Вечные ценности. Статьи о русской литературе
Шрифт:
Как сам Задорнов комментирует, его творчество составляет собственно один громадный роман о продвижении России на Восток и ее титанических достижениях прошлых веков.
Леонид Соболев «Морская душа» (Москва, 1955 г.)
Когда-то, за несколько лет перед войной, роман Леонида Соболева 123 «Капитальный ремонт», только что вышедший в свет в СССР, имел огромный успех. Он рисовал быт офицеров царского флота: пропагандный элемент был в нем, в общем, сведен до минимума, а великолепный язык, каким советский читатель, особенно в то время, не был избалован, вызывал всеобщий восторг. С нетерпением ждали второй части, которая так и не появилась…
123
Леонид Сергеевич Соболев (1898–1971) – писатель и журналист. Председатель правления Союза Писателей РСФСР.
Вспоминая об этом, мы с интересом открыли «Морскую душу». – Какое разочарование! Сплошная агитация, оставляющая после первых же страниц,
Ведь, так восхвалять коммунистическую клоаку, как Соболев, мало кто восхваляет. Вплоть до превознесения чекистов и комиссаров…
И от этого беспардонного подхалимажа и приспособленчества художественный уровень рассказов в этом сборнике так низко упал, что они являются, по сути дела, просто талантливыми газетными статьями.
Не выручают ни юмор, ни литературная грамотность, ни хорошее знание морского дела… Последнее иногда даже вредит: читатель устает разбираться в технических деталях. Психологическая же неправда, увы, так и выпирает на каждой странице. Дело в том, что герои Соболева не русские люди с их типическими, хорошо всем нам знакомыми чертами, a «советские» люди. Не помогают мелочи вроде указания, откуда кто родом, и из какой среды. Эти матросы, офицеры, летчики – прежде всего, комсомольцы, всем сердцем преданные советскому режиму. И потому они носят странно абстрактный и нереальный характер, особенно, когда автор пытается их представить типичными, частью среды. Дело в том, что такой среды в России нет. Если такие твердокаменные большевики и были, то это уже некий плюсквамперфект, давно прошедшая эпоха. Нынешняя подсоветская молодежь совсем не такова. И многие советские же авторы уже давали нам куда более правдоподобное ее изображение.
Отметим еще одну деталь. Когда читаешь эти рассказы все подряд, начинает смутно казаться, что в них есть какой-то фон извращенности. Какой-то налет, смутно напоминающий Оскара Уайльда – не по его таланту и стилю, конечно, но по тому элементу декаданса, который типичен для его творчества. Это очень курьезно найти в соединении с навязчивой советской агиткой, и мы упоминаем об этом в скобках. Но интересно, наше ли это только индивидуальное и случайное впечатление, или и другие читатели «Морской души» чувствуют тот же, скрытый в ее глубине, тлетворный дух?
Уроки истории
Роман К. Бадигина 124 «Путь на Грумант» интересен и потому, что вышел в свет довольно недавно, в 1953 году, и потому, что предназначен для молодежи. По своему жанру он принадлежит к новому, недавно созданному типу, но не стоит изолированно. Ближе всего он схож с серией романов Задорнова («Амур-Батюшка», «Далекий край» и другие). Можно подметить у Бадигина и у Задорнова следующие общие черты: 1) Действие происходит в прошлом – у Задорнова в первой половине XIX века, у Бадигина в начале XVII века с многократными экскурсами в XVI век и еще более далекие времена; 2) Там и тут показано постепенное расширение пределов России – у Задорнова заселение амурского края, у Бадигина продвижение поморов на север вплоть до Шпицбергена; 3) На первом плане находятся люди из народа, в одном случае переселенцы из России в Сибирь, в другом ее верные рыбаки. Если искать литературных аналогий, Задорнова можно сравнить скорее с Фенимором Купером, Бадигина с Жюль Верном и отчасти Майн Ридом. В общем, по таланту, интересу фабулы и живописи изложения Бадигин далеко уступает Задорнову; тем не менее «Путь на Грумант» и приложенный к нему исторический очерк стоит прочесть.
