Ведется следствие

Тот же с пронзительным сверхзвуковым воем спикировал на облюбованную им часть тела несчастного, и прочнейший хоботок заработал, как отбойный молоток! Вот тогда-то камердинер и начал кричать…

От этого крика проснулся сам Сверло-Коптищев, какое-то время ошалело моргал, потом сообразил, кому принадлежит судорожно подергивающаяся филейная часть, застрявшая в дверях, увидел комара и, очевидно, решил, что в купе ворвался целый рой опасных насекомых. Наверно, этому способствовал тот факт, что время от времени комар отрывался от источника наслаждения, взмывал в воздух и на бреющем полете обходил жертву, выбирая местечко поприятнее…

— А почему Сверло-Коптищев без сознания? — поинтересовался доктор.

— Они… они от комара отмахивались… — прошелестел камердинер. — И не рассчитали… Рука-то в гипсе!

За дверью прыснули со смеху профессионально подслушивавшие оперативники. Даже у следователя дрогнули бакенбарды, а уж проводник, понявший, что чести экспресса ничто не грозит, и вовсе рассмеялся мелким дребезжащим смешком. Мрачен был только Дэвид, окончательно удостоверившийся в том, что следователя из него не получится.

— Ну, вот, собственно, и всё, — заключил Бессмертных. — Подозреваемый сознался. Банальнейшее дело… Любезный, пассажиры ведь застрахованы?

— Точно так, — кивнул проводник. — А уж если такой случай… Тут и страховку бы выплатили, и еще сверху накинули за молчание, такое мое мнение!

— Но двигали этим субъектом самые благие намерения, — протянул следователь, разглядывая запухшего и несчастного камердинера. — Теодор, что скажете?

— Скажу, что я не потеряю своих денег, — флегматично отозвался тот, — обидно было бы, если бы Сверло-Коптищева насмерть закусал комар, когда до рекорда осталось всего ничего!

— Вы делаете ставки?.. — поразился Бессмертных.

— А кто без греха? — философски ответил Немертвых. — Всё какое-то развлечение…

— Итак, вы… — следователь выдержал паузу.

— На мой взгляд, этот субчик и без того достаточно наказан, — хмыкнул доктор.

— Вы? — обратился тот к проводнику.

— Только не огласка, — выпалил тот, — если этот господин обязуется молчать, ему будет оказан лучший уход, какой только возможен!

— Он-то промолчит, у него сейчас опять голос пропадет, — заметил Немертвых, — а вот Сверло-Коптищев?

— Скажем, что ему приснилось, — хмыкнул Бессмертных. — Я в юности тоже как-то комара пытался прибить. Проснулся с фонарем под глазом, дело житейское. Однако обоих нужно переместить куда-то…

— У нас есть санитарные купе, — засуетился проводник. — Сей же момент я вызову служащих, этих господ доставят туда, и…

— Действуйте, — оборвал Бессмертных. — А мы, пожалуй, отправимся по своим делам. Ах да, комара не забудьте!

— Никогда! — ответил тот, прижимая недовольно гудящую скороварку (уже обзаведшуюся несколькими нехарактерными выступами) к сердцу и пожирая следователя влюбленным взглядом.

Дэвид, которого никто ни о чем не спросил, окончательно скис.

Через несколько минут явились служащие в санитарных робах. Стонущего камердинера и бессознательного Сверло-Коптищева аккуратно погрузили на носилки и так же аккуратно вынесли в коридор.

— Ах! — раздался дамский вскрик, и следователь оказался нос к нос с госпожой Полненьких. — Что случилось? Катастрофа? Беда? Трагедия?!

— Ничего страшного, совершенно ничего, — вдруг подключился Ян. — Просто, понимаете, какое дело: спит это себе господин Сверло-Коптищев, никого не трогает, а камердинер решил новый костюм ему достать, чтобы, как подымется, было во что переодеться… И споткнулся, представляете? И чемоданом — прямо по голове господину Сверло-Коптищеву, видите, какая шишка? — Он перевел дыхание. — А сам камердинер, если помните, споткнулся! Упал, ударился, очнулся — весь распух… это от ушиба, правда, господин Немертвых?

— Несомненно, — ответил тот, пряча усмешку.

— Мелисса… — выдохнула госпожа Полненьких, рассматривая камердинера, от стыда прикрывшего глаза. — Как он похож на Армана!

— О да! — с энтузиазмом поддержала госпожа Приятненьких, разглядывая Сверло-Коптищева с увлечением энтомолога-любителя. — Просто вылитый Арман!.. Такой… такой… пухленький!

— А можно ли облегчить страдания несчастных? — спросила Кларисса.

— Эвтаназия у нас пока не нашла широкого признания, — заметил Немертвых.

— Ах, я не об этом! — отмахнулась дама. — Можно ли… ну… быть сиделкой у ложа несчастного?

— Сколько угодно, — вклинился доктор. — Это очень романтично: кормить больного с ложечки, поворачивать с боку на бок…

— Гхм… — сказал следователь, и Немертвых умолк.

— Не возбраняется, — пролепетал проводник, истово прижимая к груди скороварку с комаром. — Если госпожи изволят… всегда пожалуйста.

— Тогда ведите! — решительно тряхнула кудряшками госпожа Полненьких. Госпожа Приятненьких согласно кивнула, и обе направились вслед носилкам.

— На некоторое время эти четверо нейтрализованы, — заключил доктор. — А вот когда мужчина мечты сдуется, а Сверло-Коптищев придет в себя — быть беде.

— Вы пессимист, друг мой, — вздохнул следователь.

— Я реалист, — хмыкнул тот. — Что ж… думаю, мое присутствие более не требуется. Всего доброго!

— Учитесь, пока мы живы, Дэвид, — сказал Бессмертных, ухмыльнулся и ушел, оставив стажера бессильно кусать губы.

Оперативники посмотрели на него с жалостью и куда-то испарились. Проводник бережно унес сосуд с комаром.

Дубовны же решил впасть в депрессию. Он не очень хорошо представлял себе, что это такое, но слышал, будто это вошло в моду в столице. Отставать от столичных господ он не желал, а потому вышел к обеду с таким лицом, будто отведал уксусу. Увы, на него даже не обратили внимания, потому что оное внимание было приковано к госпоже Кисленьких и ее ботфортам, на сей раз лакированным.

— О, ну это парадные, — говорила она, вытягивая ножку в проход, чтобы каждый имел возможность полюбоваться ею. — А в обычных я была с утра!

— Но шпилька… удобно ли это на болоте? — спрашивал Бессмертных, подливая себе кофе.

— Еще как! — восклицала Каролина и вытягивала вторую ножку. — Можно прибить какую-нибудь гадость, а чем выше каблук, тем больше на него нанизывается образцов… — Она вдруг обратила внимание на стажера. — Дэвид, у вас что, несварение желудка?

— Никак нет, — отвечал до глубины души оскорбленный Дубовны.

— Прекрасно! — всплеснула руками писательница и помахала кому-то рукой. — Иначе бы сюрприз не имел смысла!