Вечный зов. Том I

— Не верим, значит, мы людям?

— А что же? Тот же твой Назаров, пользовался слухом, тайные посевы делал, а урожай с них по колхозникам делил… Хитёр только, не мог я его поймать. Но всегда знал — плачет по нём тюрьма… Н-да… Значит, выход какой? И хлебосдачу с первого дня жатвы вести усиленно, и косить вовремя. В темпе всё, в комплексе — до ветров, до дождей заканчивать жатву.

— А ежели не успеваем? Физических сил не хватает?

— Должны успевать. Из этого исходят установки. Значит, они правильные.

— Да, теоретик ты, вижу.

— Без этого нельзя, — серьёзно сказал Полипов. — А ты не теоретик, к сожалению. Всё от мужицкого духа идёшь. Он подвести может. Или вот эта твоя пословица? К чему она? Слова — они всякий смысл имеют. И вложить можно всякий. А ты, слышал я, от слов своих пострадал уже однажды…

Кружилин с сожалением поглядел на председателя райисполкома. Тот чувствовал этот взгляд, но не пошевелился даже, сидел, уперев глаза в свои широкие, тупые колени.

— Ты что же, пугаешь меня?

— Не-ет, что ты… То время прошло, кажется. Я же спросил — хочешь на откровенность? Советую просто. — Полипов откинулся в кресле. — А вообще — ты ведь тоже игрок. Но играешь так — интуитивно.

— Это мне тоже интересно. Объясни.

— Не надо, говоришь, с Назаровым кончать? Конечно, сейчас ты сможешь и защитить, вероятно, его. Позиции у тебя сейчас в области окрепли — завод продукцию дал. Непостижимо, но снаряды делает. Хотя это заслуга Савельева, особенно Нечаева. В общем, тебя в области поддержат, видимо… Но этот Назаров икнётся тебе в будущем, — прибавил он.

— Каким образом?

— Давай размышлять. Вопрос о нём я в повестке исполкома, допустим, оставлю. Насчёт ржи резонанс в области хороший будет. А я и дальше заострю: кто он таков по духу, этот Назаров? С тайными посевами — ладно, слушки одни. Но он всяких подозрительных в социальном смысле людей поддерживает. Ивана Савельева, например, бывшего белобандита, в колхоз принял. Потом его посадили за вредительство. А Назаров семью его всячески оберегает, благоустраивает. Н-да… И такого человека ты защищаешь вот…

Полипов говорил теперь неторопливо, раздумчиво, спокойно. И Кружилин слушал его спокойно, внимательно. Полипов сидел боком к Кружилину, смотрел куда-то в угол. Ухо его, небольшое, чуть оттопыренное, пошевелилось. Кружилин впервые заметил эту особенность.

— Слушай, Пётр Петрович, страшный ты человек, кажется, — вдруг сказал он. И только когда произнёс эти слова, понял их смысл, подумал, что, вероятно, не надо было этого говорить.

Уши Полипова замерли. Он медленно повернул к Кружилину широкие плечи, и Кружилин увидел, что по лицу его идут судороги, которые он пытается унять насильственной улыбкой.

— Ну что ты… Не страшней других, — вымолвил он.

— Не понимаю я тебя.

— Да, многим из нас друг друга понять нелегко. Мы объединены общей идеей, строим новое общество. Общество это представляем себе более или менее одинаково, но боремся за него… — Полипов, так и не уняв судорог на лице, чуть пригнулся, — но боремся за него, я бы не сказал — разными методами, но по-разному понимая сущность тех людей, с которыми работаем.

— Туманно очень, — усмехнулся Кружилин.

— Ну, Назарова вот того же по-разному понимаем. — Лицо его наконец стало спокойным. — А кто из нас прав…

Громко хлопнула входная дверь, кто-то заскрипел в коридоре половицами.

— Мне ясно одно, Пётр Петрович, — проговорил Кружилин, глядя прямо в глаза Полипову, — сейчас, по крайней мере, стало ясно, что работать нам вместе будет трудно. Может быть, невозможно станет со временем.

Полипов опять собрал морщинки на лбу.

— Почему? Мы впервые поговорили друг с другом откровенно, в какой-то мере выяснили… что-то друг в друге. В чём-то не сходимся? Разве это беда? Жизнь, говорю, покажет, кто из нас прав. А ссориться сейчас — сам говоришь — никто не поймёт.

— Да ведь ты и собираешься о Назарове спорить! А этот спор, прямо говорю, нешуточный, он серьёзный будет…

Распахнулась дверь, вошёл Савельев.

— Можно? Здравствуйте… Не помешал? Вижу — огонёк… — Савельев шумно подошёл к столу, пожал обоим руки. — Что у тебя, Петро, руки такие потные? Ну-с, начали, друзья мои! Сейчас лично подержал в ладонях полуторатысячный снарядик. Нечаев упаковкой занимается, чуть не каждый снаряд сам в ящик кладёт. На утро перед отправкой снарядов митинг назначили… Телеграммы ещё нет?

— Нет ещё.

— Хорошо бы к утру-то поспели, а?! — И повернулся к Полипову: — Ну, Петро! Забывать уже стал ведь я тебя… Да что там, забыл совсем, лет с десяток не вспоминал. И вдруг — встреча! И поговорить вот даже некогда. За квартиру спасибо. По-царски устроились. Неудобно перед рабочими-то.

— Ничего, директор всё же.

— Где ты-то живал, работал?

— Ну, где? После того как из белогвардейского застенка удалось бежать — не забыл, должно, Свиридова? — служил в Красной Армии до тридцатого почти года. А потом всё время в Новосибирске. Потом вот сюда перевели. И всё, собственно. Спокойная жизнь, — усмехнулся Полипов.

— Поговорить бы как-то. Вспомнить кое-чего!

— Как Елизавета Никандровна?

— Ничего. Здоровьем, конечно, хвалиться не приходится…

Опять хлопнула дверь. Все повернули головы на звук.

— Телеграмма, может? — сказал Савельев.

Минуту-другую в коридоре было тихо, потом раздались торопливые шаги. Все встали, понимая, что это действительно телеграмма.

Дежурная по райкому, молоденькая женщина, заведующая сектором учёта, вбежала взволнованная и раскрасневшаяся.

— Вот, Поликарп Матвеевич… Поздравительные! Одна из Москвы, правительственная. Другая из области.

Кружилин развернул одну из телеграмм:

— «Секретарю Шантарского райкома партии Кружилину, председателю райисполкома Полипову, директору завода Савельеву, главному инженеру Нечаеву…» — начал он читать почему-то с адресатов.

— Ну, я пошёл, — встал вдруг Полипов. — Поздравляю, Антон, от всей души… На митинге завтра встретимся. — И повернулся к Кружилину: — Значит, вопрос о Назарове с повестки исполкома исключить?