Вечное

Отец погладил ее щеку.

— Моя дорогая малышка Бетта, ты счастлива? Счастлива?

— Да, папа. Вот, выпей кофе. — Элизабетта помогла ему поднести чашку к губам.

— Вкусно. — Отец уселся. — Голова болеть перестанет. Что бы я делал без моей девочки? Сердце у тебя такое же горячее, как у львицы. Это в жизни главное, ты еще вспомнишь мои слова.

— Не сомневаюсь, — улыбнулась Элизабетта — такое он говорил не впервые.

— Скажи-ка, ты уже видела газеты? Что нового придумал этот головорез? Парады и шествия? Ружья и ножи? Эти идиоты как бараны за ним следуют! Но он-то — волк!

— Тише, папа. — Элизабетта боялась, что его услышат прохожие, ведь жили они на первом этаже, а окно было открыто.

— Как сегодня денек? Может, я буду писать al fresco [30] … — Отец снова прикрыл глаза. — Напишу что-нибудь чудесное, я уверен. Кончики пальцев покалывает. Им не терпится снова взяться за кисть.

— Отдохни. — Элизабетта и раньше это слышала. Иногда она гадала: может, он просто ради нее так говорит? Знает ли отец вообще, что не писал уже много лет? — Она поцеловала его в щеку, покрытую седеющей щетиной, и встала, прихватив бутылку из-под вина. — Мне пора в школу. Так что пока.

30

На свежем воздухе (итал.).

— Ну конечно, моя дорогая девочка, свет моей жизни, до свидания. Я так сильно тебя люблю.

— И я тебя люблю, папочка.

— Принеси мне бутылку перед тем, как уйдешь, хорошо, милая?

Глава седьмая

Марко, июнь 1937

Марко смотрел на пылинки, что кружились в луче солнечного света, а одноклассники тем временем доставали из рюкзаков свои сочинения. Классная комната была душной, маленькой и совершенно ничем не украшенной, кроме итальянского флага, большого деревянного распятия, а также портретов короля Виктора Эммануила III и Дуче. На табличке красовался партийный девиз: Credere, Obbedire, Combattere — «Верь, повинуйся, сражайся». В классе, помимо Марко, было еще тридцать учеников, включая Элизабетту и Сандро; каждый был в форме.

Их учительница, professoressa Лонги, — пожилая дама в толстых очках — собирала свои седые волосы в пучок на затылке. На ней было темное платье, украшенное трехцветным символом.

Она попросила класс спеть Giovinezza [31] — партийный гимн. Ребята, уставшие к концу года от заведенного порядка, неохотно поднялись. Professoressa Лонги ничего им на это не сказала. Марко подозревал, что она вступила в партию только ради сохранения рабочего места, — иной раз он замечал, как она закатывает глаза при виде содержания учебников. Среди итальянцев ходила шутка, что одни учителя вступают в НФП — Национальную фашистскую партию, а другие — в НПС, что расшифровывалось как «на прокорм семьи», чтобы только поддержать семью. Втайне он сочувствовал последним, поскольку стал фашистом из-за отца, иного пути Марко не представлял. В глубине души он верил в любовь, а не в политику.

31

«Юность» (итал.) — гимн Национальной фашистской партии.

Марко стал петь вместе с одноклассниками — громко, чтобы рассмешить Элизабетту.

Мужеством бойцов твоих, Силой воинов младых Радостно в сердцах пылают Данте [32] светлые мечты.

Марко повернулся проверить, смеется ли Элизабетта, но та устремила взгляд на Сандро — его парта стояла впереди. На лице у нее было задумчивое выражение, которого Марко прежде не видел, а он всегда внимательно на нее смотрел и знал все гримасы. Прислушиваясь, она поднимала правую бровь, читая газету — хмурилась, громко смеясь — морщила нос. Порой взгляд у нее становился мечтательным — когда в кино она смотрела на экран. Странно, но сейчас она так же уставилась на Сандро.

32

Данте Алигьери был кумиром Муссолини и знаковой фигурой итальянского фашизма.

