Вечный пасьянс (сборник)
Шрифт:
— Ему нравится такая фигура! — и Она указала на фавна.
Архитектор улыбнулся и построил ему такую.
Потом друг архитектора расписал кожу под Рембрандта, Модильяни и Глазунова. Другой друг архитектора вдохнул жизнь в его симбионтов.
Новое тело любило танцевать и они часто по вечерам ставили блюзовые пластинки и кружились медленно и печально.
Финал второй, несчастливый
…— Так, — сказал Он и засопел, — раньше для тебя целым миром был муж, но, как выяснилось, тебе этого недостаточно. Теперь ты сама себе целый мир! И это очень грустно…
Он хотел заплакать, но забыл, как это делается. Он шмыгнул два или три раза.
— Но
Один из шипов поцарапал ему живот. Показалась алая капля. Он грубо отстранил женщину. Роза сломалась и цветок поник.
— Что ты натворил, безумец! — крикнула Она и глаза у нее потемнели. — Ничего не желаешь замечать кроме своего собственного мирка: командировки по три месяца, пиво по субботам, преферанс по пятницам, летом футбол, зимой хоккей! И все, больше никаких интересов, только и знаешь валяться на диване с газетой и чтобы телевизор мерцал, под него дремать уютно…
— А ты хотела, чтобы я хлопал в ладоши, как нарисованный обормот? Не будет этого!
— Ты бесчувственный и толстокожий эгоист!
Он встал с постели. Оделся. Взял чемоданы, благо они так и стояли нераспакованные, и ушел.
Финал третий, трагический
…но Он скорчил рожу:
— Клопами воняет, а не розой!
— Не может быть, я принимала экстракт, роза просто обязана пахнуть розой!
— Да бог с ней, — Он махнул рукой, — не в цветах счастье!
— В чем же?
— Это у тебя спросить следует, — ядовито произнес Он. — Ты, моя прелесть, времени даром не теряла! Ну и как он?!
— Кто? — не поняла Она.
— Твой архитектор знаменитый. Или это был физиолог? Нет, скорее всего скульптор, у них руки сильные. Да что там гадать, наверное, они все побывали у тебя… Вот только вопрос: порознь или скопом?!
— Как ты можешь так говорить? — Она спрятала лицо в ладони.
— Я все могу, шлюха! — прошипел Он. — У, тварь, ненавижу!
Он замахнулся, но ударить не успел. Из бутона выскользнула маленькая тусклая змейка и укусила его под сосок. Ему стало больно и Он закричал. Потом ему стало не до крика — грудь жгло раскаленным железом. Затем ему стало совсем невмоготу, перед глазами все поплыло. Отравленный мозг потух окончательно, но и перед смертью его мучил вопрос: что станут делать маленькие нагие мужчина и женщина, когда он умрет?
Змейку в бутон поместил скульптор, который считал, что красоту надо охранять от грубости и хамства. Он не хотел никого убивать, так уж получилось.
Когда агония кончилась, маленький нагой мужчина составил протокол трагического происшествия в результате несчастного случая, так как скульптор изваял его с участкового милиционера. В качестве понятых фигурировали две нагие женщины: одна большая и одна маленькая, и обе долго плакали.
Финал четвертый, юмористический
…— Ух ты, красота!!! — восхитился Он — Пахнет замечательно! Слушай, мать, давай варенье сделаем!
— Какое варенье? — не сообразила Она.
— Какая ты, право, недогадливая! Из розовых лепестков! Я в детстве пробовал. Болгарское. До сих пор забыть не могу! А для крепости виноград в варенье добавим. Замечательная штука получиться может, с градусами!
— А что с летучей мышью делать будем? Ее тоже в варенье добавим? — усмехнулась Она.
