняя поезда, побираясь на станциях, дней за десять - двенадцать доехали мы до Москвы. Она показалась нам тогда громадной, мрачной.

Советская Россия переживала самое тяжелое время. Республика Советов, превращенная в военный лагерь, была сжата кольцом фронтов. Красная Армия с величайшим напряжением отражала натиск объединенных сил интервентов и внутренней контрреволюции.

В это время трудно было жить в Москве всем, а нам, беспризорным ребятам, особенно. По ночам мы прятались от холода в канализационных котлах или в подвалах. По утрам вылезали измазанные, грязные. Днем разными путями добывали себе еду и на ночь опять залезали в свои норы. Ночевали в центре, где-то в районе Никитских ворот, бывали на Неглинной, на Лубянской площади и в других местах.

Однажды мы были привлечены движением и шумом на улицах у Красной площади, по ним шли люди со знаменами. Мы также побежали на площадь. Побывали на ней, наверно, повсюду. Наше внимание привлекла большая черная машина. Несколько ребят, в том числе и я, подбежали к этой машине. От нее была видна вся Красная площадь. Нас хотели было прогнать от машины, но в ней сидел человек, который оказался добрым. Он сказал, чтобы нас не трогали, после этого мы прочно устроились и смотрели на проходящие колонны по Красной площади. Оказалось, что это было празднование 1 Мая 1919 года.

Какое-то время спустя группа военных выудила нас из котла и повела к большому дому на Лубянке. В хорошей комнате военные говорили с нами, убеждали, что пора бросить жизнь на улице и отправиться в детский дом. Мы согласились: шляться нам уже порядочно надоело. Меня с группой ребят отправили обратно в Самару.

Прошедшие десятилетия, разумеется, стерли из памяти детали беспризорного детства, но события, связанные с посещением ЧК на Лубянке, остались незабываемыми. Расстояние до здания ЧК небольшое, не успев опомниться, мы очутились в каком-то кабинете. Здесь стали беседовать с каждым из нас в отдельности. Узнав, что я сбежал из детского дома в Самаре, один из тех, кто привел нас, спросил: "Хочешь обратно или в другой детский дом?" Этот вопрос задал мне человек, который по возрасту казался старше других и, судя по всему, был главным. Я не стал долго раздумывать и ответил, что хочу обратно в Самару. В душе я радовался, так как почувствовал, что ничего другого, худшего со мной не произойдет. Об этом говорили атмосфера непринужденности беседы с нами, взгляд этого человека, его приветливые глаза, добрая улыбка.

"А учиться?" - тихим голосом спросил он и пристально посмотрел на нас, как бы стараясь запомнить не только лица, но и вид каждого. Мы молчали. И до того ли было нам тогда! Лишь спустя два-три года я понял значение этого вопроса: "А учиться?"

Кто были все эти люди, с кем я встретился на Красной площади 1 мая 1919 года, и кто говорил со мною на Лубянке в здании ВЧК? Разгадка этому пришла через 40 с лишним лет.

В 1963 году ко мне в лабораторию радиационной генетики Института биофизики Академии наук, на Бауманской, 5, в Москве, где я тогда работал, пришел журналист М. Я. Лещинский. Он показал мне фотографию, на которой был изображен В. И. Ленин и рядом с ним два паренька. Журналист рассказал историю этой фотографии. Она сделана на Красной площади в Москве 1 мая 1919 года и хранится в Центральном партийном архиве Института марксизма ленинизма вместе с другими ленинскими фотографиями. Но на других снимках эти два паренька больше не встречаются. Кто же они и какова их судьба? На этот вопрос не смогли ответить даже старые коммунисты - участники первомайского парада 1919 года. Правда, было высказано предположение, что вполне возможно это бывшие беспризорные, воспитанники детских домов.

Как-то Лещинский рассказал о своих поисках генералу А. А. Лобачеву, в детстве тоже бывшему беспризорником. Лицо одного из ребят - того, что поменьше, -показалось ему знакомым, но фамилии его он не вспомнил, посоветовал обратиться к В. Н. Чайванову - бывшему управляющему делами Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией. В те годы эта комиссия боролась и с детской беспризорностью.

Адрес оказался правильным. С В. Н. Чайвановым незадолго до этого я сам встречался. Узнав о моих похождениях в 1919 году, он воскликнул: "Так это вы наш Коля Дубинин!" По его словам, у него сохранились даже выписки о подобранных беспризорниках, есть запись и обо мне.

И вот, придя после беседы с В. Н. Чайвановым ко мне на Бауманскую и показывая фотографию, на которой рядом с Владимиром Ильичем стояли два неизвестных подростка, Лещинский спросил:

"Посмотрите, Николай Петрович, вот этот поменьше - не вы ли?"

Я был потрясен, это казалось мне невозможным. Так и сказал об этом журналисту. Он сфотографировал меня несколько раз анфас и в профиль и ушел, а месяца через полтора вновь появился на Бауманской и сказал: криминалистский метод свидетельствует, что мальчик на снимке и я - это одно лицо.

Так выяснилось, кто был один из двух ребят на фотоснимке с В. И. Лениным. Не прошло и двух лет, как нашелся и второй. Им оказался Иван Федорович Крюков. Об этом сообщал в своей корреспонденции из Улан-Удэ В. Зоркин в газете "Советская Россия" от 13 января 1965 года.

Случай, который произошел с И. Крюковым и со мной на Красной площади 1 мая 1919 года, удостоился чести попасть в замечательный многосерийный фильм-рассказ об истории нашей Родины "Летопись полувека". В третьей серии, посвященной 1919 году, в дикторском тексте сообщается, что на первомайском параде присутствовали дети. Диктор говорит следующее:

"Вот эти наши дети, будущие ученые, завоеватели космоса, сталевары и артисты, - словом, те, кто создал нынешний день.

1 Мая на Красной площади кинооператор снимал Владимира Ильича. В это время машину Ленина окружили вездесущие беспризорники. Физиономии двух ребят довольно ясно видны. Интересно бы узнать их судьбу, ну хотя бы вот этого, старшего.

Человек неузнаваем через столько лет, но тем не менее это он. Зовут его Иван Федорович Крюков. Судьба его интересна именно тем, что она обычна для людей этого поколения. Комсомолец 20-х годов, потом матрос-черноморец, как и все, он строил страну, как и все, он защищал ее. Теперь Иван Федорович на пенсии, живет в Бурят-Монголии. Объектив нашей камеры застал его на Татауровском комбинате строительных материалов. Он часто бывает здесь, как председатель комиссии народного контроля. Ну а второй, который еле виден из-за плеча Ленина... Николай Петрович Дубинин...