Вечный ястреб
Шрифт:
Но однажды в голодную зиму Оник, его сосед, привел Дирка в ватагу Касваллона.
Поначалу Дирк невзлюбил вожака. Оно и понятно: эти двое были как день и ночь, как зима и лето. Касваллон без конца шутил и смеялся, Дирк молчал даже с теми, кого хорошо знал.
Но Касваллон не сдавался и мало-помалу пробил твердую скорлупу хуторянина.
Он познакомил Дирка с Карен. Тот, неожиданно для себя, влюбился, и судьба одарила его столь же неожиданным счастьем: девушка согласилась выйти за него замуж.
Она навела уют в его убогом домишке и, к полной радости мужа,
Четыре дня назад Карен отправилась в долину. Шел восьмой месяц ее беременности, и она собиралась рожать в доме Теска, чья жена Ларсия была повитухой.
Ночью Дирк услышал, как трубят рога, встревожился и тоже стал спускаться в долину. При первых проблесках дня ему встретились беженцы.
Теска среди них не было.
Касваллон отвел Дирка в сторону, и тот услышал весть, рассадившую его сердце надвое. Теск, Камбил и еще восемьсот Фарленов погибли. Карен была в их числе. Касваллон видел ее в кругу бойцов, с ножом в руке, перед последним натиском аэниров.
Дирк сдержался и не спросил, отчего другие Фарлены не вернулись и не умерли вместе с ними.
– Пойдем с нами, – позвал его Касваллон.
– Нет, друг. Не пойду.
Касваллон склонил голову, грустно глядя зелеными глазами.
– Делай что должен, Дирк. Да сопутствуют тебе боги.
– И тебе, Касваллон. Вот ты и стал главным.
– Я этого не хотел.
– Знаю, но ты подходишь. Всегда подходил.
Солнце поднималось. Дирк стоял на краю леса и смотрел в долину – на разоренные дома, на шатры аэниров, на поле с грудами мертвых тел.
Потом он вышел из леса и двинулся вниз, к жене.
Двое аэниров, увидев его, оторвались от еды. Он шел так вольготно, словно совершал утреннюю прогулку. Может, его послали для мирных переговоров? Или это человек Барсы, переодетый Фарленом?
– Эй ты, постой! – сказал один солдат, перехватывая его.
Кровь брызнула высоко. Меч Дирка отсек ему руку и раскроил шею. Второй солдат метнулся вперед с обнаженным клинком. Дирк, пригнувшись, вспорол ему живот и пошел дальше.
Карен не была красавицей, но глаза ее смотрели мягко и ласково, а с губ никогда не сходила улыбка – словно жизнь приберегла какой-то радостный секрет для нее одной.
Аэниры ели, пили, рассказывали байки. Вторжение прошло успешно, потери были невелики. Обошлось бы и совсем без потерь, кабы не эти горцы в кругу. Кто бы мог подумать, что несколько сотен мужчин и женщин будут так отчаянно биться?
Никто не замечал идущего мимо них Дирка.
Он поискал среди мертвых Карен и нашел ее рядом с обезглавленным телом Камбила. Дирк осторожно вытащил жену и хотел вытереть ей лицо, но кровь засохла и не поддавалась.
Пятеро солдат наконец-то обратили внимание на то, что он делал. Дирк, почувствовав, что на него смотрят, уложил Карен на землю и невозмутимо пошел им навстречу.
Аэниры стояли, не вынимая оружия – спокойствие
Дирка как будто околдовало их.Свист меча, выхваченного из ножен, развеял чары.
Один солдат повалился, издав громкий крик, второй отлетел назад с перерезанным горлом. Третий умер, уставившись на хлещущий кровью обрубок правой руки. Четвертый вонзил меч Дирку в бок, но горец, смертельно раненный, убил и его. Пятый пустился бежать, взывая о помощи.
Дирк пошатнулся, взглянул на рану. Кровь промочила штанину, стекала под ноги. Сбежавшиеся аэниры смотрели на умирающего горца во все глаза.
– Вы, женоубийцы! Не хотите ли сразиться с мужчиной? – прорычал он.
Один ответил на вызов. Дирк презрительно отмахнулся от рубящего удара, заколол аэнира и засмеялся, но поперхнулся кровью.
– Тоже мне воины, – сплюнув, промолвил он. – Овцы с клыками.
Он выронил меч, упал рядом с Карен, приподнял ее голову.
Удар копья в спину выгнул его дугой, но напоследок он увидел лицо жены.
– Прости, – сказал он. – Прости, что меня не было рядом.
Орса вытащил копье из спины убитого.
– С ума спятил, – проворчал кто-то.
– Он поступил как мужчина, – ответил на это Орса и пошел прочь, раздвигая толпу.
Аэниры разошлись и снова принялись за еду.
– Хороший боец. – Худощавый солдат поднял с земли куриную ножку, стер с нее грязь.
– Дурак, – заметил второй, цедя вино из полного меха.
– Берсеркер, – поправил первый.
– Да ладно тебе. Видали мы берсеркеров – они бьются, обезумев от ярости.
– Это наши, а горцы не такие, как мы. Мы горячие, они холодные, но смерти все равно не боятся.
– Ты никак думать начал, Снорри?
– Тут мысли сами в голову лезут. Погляди-ка вокруг. Не захотелось бы тебе умереть за такую землю?
– Я ни за какую землю не хочу умирать. Добро бы за бабу, а земля что – грязь и грязь.
– Как тебе показалась горянка, которую ты ночью имел?
– Заткни пасть.
– Я слыхал, она убила себя?
– Заткнись, я сказал!
– Полегче, Бемар. Незачем так кипятиться.
– Эти горы у меня в печенках сидят. Знал я, что место это недоброе, нутром чуял. Ты видел, как смотрел этот горец? Точно мы козявки какие. Овцы с клыками! Вот ты смеешься, а ведь он семерых убил.
– Ночью с этими, которые оборонялись в кругу, то же самое было. Как на утес наскакивать. Стоят до последнего, и страха в них нет. Тот разведчик, которому Онгист велел орла вырезать, не издал ни звука, только глазами сверкал. Может, они и вовсе не люди.
– Как это? – прошептал Бемар.
– Ведьма, Агнета, превращает людей в животных. А горцы, может, наоборот – звери в людском обличье.
– Полно вздор молоть.
– Они и ведут себя не как люди, – настаивал Снорри. – Слышал ты, чтоб горец молил о пощаде? Хоть кто-нибудь тебе о таком рассказывал?
– Умирают они по-мужски, – признал Бемар.
– Это еще слабо сказано. Вспомни приказ Асбидага. Не оставлять в живых никого, будь то мужчина, женщина или ребенок. Не брать невольников. Тебе это странным не показалось?