124
Константин Сергеевич Бадигин (1910–1984) – писатель, моряк. В 1938–1940 капитан ледокола «Георгий Седов». Герой Советского Союза (1940). Командир ледокольного отряда Беломорской флотилии в 1941–1943. Автор популярных исторических приключенческих романов и повестей.
Типично для новых тенденций в советской литературе, что автор гораздо сильнее, чем его предшественник, подчеркивает отрицательное отношение к иностранцам, точнее западноевропейцам, роль которых в данном романе выполняют англичане и скандинавы. Всюду, где они появляются на сцену, разоблачаются их жестокость, хищнический характер, коварство и надменное презрение к русским. Им противопоставлены поморы, простые, добрые, строго честные, весь быт которых пропитан чувством долга и верным товариществом. Нельзя сказать, что то или другое положение нежизненно; еще более справедливы приводимые в книге исторические факты. Однако чувство ксенофобии, в некоторой мере содержащееся здесь, совершенно необычно для русской литературы и может свидетельствовать о двух вещах: сдвигах в народном сознании под влиянием борьбы с Германией и странной послевоенной тактики демократических государств (выдача власовцев, ставка на расчленение России, антирусские выступления) и о подготовке советским правительством войны.
Если в этом пункте видеть некоторые преувеличения, то трудно было бы отрицать справедливость той гордости и любви, с какой Бадигин показывает заслуги русских поморов в области географических открытий и развития морской техники. Картина проникновения их все дальше на север со времен вольного Hoвгорода, описание их быта, их приспособления к тяжелым полярным условиям бесспорно ценны и вероятно окажут на детей и молодежь, которые будут читать роман, вполне полезное влияние. Общая мысль показать, что Россия, идя своим путем, не только не отставала от запада, но во многом перегоняла его (суда русских рыболовов были быстроходнее скандинавских, проникали дальше на север, были лучше приспособлены к плаванию среди льдов), что в русском народе во многих областях хранилась достаточно высокая техническая культура (пользование морскими инструментами и производство вычислений), что наши северяне с небывалой точностью изучили и охарактеризовали полярные естественные явления (автор напоминает, например, множество терминов в их языке для описания различных состояний льда, частично вошедших в литературную и научную речь – «торос», «шуга», «сало» и т. д.). Все это странным образом напоминает многие высказывания И. Л. Солоневича. Но для большевиков подобная линия небезопасна: идя до конца, придется признать, что русский народ, со всеми его драгоценными свойствами, выработал себе идеологию,
всю основанную на православии и самодержавии – а тогда, напрашивается вопрос, к чему же, собственно советская власть?Прежняя система большевиков, которою, помню, меня угощали в школе, была гораздо логичнее; там все начиналось с 1918 года, до которого, де, в России царили тьма и эксплуатация. Теперь же, рассказывая правду, или, по крайней мере, значительную часть правды о русской истории они все сильнее вызывают чувства, что России следовало идти прежним своим путем, и все начиная с 1918-го – кровавое, трагическое недоразумение.
Переоценке подверглись у большевиков даже такие явления, где от них всего труднее ждать объективности. Курьезным образом, многие их утверждения сейчас ближе к истине, чем теории зарубежной левой части интеллигенции, продолжающей по привычке охаивать наше прошлое. Например, если зарубежные либералы боготворят декабристов, советские историки о них говорят весьма прохладно, часто подчеркивая нереальность их планов, их одиночество, узость их классовых интересов. Вряд ли они даже не более правы, чем многие правые из эмиграции, слишком строгие к этим наивным и беспомощным заговорщикам; вряд ли у них можно отнимать идеализм и искренность, хотя и направленные по нелепейшему руслу. Свидетельством их подлинных мыслей и того внутреннего краха, какой они пережили после разгрома, остаются многие их высказывания; напомним здесь такой чрезвычайно типичный отрывок из письма декабриста князя Александра Ивановича Одоевского, из крепости, где он сидел под арестом: «Русский человек – все русский человек; мужик ли, дворянин ли, несмотря на разницу воспитания – все то же! Пока древние наши нравы, всасываемые с молоком (особенно при почтенных родителях); пока вера во Христа и верность Государю его одушевляют – то он храбр, как шпага, тверд, как кремень; он опирается о плечи 50 миллионов людей; единомыслие 50 миллионов его поддерживает; но если он сбился с законной колеи, то у него душа – как тряпка. Я это испытал…»
Вспомним и Рылеева с его пафосом «святой Руси», с его «Ермаком» и «Сусанином».
