Вечный зов. Том II

— А мы узнаем, где он живёт. И туда поедем. Понимаешь, мама, очень мне это нужно!

Так они оказались в Шантаре.

* * * *

На другой день Ольга Яковлевна проснулась и увидела, что кровать дочери пуста. Она не очень обеспокоилась, подумав, что Ирина вышла, видимо, погулять перед завтраком. Утро было ясным и весёлым, окна гостиничного номера проламывали полосы солнечного света.

Прошло несколько минут — дочь не возвращалась. Ольга Яковлевна умылась, привела себя в порядок. Дочери всё не было.

Ирина появилась через час. И прямо от порога проговорила:

— Мама! Я всё узнала. Отца в живых… Он погиб.

Ольга Яковлевна, вставшая при появлении дочери, медленно опустилась на кровать.

— Я это чувствовала, — произнесла она негромко. — От кого ты это узнала? Как?

— А я просто в райком партии зашла и спросила.

— Сумасшедшая!

— Здесь живёт его… жена, Наталья Александровна, и дочь, Елена. Моя сестра.

— Нет, ты положительно сошла с ума! — воскликнула Ольга Яковлевна. — И что… как ты о них… расспрашивала? Что говорила?

— Да успокойся, мама. Я же не сказала, что я дочь Семёна Савельева. Я представилась своей фамилией. А там, в райкоме, симпатичный такой дядечка со мной говорил, по имени Николай Кирьянович Инютин. «Простите, говорит, какая Алейникова? Дочь Якова Николаевича Алейникова, что ли?» — «Нет, говорю, это моя мама его дочь. Приёмная. А я её дочь. А сам Яков Николаевич погиб в сорок четвёртом на Буковине». Инютин этот долго не мог ничего понять… Он и сказал, что отец мой погиб. Кажется, в Норвегии, говорит.

— Как в Норвегии?! — вскричала Ольга Яковлевна. — Почему в Норвегии?

— Ах, мама, ну разве я знаю? Но это всё мне и нужно узнать… Больше того — я говорила с его женой по телефону. И пригласила её… и дочь её к нам в номер.

— Ирина! — простонала мучительно Ольга Яковлевна. — Ты же… ты же обещала только посмотреть издали!

— Да, на отца… Но его нет в живых.

— Что же теперь будет?!

Ирина решительно шагнула к матери, положила ей на плечи ладони.

— Ну что будет! Ничего не будет… Я ей просто сказала, что ты жила тогда в прифронтовой полосе, в этой деревне Лукашёвке, и случайно познакомилась с её мужем на рытье окопов… Как оно и было на самом деле. И что поэтому можешь рассказать кое-что о том времени… и о Семёне Фёдоровиче. Она хотела немедленно бежать к тебе. Но я попросила прийти вечером. Чтобы нам с тобой немного подготовиться… Всё будет хорошо, мама, откуда они могут догадаться? Я сказала, что приехали мы сюда просто поглядеть, где жил твой приёмный отец Яков Николаевич. Я соврала, что ты была замужем, а муж умер. Я же умная, мама, ты видишь, я всё предусмотрела.

Ирина сняла руки с плеч матери, прошлась по номеру, задумчиво глядя себе под ноги, тряхнула короткой стрижкой.

— И, кажется, мать его, моего отца, будет… И брат. Инютин этот сказал, что надо и матери Семёна Фёдоровича, и брату его о нашем приезде сообщить… Она живёт, как я поняла, где-то в колхозе.

— О-о! И мать?

— А брат у него поэт, сказал Инютин. И я, кажется, читала даже где-то его стихи. Только и в голову не пришло как-то… Мало ли Савельевых на земле.

— Ну, а если… а если ты похожа на его дочь, на свою сестру? — совсем потеряв голос, проговорила Ольга Яковлевна. — Что тогда будет? Ты подумала?