— Зачем? Мы из нее бульон приготовим. В Америке, говорят, из змей супы варят, у нас тут не Америка, мы изгаляться не приучены, мы и летучей мышью обойдемся. И вообще, ты это здорово придумала, моя кисонька, в тебе целый мир заложен, столько первоклассных продуктов, любой спецраспределитель позавидует! Ух и заживем! Дичь, свежая рыба, лангусты, тропические плоды, молодцы голландцы, понимали
толк в жратве, а с модернистами ты промахнулась, у них не понять, съестное изображено или уже съеденное…Он всегда любил вкусно поесть. Она знала за ним такую особенность и отчасти по этой причине, отчасти по причине пустых полок в продовольственных магазинах, согласилась на симбиотическую скульптуру, но при этом настаивала, чтобы на ее теле было изображено побольше натюрмортов и поменьше пейзажей и жанровых сцен…
Дар бесценный
Стойбище камарисков располагалось за Дикой Пустошью, в уютной речной долине между отрогами зубчатых скал, и близость к полюсу хранило его от назойливости непрошенных гостей. Сезон Дождей не завершился, но на несколько дней выдалась солнечная погода. Ничто, казалось, не предвещало странных событий, вошедших впоследствии в Книгу Памяти, которую ткали паучки-летописцы, понимающие человеческий голос. Содержание этой Книги наговаривалось жрецами на протяжении многих поколений, с тех пор, как божественная дева Чегана явила свою милость и одарила племя звуковой речью и паучьей письменностью. До принятия подарка Чеганы камариски изъяснялись сугубо жестами да нехитрым набором односложных междометий — этого вполне хватало для сбора съедобных кореньев и охоты на смутангов. Только с приходом членораздельной речи племя оценило все прелести звуковой коммуникации, будь то пылкое признание в любви, бурные дебаты накануне весенних выборов вождя на альтернативной основе, ритуальное общение с Духами отошедших предков или сказительное мастерство Старейшин. Поистине бесценен был дар девы Чеганы — дар общения и понимания между людьми…
В то памятное утро любители погреться выставили на солнышко впалые животы. Малыши возились в лазурной тине, тщетно пытаясь вытащить на берег ленивого ручного солима. Визг потревожил Старейшину с летним именем Эстроних, и он, приподнявшись с подстилки из сушеных листьев дерева зиглу, погрозил мелюзге крючковатым пальцем. На душе патриарха было спокойно: год выдался отменный — смутанги жирели ни пастбищах, косяки радужных рыб прошли на икрометание, ветви деревьев зиглу сгибались под тяжестью орехов.
Ниже по течению реки женщины племени устроили постирушку, попутно перемывая кости вождю, который в преддверии приближающихся холодов разрешил мужчинам сварить напиток по имени «огненное пойло».
Сам вождь, чье летнее имя было Моготовак, представительный мужчина в расцвете лет и политической карьеры, в хижине жреца с летним именем Дагопель предавался азартной игре по имени «три лопатки». Хозяин дома никак не мог ухватить за хвост ускользающую птицу удачи и пытался передернуть кость. Сделать это незаметно под недремлющим оком Моготовака не удавалось: вождь в ранней юности успел поработать на строительстве Космопорта и весьма поднаторел в подобного рода игрищах. По правде говоря, именно Моготовак научил мужчин племени перераспределять материальные блага путем метания лопатки смутанга. И когда его битка в третий раз подряд легла на горсть меновых единиц, известных на планете под названием «сердиток», ибо на каждой из монет был вычеканен профиль грозного на вид Большого Человека, игра была сделана — Дагопель продулся в пух и прах.
— Что, — ехидно спросил вождь, — не помогли тебе Духи Везенья? Али прогневил их чем?
Пока Дагопель подыскивал достойный ответ, в хижину всунулась белобрысая головенка одного из многочисленных внуков жреца.
— Дед, — сказал малец, — сторожевые воины просили передать: по охотничьей тропе приближается Большой Человек!
— Один? — усомнился жрец.
— Про других ничего не говорили, — ответил внук.
В разговор вступил вождь.
— Оповести Старейшин! Пусть соберутся на площади! — приказал Моготовак огольцу и легонько щелкнул его в лоб.