Вечное пламя
Шрифт:
– Вбиты крепко. А в щелку только голова и помещается.
– Чего там, снаружи? – поинтересовался Иван.
– Ничего. Улица. Пусто… – Паренек повис на руках и спрыгнул. – Чего с нами будет, дядь Вань?
Лопухин не ответил.
О будущем парнишки он не мог сказать ничего, однако на свой счет сомнений у Ивана не было. На подходе к городку они прошли мимо широкой, как футбольные ворота, виселицы. Ветер раскачивал обрывки веревок. Казненных снимали и хоронили, когда те начинали гнить. Но один остался висеть в назидание желающим встать на пути нового Ordnung. Босой, в линялой, рваной
На виселице болтался Парховщиков.
И пребывал он там уже давно. Несколько дней. Хотя всего два часа назад…
Иван закрыл глаза. Сжал виски ладонями, словно стараясь унять свистопляску, царящую в голове.
Мир вокруг сделался зыбким, каким-то идиотски нелепым, хрупким, как стеклянная головоломка, которую невозможно сложить. Вроде бы все стало понятным, ясным, но вот игрушка чуть-чуть поворачивается и… все рассыпается у тебя в руках. Мертвые встают из могил, солдаты не умирают от выстрела в упор, время скачет как умалишенное… Что еще?
На свой счет Иван иллюзий не питал. Его расстреляют или скорее повесят рядом с Парховщиковым, чтобы пуль не тратить. Но он не оживет и не станет спасать друзей на болоте, повинуясь долгу солдата. Лопухин просто умрет. И будет висеть с вывалившимся языком…
Где-то он слышал, что если петля завязана правильно, то шея ломается от рывка, когда из-под ног вышибают стул, и человек умирает сразу. Интересно, немцы умеют вязать правильные петли? Умирать от удушья, дрыгать ногами…
Лопухину стало очень-очень страшно.
– Что с нами будет, дядя Ваня? – повторил свой вопрос Колька.
– Отпустят, – ответил Иван уверенно.
– Да?
– Да. Ты ж ничего не делал, просто шел по лесу и все. Только про Пелагею ничего не говори. Документов у тебя нет, скажешь, мол, за грибами ходил, заблудился.
– Да какие сейчас грибы?
– Ну… – Иван пожал плечами. – Еще куда-то там… Рыбу ловил. Костер жег, хотел зажарить. Потом заблудился.
– А вы?
– Я… А меня встретил случайно, скажешь, я тебя обещал к городу вывести… – Иван прислушался. Снаружи послышался какой-то шум. – Вот и вывел. Погляди, чего там.
Колька, словно только этим всю жизнь и занимался, взобрался наверх. Высунулся в окошко.
– Мужика какого-то ведут.
Иван отошел подальше в глубину сарая. Двери заскрипели, двое молодцов впихнули внутрь нового пленника.
– Давай дед, не задерживай! – Один из КАПО вошел внутрь. – Так. А хлопец где? – Он держал винтовку на сгибе локтя, как охотничье ружье. – Ну?!
Лопухин молчал.
– Тут я… – отозвался Колька сверху.
– А ну, слазь! – гаркнул полицай, тыча стволом в парнишку. – Слазь, кому говорю! Только сунься у меня к окошку, башку враз прострелю! Понял?!
Колька молча спрыгнул и отошел к Ивану.
– Смотрите… У меня строго! Чуть что, так сразу… – КАПО показал Ивану кулак и закрыл дверь. Глухо лязгнул засов.
– Сволочь… – буркнул Колька.
Лопухин рассматривал приведенного полицаями мужчину. Тот действительно был в возрасте. Седая бородка, обширная лысина. Одет дед был в пиджак, на который, видимо, каповцы не позарились, рубаху и потертые брюки. На ногах были только портянки.
– Сапоги сняли? –
поинтересовался Иван.– Да, – дед всплеснул руками. – Я говорил им, что у меня размер не типичный… Но они не послушали. Все, говорят, в хозяйстве сгодится. – Он подошел ближе, чуть хромая и протягивая руку. – Семен Федорович Городецкий. Краевед.
– Иван Лопухин… Журналист.
Старик уловил паузу и понимающе кивнул.
– Я не буду вас ни о чем расспрашивать. Чтобы вы не подумали, что я провокатор. – Он сел в кипу сена. И пояснил, будто извиняясь: – Очень болят ноги…
– За что вас? – поинтересовался Иван.
– Да вот… – Старик пожал плечами. – Тут, видите ли, такая заминка вышла… Этот Василь, ну, что вам тут угрожал, он, видите ли, из таких… Как же это?..
– Кулак, что ли?
– Нет-нет, – Семен Федорович замахал руками. – Совсем даже наоборот. Ему советская власть все дала. Просто человек такой…
– А вас-то как?..
– А дочку я свою за него не пустил. Года два тому назад. – Старик растерянно улыбнулся. – Вот как вышло-то? Сейчас был бы, что называется, при власти.
Иван покачал головой.
– Уж лучше в сарае, чем…
– Вы полагаете?
– А чего тут полагать?
Старик вздохнул.
– Наверное, вы правы, молодой человек. А, простите, вас за что тут держат? Если не хотите, не отвечайте.
– Не знаю. – Иван плюхнулся в сено. – Я журналист. Собирал материалы… Документы потерял. На болото забрался. Едва вылез… – Лопухин вздохнул. Эта байка могла обмануть разве что старика-краеведа. – Жду вот допроса…
– А в поселке сейчас только местные власти. И небольшой немецкий гарнизон, – охотно поделился своими знаниями Семен Федорович. – Все ждут коменданта из Гродно. Допрашивать вас будет, скорее всего, именно он.
Иван пожал плечами.
– Большая шишка.
– Ну, именно он допрашивал того несчастного. Которого вы, несомненно, видели… – Старичок покосился на Кольку. – Ну… Там, на въезде. Вы понимаете?
– Понимаю.
– Вообще у немцев все по бумажкам. Все как положено. Всем выдали аусвайс. И знаете, это хорошо, что у нас тут именно немцы.
– Чем же?
– Я слышал, – старик понизил голос, – что кое-какие районы… Были… ну… власть там была передана…
– Вы хотите сказать, что они были оккупированы? – громко спросил Иван.
Семен Федорович вздрогнул.
– Ну, да… Можно и так сказать. В общем, там стояли румыны.
– И что же?..
– Я слышал… что там творилось… Это… Это ужас, молодой человек. Лучше уж немцы.
– Лучше? Чем лучше?
Старик вздохнул.
– Лучше, чем румыны, молодой человек. Давайте не будем…
– Давайте, – Иван вытянулся. – Вам, как я вижу, аусвайс не помог.
– Не помог. – Семен Федорович грустно кивнул. – Но, если честно, я жду коменданта. Все-таки именно он является сейчас настоящей властью. А не этот… бывший голодранец с повязкой.
– С чем?
– Ну, с повязкой… – Дед дотронулся до рукава. – Вот тут…
Иван кивнул.
– Понимаю.
– А простите, молодой человек, какая тематика была у вашей статьи? – вдруг спросил краевед.
– Какой статьи?
– Ну, вы же журналист. Я так понимаю, что из столичной газеты?