Вечность

И вдруг меня охватило четкое и явственное ощущение — я тону. Вода, холодная и илистая, смыкалась над моей головой, щиплет ноздри, тугим кольцом опоясывает легкие.

Это был обрывок воспоминания, никак не связанный с настоящим. При помощи таких волки общались друг с другом.

И тут я понял, где волк. Не пытаясь больше быть бесшумным, я преодолел последние несколько ярдов.

— Сэм! — рявкнул Коул.

Я едва успел вовремя остановиться. Почва ушла из-под правой ноги и с плеском полетела в воду. Я отступил на безопасное расстояние и вытянул голову, глядя вниз.

Под ногами желтела глина, яркий цветной мазок на фоне темной листвы. Внизу зиял провал, совсем свежий, судя по обнаженным древесным корням, похожим на скрюченные ведьмины пальцы, которые торчали из стен обрыва. Должно быть, свод подземной полости не выдержал ливня, и земля просела, образовав неровную вымоину. Глубиной она была футов восемь-десять, а может, и все пятнадцать, на глаз не определить. На дне плескалась какая-то желто-оранжевая жижа, достаточно густая, чтобы оставаться на стенах, но достаточно жидкая, чтобы в ней можно было утонуть.

В этой жиже плавал волк. От грязи мех у него слипся иголками. Он больше не скулил, просто болтался в воде. Не барахтался даже. Шкура у него была покрыта таким толстым слоем грязи, что я не мог определить, кто это.

— Ты там живой? — прошептал я.

При звуке моего голоса волк судорожно забился и, вскинув голову, посмотрел на меня.

Грейс.

Я превратился в радиоприемник, настроенный на все радиостанции одновременно: столько мыслей сразу, что ни от одной нет толку.

Теперь мне бросились в глаза свидетельства ее борьбы: отметины от когтей на мягкой глине чуть выше уровня воды, вывороченные комья грязи по краям, гладкая полоса в том месте, где она снова и снова соскальзывала обратно вниз. Она явно была здесь довольно давно, и когда взглянула на меня, я увидел, что она устала бороться. И глаза у нее были совершенно разумные, печальные, полные понимания. Если бы не холодная вода, запершая ее в теле волка, она, скорее всего, была бы человеком.

Это лишь многократно все осложняло.

Коул рядом со мной задумчиво засопел.

— Может, сбросить туда что-нибудь, на что он мог бы взобраться? Или хотя бы…

Он недоговорил, а я уже двинулся в обход вымоины в поисках чего-нибудь подходящего. Но пока Грейс оставалась в волчьем обличье, как я мог ей помочь? До края воды было по меньшей мере шесть футов, и даже если бы мне удалось отыскать какое-нибудь длинное бревно или доску, чтобы спустить в воду, — возможно, в сторожке могло найтись что-нибудь подобное, — это должно было быть что-то такое, по чему она смогла бы пройти, ведь вскарабкаться ей было не под силу. И вообще, каким образом уговорить ее пройти по этому чему-нибудь? Даже будь у нее руки и пальцы, задача была бы нелегкой, но хотя бы не совсем невыполнимой.

— Это все без толку. — Коул наподдал ногой толстый сук. Кроме пары корявых трухлявых сосен, потрепанных бурями и временем, никаких других деревьев поблизости от ямы не было. — Дома нет ничего пригодного?

— Лестница, — сказал я.

Впрочем, чтобы сбегать за ней и вернуться, нужно было минут тридцать. Вряд ли Грейс продержалась бы эти тридцать минут. В тени сосен было холодно, а в воде, думаю, и того холоднее. Я не знал, при какой температуре наступает переохлаждение. Я присел на краю провала, чувствуя себя совершенно беспомощным. То же самое чувство, как во время припадка у Коула, медленно отравляло меня.

Грейс подобралась к ближайшему ко мне концу ямы и попыталась найти точку опоры. Лапы у нее тряслись от изнеможения. Ей не удалось даже на дюйм приподняться над водой, а ее лапы уже соскользнули по мокрой земле. Она с трудом удерживала голову над водой, дрожащие уши висели тряпочками. Обессиленная, замерзшая, смирившаяся со своим поражением.