— Что ты, мама! Я на тебя похожа, — сказала Ирина. — И вот что, мама. Ты ж бесстрашная у меня разведчица. В таких была переплётах, а тут… Возьми себя в руки!

* * * *

В руки себя Ольга Яковлевна взяла, но весь этот день, а особенно вечер были для неё нелёгкими.

Во-первых, встреча с женой и дочерью Семёна состоялась не в гостинице, а в их квартире.

Когда наступил условленный час, в дверь номера раздался негромкий стук, Ольга Яковлевна вздрогнула и даже чуть побледнела.

— Мама! — предостерегающе прошептала Ирина.

Жена Семёна, войдя, в упор оглядела Ольгу Яковлевну. Густые брови её при этом начали подрагивать, а в чёрных усталых глазах блеснули слёзы.

— Здравствуйте, — сказала она и, так же пристально оглядев Ирину, потянула к глазам платок. — Боже мой, боже мой! Пойдёмте, пожалуйста, ко мне и там всё расскажете, всё-всё… Нам ведь дорого, вы понимаете, всё… даже самая маленькая подробность о нём.

«Чего она так смотрела на Ирину? — весь недолгий путь до квартиры жены Семёна мучилась Ольга Яковлевна. — Похожа Ирина на её дочь или нет?»

Во-вторых, в небольшой двухкомнатной квартирке Натальи Александровны кроме её дочери Елены, матери Семёна, Анны Михайловны, и его брата Дмитрия, о которых говорила Ирина, находился ещё один человек — Иван Силантьевич Савельев.

О нём, о том, что родной дядя Семёна Иван Силантьевич Савельев, который летом сорок третьего ходил вместе с группой Алейникова к немцам в тыл, в Шестоково, и которому Олька призналась, что беременна от Семёна, она перед отъездом в Шантару как-то и не подумала. А он с протезом вместо правой руки, изношенный временем, с поредевшими и почти совсем белыми волосами — был вот он! Он сидел в углу комнаты в мягком кресле и при появлении их с Ириной быстро поднялся и некоторое время глядел то на неё, то на Ирину. Ольга Яковлевна стояла перед ним оцепеневшая.

— Не узнаёшь? — спросил он негромко.

— Дядя… Иван! — прошептала она. — Иван Силантьевич…

— Здравствуй, Олька!

И оттого, что он назвал её таким именем, горло у неё перехватило, какая-то сила подтолкнула её к нему, она сделала два или три шага и, тяжело зарыдав, упала ему на грудь, всё повторяя:

— Дядя Ваня… Иван Силантьевич!

— Ну-ну, Оленька… Что ты? Будет, не надо, — неумело говорил он вполголоса, одной рукой поддерживая её. — Вот встретились когда! Нежданно-негаданно. А это… дочка твоя?

— Да… дядя Ваня! — умоляюще произнесла она.

— Ну-ну, — успокоил он её. — Как звать?

— Ира… Ириной.

— Хорошо… Хорошее имя.

Все — Анна Михайловна, Наташа, Дмитрий, Лена — молча смотрели на Ивана и Ольгу Яковлевну, слушали их отрывочные слова, но не понимали, конечно, о чём они говорят. Лишь Ирина понимала, она стояла чуть сбоку от своей матери, оглядывала некоторое время находящихся в комнате, затем решительно шагнула к Лене, протянула ей сразу обе руки, проговорила, чуть волнуясь:

— Здравствуйте… Давайте познакомимся. Меня зовут Ирина.

— Давайте. А меня — Лена, — сказала та.

— Я знаю… Мне сегодня в райкоме партии товарищ Инютин сказал… И про вас. — Ирина повернулась к Дмитрию. — Он сказал мне, что вы прославленный поэт.

— Это верно, — серьёзно проговорил Дмитрий. И, чуть наклонившись к ней, прибавил с той же серьёзностью: — Но знаете, в чём я вам признаюсь?

— В чём?

— По секрету только. А вы никому не говорите больше…

Ирина чуть двинула бровью, произнесла ожидающе: