Вечность продается со скидкой

Позже он ни единой секунды не упрекал себя в смерти девушки. Произошло то, что предписано судьбой, он никак не мог предотвратить трагедию. Зато Генрих определился с профессией: он решил пойти в медицинский институт. Мать всячески приветствовала выбор сына.

Генрих не поступил с первого раза, но в армию по причине слабого здоровья не попал. Зато следующий год оказался для него удачным. Он стал студентом. Кузнецов не принимал участия в развеселой жизни, сторонился вечеринок, никак не проявлял себя в учебе. Генрих завидовал своим сокурсникам, родители которых могли приобрести чадам импортную одежду. Он стыдился того, что мать шьет ему брюки сама.

Дар никуда не пропал, Генрих это чувствовал, но после истории с Марией остерегался использовать его неправильно. Он не знал, с чем имеет дело. Вдруг мать права и всего один неосторожный поступок погубит его? Кузнецов стал замечать, что может лечить зубную боль и мгновенно успокаивать мигрень.

Одна из студенток на занятиях физкультуры подвернула лодыжку. Морщась от резкой боли, девушка едва доковыляла до скамейки.

– Позволь мне, – предложил Кузнецов и бережно обхватил ее ногу ладонями. Он бы ни за что не рискнул раскрыть свои возможности, если бы не одно обстоятельство – девушка была дочерью проректора.

– Сейчас придет врач, – сказал кто-то из столпившихся рядом студентов. – Генрих, чего пристал, разве не видишь, что ты здесь не нужен!

Кузнецов пропускал мимо ушей колкие замечания. Он провел рукой по коже. Девушка ойкнула. Затем несколько пассов – больше рассчитанных на публику. Он знал, что боль должна пройти.

– Не болит, – произнесла удивленная дочка проректора. – Совсем не болит!

Она с боязнью попыталась встать. Выражение ее лица изменилось с недоверчивого на изумленное.

– Генрих, как это у тебя получается? – произнесла она. – Невероятно!

Когда подоспел врач, травмированная девушка уже вовсю продолжала игру в волейбол. Генрих заметил подозрительные и восторженные взгляды, которые бросали на него сокурсники. Еще бы, они и не предполагали, что он может лечить усилием воли.

Этот случай не прошел для него бесследно. О феномене Кузнецова заговорили сперва в группах, затем и в коридорах института. Сначала робко, а потом все чаще и чаще его стали приглашать в гости. Под этим подразумевалось, что он поможет разрешить застарелую проблему кого-нибудь из начальства или однокурсников.

Генрих отказывался от денег и подарков, которые ему предлагали. Теперь он обладал большим – информацией. Так, он был в курсе личной жизни многих в институте. Ему доверяли безоговорочно. Ему доставляло удовольствие наблюдать за тем, как отступает болезнь и изумленный пациент произносит в растерянности слова благодарности.

И все же Генрих старался не афишировать свои способности. Он понимал, что официальная медицина относится к этому неблагожелательно. Во всяком случае, он добился нужного – проблем с учебой у него не было. Дочка проректора, ее папа, который страдал от почечных колик, жена декана, мучившаяся бессонницей, – все они старались отблагодарить милого Генриха за бескорыстную помощь.

В один из сентябрьских дней, в самом начале учебного года, Генриху представился случай стать по-настоящему знаменитым. Его пригласила к себе одна влиятельная дама, работавшая в горисполкоме. Он уже насмотрелся на роскошные апартаменты, обставленные раритетной мебелью, но не смог сдержать возглас изумления, когда оказался в огромной квартире, расположенной на двух ярусах. Шикарная мебель, картины в тяжелых золоченых рамках на стенах, бытовые приборы, о существовании которых Генрих даже и не подозревал.

– Проходите, молодой человек, – позвала его хозяйка, дама лет сорока пяти, пышнотелая, облаченная в безупречный костюм. Она провела его в гостиную и указала на мягкое кожаное кресло.

Генрих, обычно косноязычный на занятиях и при большом скоплении людей, становился настоящим виртуозом слова и убеждения, если оставался наедине с пациентом. Он знал, что любой человек, занимающий самую высокую должность, тоже страдает от болезней. Дама из горисполкома не оказалась исключением. Быстро справившись с мучившими ее приступами радикулита, Генрих согласился выпить чашечку кофе.

Он наслаждался шоколадными эклерами, когда в столовую ворвался мальчик лет семи.

– Бабушка, у меня первая пятерка! – закричал он. Генрих замер. Он не помнил, что произошло дальше. На него накатило видение.

Дама с недоумением посмотрела на Генриха. Пирожное выпало из его рук на скатерть.

– Извините, – пробормотал он, – мне нужно с вами поговорить.

Дама, отослав внука, обратилась к нему с вопросом:

– Что-нибудь произошло? Почему вы так изменились, когда в комнату вошел мой внук? Вы что-то почувствовали?

О том, что Генрих обладает редким даром предвидения, тоже знали. Он сам рассказывал некоторые истории, что-то выдумывая и дополняя.

– Ему не нужно ходить завтра в музыкальную школу, – произнес Генрих. – Иначе быть беде.

Женщина посерела. Удивительно, но Генрих убедился: стопроцентные материалистки, марксистки до мозга костей, его клиентки оказывались на деле крайне мнительными и суеверными, если речь заходила об их собственном здоровье и тем более жизни.

– Что вы видели, Генрих, умоляю вас! – Он представить не мог, что дама, про которую рассказывали, что, не моргнув глазом, она рушила карьеры ей неугодных и мстила за любое оскорбление, обладает таким сладким голоском. – Толечка для меня все, – призналась она. – Вы не понимаете, он у меня один. Верно говорят, что материнский инстинкт просыпается в тот момент, когда становишься бабушкой. Я его обожаю!

Генрих охотно поверил. Он взял новый эклер и замогильным голосом сказал:

– Я не могу сообщить вам всего, иначе тогда беду не отведешь.

– Сделайте что-нибудь! – воскликнула дама. Она выбежала из комнаты и вернулась через пять минут с небольшим чемоданчиком. Распахнув его, она вывалила перед Генрихом содержимое. Никогда в своей жизни он не видел столько денег. Банкноты по сто рублей в пачках, золотые украшения, американские доллары, о которых Генрих до сих пор только слышал.

– Я отдаю вам все, – прошептала женщина. – Но только спасите моего внука!

Поколебавшись, Генрих решил, что пора получать дивиденды от своего дара. Он слишком долго жил в бедности, может же он хотя бы один раз взять то, что ему предлагают. Он ничего не требует – это всего лишь компенсация за сохранение жизни ее внука.

– Пусть сидит дома. Никакой музыкальной школы, – повторил Генрих. Дама, послушно кивая головой, заверила Кузнецова, что мальчик не сделает на следующий день ни шага из дома.

Генрих с некоторым трепетом ждал развязки. Видение никогда не бывало ложным. Генрих спасет внука могущественной дамы от неминуемой гибели. И это станет его звездным часом. Он не хотел оставаться надомным лекарем киевской элиты. А вдруг ничего не произойдет? Он старался не думать об этом.