Вечные паруса

Теперь мертвенно-холодная поверхность искусственного "неба" была совсем рядом. Вот оранжевая клетка подъемного клапана опустилась вниз, вспыхнули три зеленых огня, реалет втиснулся между двумя дайджерами, загорелся красный сигнал - клетка заполнена!
– и...

– Черт!

Роберт закрыл глаза ладонью. В иллюминаторы било солнце - настоящее солнце - лохматый, ослепительно золотой диск в зыбком аквамарине настоящего неба. И совсем уж необычно белели курчавинки редких облаков над горизонтом.

Они плыли своим неторопким путем, опровергая графики метеорологов, и Роберт почувствовал глухое раздражение против этой вопиющей бесконтрольности, против всего этого своевольного мира, который никак не хочет быть покорным и в котором даже он, Роберт Смит, чувствует себя ничтожной пылинкой, несомой ветром...

Реалет набирал высоту, стараясь держаться подальше от странных туманных спиралей, уходящих к земле. Острия спиралей упирались в раскрытые черные рты кислородных станций. Могучие легкие Нью-Йорка работали непрерывно, и непрерывно трепетал, вибрировал, дрожал этот лес ураганных смерчей. Конечно, современной машине они не очень опасны - аварийная система сработала бы мгновенно, а незадачливые авиаторы отделались бы парой тычков да испугом, но все-таки в этом ревущем кольце было как-то неуютно.

– Долго мы будем висеть на одном месте?

– Но, сэр, мы еще над городом, и правила безопасности...

– Плевал я на ваши правила. Мы спешим, у нас нет времени на цацканье со всяким сбродом...

– Слушаю, сэр.

Вспыхнули предупредительные огни на корпусе, взвыли сирены.

Соседние машины рассыпались, сломав строй, как рассыпается от выстрела птичья стая, а за реалетом Смитов выросли четыре ярких хвоста испепеляющей плазмы, и с мгновенностью прямого удара молнии реалет ушел в небо.

– А ты, оказывается, шалун, Робби, - усмехнулся Дуайт, с интересом посматривая на экран перископа.
– Великолепный фейерверк, который изрядно переполошил наших попутчиков... И кажется... Да, совершенно верно. Если не ошибаюсь, эти вот два дайджера слегка подпалили крылышки в нашей струе...

Два телохранителя, дремавшие сзади, заметно оживились и, заглядывая на экран через спины хозяев, сдержанно похохатывали.

– Нет, сэр, я видел - они столкнулись и загорелись...

– А вот слева, сэр, посмотрите, сэр - целый клубок...

– Как мухи...

Пилот покосился на перископ и пробурчал сквозь зубы:

– Не завидую я тем, кто внизу...

– Правильно делаешь, парень. Завидовать им нечего. Но такова жизнь пока не разбросаешь тех, кто внизу, не пробьешься наверх. Верно я говорю?

– Да, сэр.

Роберт повеселел. Маленькое приключение развлекло его и вернуло бодрость духа.

Здесь, на высоте, небо уже не полыхало оттенками аквамарина, оно было темно-серым, почти черным, и какая-то звезда - или орбитальная станция? не мигая, светилась вверху.

Пространство внизу выгнулось большим майоликовым блюдом с неестественно высокими краями: слева светло-синей стеной стоял океан, справа желтыми и коричневыми пятнами, неправдоподобно заваливаясь к горизонту, тянулись хребты Аппалачей, за ними, плавно выгибаясь к океану, зеленела Приатлантическая низменность, поделенная на ровные ломти фиолетовыми реками. Вся эта причудливая майолика проступала нерезко, размыто, словно через тонкий слой разбавленной простокваши, налитой в блюдо. И там, впереди, скоро должен был показаться пирог полуострова на синем подносе...

Ощущение высоты пьянило. Земля-блюдо Роберту нравилась. Она выглядела съедобно. С ней можно было делать что угодно. Допустим, разрезать, как торт. Вот так и так. На четыре части. Но почему на четыре? Лучше одним взмахом - на две.

А звезда... Звезда сойдет за ночник.

Звезда послушно зазеленела, а небо превратилось в черную крышку Коллектора Покоя, и неслышные волны мягко туманили мозг, и блаженная лень разливалась по всему телу, но что-то треснуло, и звезда замигала красным...

Роберт открыл глаза. На пульте пилота темным рубином горел предупредительный знак. Реалет шел на посадку.

Иллюминаторы затянула плотная серая мгла, в неразличимой глубине которой угадывалось непонятное и грозное движение. Короткие сиреневые вспышки возникали справа и слева, и в мгновенном их свете по-звериному чутко замирали сплетенные тела невероятных чудовищ, клубки гигантских щупалец, опутавших корабль, замирали, чтобы в следующий миг темноты продолжить свое бесшумное и невидимое движение.

Проходили секунды, минуты, реалет вздрагивал, казалось, навсегда застряв на месте, в центре этой шевелящейся массы, и только бирюзовый столбик альтиметра непрерывно падал вдоль шеренги светящихся цифр, уверяя, что снижение продолжается.

Дуайт сидел рядом, прямой и неподвижный, как выключенный автомат, и у Роберта шевельнулось нечто похожее на зависть - эту сухую жердь ничем не проймешь...

А Дуайт действительно не думал о грозе, потому что просто не замечал ее. Его мозг с методичностью счетной машины складывал, умножал, вычитал, делил, возводил в степень и извлекал корни, дифференцировал и интегрировал все те секундные и неопределенные данные, с которыми летели они на таинственный вызов Солсбери.

Реалет вырвался из туч в какой-нибудь полсотне метров над куполом главного здания Биоцентра, прямо над посадочным кольцом, вслед полыхнула молния такой причудливой формы и яркости, что даже через несколько минут в ангаре, спускаясь по причальному трапу, Роберт обеими руками держался за поручень, потому что в глазах плясали черные и багровые полосы, плыли изумрудные пятна.

Рэчел ждал их в ангаре, но разговаривать там было невозможно из-за непрерывных раскатов грома. Они спустились на лифте пятью этажами ниже, в огромный холл, поделенный полупрозрачными светящимися драпировками на уютные закоулки.

Они сели за столик, и Рэчел, несмело улыбаясь, терпеливо повернул к себе наборный диск меню.

– Виски, коньяк?

– Коньяк.

Охранники, застывшие по углам, как по команде отвернулись от подноса, с легким звонком возникшего на столе.

– Хороший коньяк.

– Да, мистер Дуайт. Армянский.
– Нас вызвал Солсбери.

– Я знаю, мистер Дуайт.

– Хорошо, что хоть это вы знаете. Ну, и?..

– Я... я не замечал ничего подозрительного пока.

– А ты замечал деньги, которые мы тебе платим, а?