Вечный колокол
Шрифт:
Когда к нему в спальню зашел дядька, юный князь вполне успокоился. Его любит Новгород. В нем нуждается Русь. Он станет постарше, и тогда никакие бояре не собьют его с пути! Он победит их, рано или поздно он их победит!
5. Вечер в университете
После обеда Млад задержался, разыскивая в Городище свою лошадь — он никак не мог вспомнить, в каком дворе ее оставил, все они казались ему совершенно одинаковыми. Потом, проезжая мимо Новгорода, он все же заглянул на торг, и в Университет
Ширяй с порога сообщил, что к нему приходили декан и ректор, причем оба явно злились и велели ему зайти в ректорат сразу по возвращении. В ректорат Млад не торопился — Миша в его отсутствие совсем расклеился: лежал на кровати, сжавшись в комок, и дрожал.
— Ну? — спросил Млад, закрывая за собой дверь.
— Ты обманываешь меня… — безнадежно выдохнул тот.
— Я даже не собираюсь оправдываться и что-то тебе доказывать. В чем я тебя обманываю на этот раз? — Млад присел на табуретку рядом с кроватью.
— Они стащат меня в ад…
— Хорошо. Если тебе этого хочется, я с ними договорюсь — они так и сделают.
— Мне не хочется! Не хочется! — зарычал парень и рывком поднялся, — ты нарочно издеваешься надо мной!
— Да. Нарочно. Я не собираюсь тебя успокаивать и лить масло тебе на сердце рассказами о том, что ада не существует: его выдумали для таких, как ты. Я устал. Если хочешь, я приведу к тебе темного шамана — он ныряет вниз, он знает, что там, внизу, он видел своими глазами.
— Он тоже мне соврет! Если он служит дьяволу, он нарочно мне соврет!
— Наверное, отец Константин говорил тебе правду, — усмехнулся Млад.
— Отец Константин — бескорыстен! Он хотел моего спасения!
— А я, можно подумать, собираюсь тебя выгодно продать.
— Откуда я знаю, что дьявол пообещал тебе за мою душу? — у Миши дрожал подбородок. Нехорошо дрожал — это могло закончиться судорогами.
— А что отцу Константину за твою душу пообещал бог, ты знаешь?
— Вы все, все мне врете! — выкрикнул парень и сорвался с кровати, — не ходи за мной! Я не заблужусь!
— Возьми огниво. Если заблудишься в лесу — разведи костер.
— Не надо мне твоего огнива! — прошипел он, запихивая руки в рукава шубы, — ничего не надо! Ну и заблужусь! И замерзну!
— Надень шапку.
— Отстань от меня! Не хочу никаких шапок! Ничего не хочу! — Мишу трясло. Млад чувствовал, какие силы разрывают мальчика изнутри: он успокоится. Побегает по лесу, промерзнет и успокоится ненадолго. Так и должно быть, пока все идет так, как и должно идти. Огниво лежало в кармане шубы, а шапку Млад нахлобучил Мише на голову у самого порога. Тот сорвал ее, но не отбросил, а забрал с собой, тиская в руке.
— Пойти за ним? — тихо спросил Добробой, подойдя к Младу сзади.
Млад покачал головой.
— Ты б в ректорат сходил, Млад Мстиславич, — назидательно сказал Ширяй, как всегда поднимая голову от книги, — пока он по лесу бродит, ты как раз успеешь.
Вот сопля!
— Схожу, — проворчал Млад, и хотел добавить, что это не Ширяево дело, но
подумал и промолчал.— Млад Мстиславич, а правда, что ты сегодня в Городище грамоту про убийство князя Бориса не подписал? — спросил Добробой.
— Правда.
— А почему? Разве не татары князя убили? — поднял голову Ширяй. Млад всегда поражался его способности одновременно читать и слушать, о чем говорят вокруг.
— Я не знаю. Поэтому и не подписал, — Млад сжал губы, — а вы откуда знаете про татар?
— Так весь университет говорит. Некоторые даже в Городище ездили, чтоб все самим узнать. А я, например, так и знал, что это татары. Мне и гадания никакого не надо было.
— Ну-ну, — усмехнулся Млад, — и откуда, интересно, ты это знал?
— Да понятно же все! Кто еще нас так ненавидит?
— Не нас, а князя Бориса, — поправил Млад.
— А какая разница? Раз князя Бориса ненавидит, значит и нас тоже! — Ширяй посмотрел на Млада снисходительно.
— Нет, парень. Бояре тоже ненавидели князя Бориса, но к нам, наверное, ничего подобного они не испытывают. И мне кажется, догадки про татар ты повторяешь с чужого голоса.
— Ничего и не с чужого! А если у меня есть единомышленники, это еще не значит, что я говорю с чужого голоса.
— Единомышленники — это хорошо, — Млад натянул валенки, — только предположение твоих единомышленников нарушает первейшее правовое утверждение, которое незыблемо для Новгорода: не пойман — не вор.
— А… а гадание? Разве гадание сорока волхвов — это не доказательство?
— Тридцати девяти, — Млад подмигнул Ширяю, надевая треух.
— Так ты что, за татар, что ли? — умное лицо Ширяя вытянулось от детской обиды.
— Я — не за татар, я не против татар. Это разные вещи. И даже если бы я был против них, это ничего бы не изменило: Правда не завит от того, за кого ты и против кого.
— Ой, Млад Мстиславич! — Добробой приоткрыл рот, — как ты это здорово сказал!
— Ага, — кивнул Млад, — пойду. Потом поговорим.
В ректорате еловыми дровами трещала печь, ректор с деканом естественного факультета сидели перед открытой дверцей на низких скамеечках и пили вино из серебряных кубков.
— Явился? — ректор кивнул на третью скамеечку возле печки, — садись.
Млад стащил с головы треух и расстегнул полушубок, продолжая топтаться у двери.
— Ну что застыл? Часа полтора тебя ждем, — обернулся к нему декан, — вино на столе, наливай.
Млад пожал плечами и повесил полушубок на крючок за дверью. Вина так вина… Он плеснул в кубок густой настойки и сел рядом со столпами университетской мысли.
— Я знал, что ты чудак, Млад Мстиславич, — начал декан, — и я прощал тебе любые чудачества за твой ум, и за твой опыт, и за любовь к тебе студентов…
Млад опустил голову.
— Ты хотя бы понимаешь, кому дорогу перешел? — вслед за деканом, подхватил ректор, — ты представляешь себе, что ты сегодня сделал?
— Я не понимаю. И не хочу понимать.