— Мы не успеем принести лестницу, — сказал Коул. — Он уже почти выдохся.

При мысли о том, что гибель Грейс уже близка, внутри у меня все оборвалось.

— Коул, это Грейс, — убитым голосом сказал я.

Он почему-то посмотрел на меня, а не на нее, и вид у него сделался странный.

Внизу, в яме, волчица вскинула на меня свои карие глаза.

— Грейс, — попросил я, — не сдавайся.

Похоже, мои слова придали ей силы: она снова принялась барахтаться. В этой мрачной решимости Грейс была настолько узнаваема, что больно было смотреть. Она подплыла к другому краю ямы и снова попыталась выбраться, упершись одним плечом в скользкую грязь и царапая другой лапой отвесную стену над поверхностью воды. Задними лапами она упиралась во что-то под водой. Вся вытянувшись, с подрагивающими мускулами, она налегала на глиняную стену. Один глаз она прикрыла, чтобы в него не летела грязь, другой смотрел прямо на меня. Оттуда, из-под слоя грязи, из-под волчьей шкуры, из-под всего остального глядела на меня душа Грейс.

И тут стена поползла вниз. Увлекаемая каскадом грязи и песка, волчица полетела в воду. Ее голова скрылась в мутной жиже.

Нескончаемо долгий миг бурая поверхность воды была абсолютно неподвижна.

За те несколько секунд, которые понадобились Грейс, чтобы вырваться на поверхность, решение было принято.

Я сбросил куртку, подошел к краю обрыва и, прежде чем успел подумать о множестве ужасных последствий, шагнул вниз.

За спиной у меня запоздало ахнул Коул.

Я наполовину съехал, наполовину упал в воду. Ступня коснулась чего-то скользкого, и не успел я решить, дно это или просто коряга, как с головой очутился под водой.

Я сообразил закрыть глаза, лишь когда их уже нащипало от песка. В наступившей черноте время прекратило свой бег, превратившись в отвлеченное понятие, потом я нащупал дно и вынырнул из-под воды.

— Сэм, дубина ты стоеросовая, — выругался Коул.

В его голосе звучало восхищение; похоже, я все-таки поступил опрометчиво.

Вода доходила мне только до ключиц. Она была склизкой, как ил, и обжигающе холодной. С меня словно живьем содрали кожу. Остались только кости и ледяная вода, проникающая сквозь них.

Грейс жалась к противоположной стене, с трудом удерживая голову над водой. В ее глазах настороженность боролась с чем-то таким, что ее волчья морда не могла выразить до конца. Теперь, когда я мог оценить глубину промоины, стало понятно: она стоит на задних лапах, опираясь о стену, чтобы экономить силы.

— Грейс, — позвал я, и при звуках моего голоса трудноуловимое нечто в ее глазах переплавилось в страх. Я попытался не принимать его на свой счет; волчьи инстинкты брали свое, и неважно, что всего миг назад ее глаза светились человеческим разумом.

Прыгая в яму, я собирался подсадить ее наверх; похоже, план придется пересмотреть. Сосредоточиться было очень трудно; я так замерз, что мурашки отзывались жгучей болью. Все мои намертво усвоенные инстинкты торопили выбираться из ямы, пока я не превратился в волка.

Как же мне было холодно.

Коул присел на корточки на краю ямы. Я чувствовал снедавшее его беспокойство, слышал невысказанный вопрос, но не знал, как ответить.

Я двинулся к Грейс, просто чтобы оценить ее реакцию. Она инстинктивно отпрянула и потеряла равновесие. Ее голова скрылась под водой, и на этот раз ее не было на протяжении нескольких ударов сердца. Когда же она наконец вынырнула, то безуспешно попыталась отыскать прежнее место, но у нее ничего не вышло. Она слабо забарахталась, с трудом удерживая ноздри над поверхностью воды. Времени у нас оставалось не много.