Марко озадаченно вспомнил тот день, когда увидел Сандро и Элизабетту вместе у реки. А вдруг между ними что-то произошло? А вдруг они теперь не просто друзья? Никто из них ничего подобного ему не говорил, но и он не стал делиться с ними собственными чувствами. Марко не представлял, что ему придется отбивать Элизабетту у Сандро, — немыслимо, чтобы какая-то девушка, путь даже и она, встала между ними.

— Садитесь, ребята, — сказала professoressa Лонги, когда они допели. — Начнем урок. Возьмите свои сочинения.

Марко уселся за парту, достал из рюкзака сочинение и перевернул текстом вниз, чтобы никто не видел его почерк. Буквы у него выходили большие и кривые, как у ученика начальных классов. Учителя считали, что Марко неряшлив и невнимателен, но, по правде говоря, дела обстояли куда хуже. Письмо и чтение, даже в его возрасте, давались ему с трудом. Одноклассники Марко читали с легкостью, хоть про себя, хоть вслух, а он каждый раз, глядя на страницу, видел на ней не текст, а набор бессмысленных загогулин, и о значении их лишь догадывался по смыслу или по словам учителей. Он не узнавал ни единого слова, кроме часто повторявшихся, например «Муссолини», и уже начал бояться, что просто уродился глупым; Марко было очень стыдно. Успеваемость падала, а в прошлом году один из учителей вызвал его мать на беседу и сказал, что Марко должен учиться усерднее. Мать устроила ему взбучку и стала молиться святому Фоме Аквинскому и святому Иосифу Купертинскому, но Марко знал, что лучше бы ей было обратиться к святому Иуде, покровителю отчаявшихся.

— Хорошо, класс, давайте начнем. Кто хочет прочесть свое сочинение вслух?

Прибегнув к одной из уловок, которой он пользовался, желая скрыть свой изъян, Марко поднял руку. Он сам вызывался читать, а не ждал, пока учитель назовет его имя, поскольку ему хотелось самому управлять ситуацией. Дальше он притворялся, будто читает сочинение, водя глазами по строчкам, как другие одноклассники, а на самом деле просто на память рассказывал задание. У Марко была отличная память, он помнил все, что говорили учителя, так что он усваивал информацию, к тому же любил внимание, поэтому был великолепным оратором. Пока никто из одноклассников не разгадал его секрет. Но каждый день Марко тревожился, что из короля класса превратится в шута.

Вчера им задали написать сочинение на тему «Почему я считаю Муссолини великим?», и professoressa Лонги объяснила ученикам, что это должно быть личное мнение, а не повторение общих тезисов, изложенных в новых учебниках, где описывалось, как Дуче командует огромными толпами, стреляет из пистолета, с обнаженной грудью собирает пшеницу, в летных очках управляет самолетом, берет барьеры на лошади, плавает, ходит по горам и даже играет со львенком.

— Марко, — пригласила professoressa Лонги, — прочти свое сочинение. Сандро — потом твой черед, после Марко.

Марко поднялся и вышел вперед, а учительница склонила голову, будто что-то придумала.

— Марко, а давай-ка попробуем что-то новенькое? Почему бы вам не поменяться? Ты прочтешь сочинение Сандро, а он — твое.

— Нет, постойте, — возразил Марко, во рту у него вдруг пересохло, но было уже слишком поздно: Сандро тоже вышел к доске.

— Держи, Марко. — Сандро вручил ему свое сочинение. — А мне давай твое.

— Я писал второпях, тут немного запутано… — Марко отдал Сандро тетрадь.

— Сочинение отличное, видно, что ты писал увлеченно и со рвением, — улыбнулся Сандро, и Марко понял, что друг его прикроет.

Professoressa Лонги поднялась из-за стола.

— Будь добр, Марко, начинай. Прочти нам сочинение Сандро.

— Хорошо. — Марко с ужасом уставился на страницу. Несколько слов он узнал, но прочесть сочинение, написанное аккуратным почерком друга, был не в силах. Сердце Марко колотилось, он сглотнул комок в горле. Подняв взгляд, он увидел, что Элизабетта ласково и выжидающе на него смотрит. Марко не вынес бы, если б ей стало известно, что он и читать-то не умеет. Тогда она его точно не полюбит: Элизабетта обожает газеты и книги. Она станет его жалеть — какое унижение!