Опереться на традицию – заманчиво, но и опасно. Это по-настоящему возможно лишь для тех, кто этой традиции верен. Большевики же пытаются использовать ее с обманной целью, и рискуют, что она в их руках взорвется, как бомба при неосторожном обращении. Напоминая народу о прошлом – что с удовольствием делают десятки писателей вот уже лет десять, с самого начала войны, – советская власть ведет игру чреватую опасностями. Героические образы Александра Невского у В. Яна, Андрея Боголюбского у Георгия Блока 125 , Дмитрия Донского у С. Бородина 126 неизбежно говорят в пользу системы, при которой такие люди рождались и правили. А сравнение с тем, что эту систему сменило, может лишь вызвать у двухсотмиллионного народа желание, чтобы те золотые времена вернулись снова… Даст Бог, так скоро и будет.
125
Георгий Петрович Блок (1888–1962) – литературовед, писатель, переводчик. Двоюродный брат А. А. Блока. Автор исторической повести для детей «Московляне».
126
Сергей Петрович Бородин (1902–1974) – писатель. Автор популярных исторических романов, включая «Дмитрий Донской», трилогию «Звезды над Самаркандом».
Советский роман об Египте
Роман И. Ефремова 127 «Путешествие Баурджеда» («Молодая Гвардия, 1953) относится к тому периоду «литературного нэпа», который сейчас, видимо, сменяется новым закручиванием гаек, и интересен, как одна из редких за последнее время попыток советских авторов писать об истории не русской, но иностранной, да еще столь отдаленной эпохи. Автор все же неправ, утверждая в предисловии, что «В нашей литературе совершенно отсутствуют произведения, посвященные столь древним эпохам истории, и молодому читателю нет возможности познакомиться с ними иначе, как по специальным работам». Не говоря уже о романах Мережковского 128 , написанных в эмиграции и неизвестных в СССР, или о сочинениях Кржижановской, исторический элемент которых более чем сомнителен, в России широко были распространены переводы романов Эберса 129 из египетской жизни («Уарда», «Невеста Нила») и изданный уже при Советах роман Болеслава Пруса 130 «Фараон».
127
Иван Антонович Ефремов (1908–1972) – писатель-фантаст, палеонтолог.
128
Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865–1941) – писатель, поэт, литературный критик, общественный деятель. Один из основателей русского символизма и жанра историософского романа.
129
Георг Мориц Эберс (Georg Moritz Ebers; 1837–1898) – немецкий ученый-египтолог и писатель. Совершил научные экспедиции в Египет, по результатам которых опубликовал несколько фундаментальных научных трудов. Написал 12 романов, популяризирующих историю Древнего Египта, а также романы об европейской истории XVI в.
130
Болеслав Прус (Boleslaw Prus; наст. имя Александр Гловацкий; 1847–1912) – польский писатель, журналист. Опубликовал большое количество хроник, фельетонов, рассказов. Написал несколько социально-психологических романов, из которых наиболее известен роман «Кукла», а также исторический роман «Фараон».
«Путешествие Баурджеда» производит сперва довольно тусклое впечатление, так как именно в первых главах назойливо подчеркиваются любезные большевистскому сердцу элементы «классового угнетения». Дальше, однако, действие становится интересным, даже захватывающим, и читатель с вниманием следит за борьбой жрецов Ра и жрецов Тота, в которой погибает молодой фараон Джедефра, стремившийся путем смелых реформ улучшить жизнь своего народа.
Центром повествования является путешествие сановника Баурджеда вдоль берегов Африки, предпринятое по поручению фараона в поисках богатств далеких земель. Картина трудов и мужества мореплавателей дана в героических тонах, и может увлечь молодежь, для которой книга написана.