Ведьма и парашютист

– Ну, что еще?
– взяв у старика ключи, резко спросил Ури, раздраженный бессмысленной тратой времени.

"указывай на ключи я покажу нужный" - отстучал Отто.

"Вот черт, ведь он, несчастный, даже ключ из связки вытащить не может!" - устыдился своей резкости Ури.

Третий по порядку ключ, выбраный Ури, был признан подходящим и снят с кольца. Зажав его в кулаке Ури снова вернулся к вентиляционной плите, стал на колени и со второй попытки отпер замок. Неотступный Отто, пристроившись в кресле за спиной Ури, дал ему знак приподнять плиту, которую вряд ли можно было назвать легкой. Однако Ури, напрягшись, отодрал одну массивную створку от другой и заглянул внутрь. Под ним была большая, погруженная в сумрак комната, в дальнем углу которой горел неяркий керосиновый фонарь, способный выхватить из тьмы только небольшой ломтик из обширного пространства, густо заполненного висящими в мешках цветочными горшками. В помощь фонарю в дальней торцовой стене зала вспыхивали, гасли и вспыхивали снова длинные языки зыбкого пламени, склонные окончательно погаснуть после каждой новой вспышки. В свете очередной вспышки Ури успел разглядеть на ярко озарившемся на миг фоне каменной кладки коленно-преклоненную фигуру Инге - она пыталась разжечь огонь в камине. Поза ее поразила Ури классически скульптурным выражением полной отрешенности от окружающего ее мира.

– Инге!
– окликнул ее Ури.
– Сейчас же открой дверь или я спрыгну вниз!

Она вздрогнула при звуке его голоса, повернулась к нему лицом и крикнула очень тихо - оказывается за пределами отчаяния человек может кричать очень-очень тихо.

– Уходи отсюда, Ури! Уходи!

Вдруг она взмахнула руками, нелепо, как птица сломанными крыльями, и крикнула опять, на этот раз громко, - похоже, она уже переступила даже ту границу, когда была способна на тихий крик:

– Папа! Ты с ума сошел! Ты сейчас упадешь!

Ури оглянулся: старик, похоже, вконец обезумел - он подъехал вплотную к прорехе между створками, и, криво перевалившись через подлокотник кресла, заглядывал вниз из-за плеча Ури.

– Сейчас же забери его отсюда, Ури!
– еще громче закричала Инге.

Отто нечленораздельно заколотил в рельс. Из потока его невразумительного стука ясно было только одно, - что он не покинет поле боя добровольно. Преодолевая невольное отвращение Ури положил руку на птичье плечико старика, силой удерживая его лихорадочно рвущуюся прочь руку:

– Отто согласится вернуться в свою комнату, - сказал он и слегка стиснул хрупкие кости.
– Правда, Отто?

Протез повис в воздухе над рельсом, чуть покачиваясь с угрозой ударить, но не ударяя. Ури прижал плечо чуть-чуть сильней:

– Он вернется к себе, если ты отопрешь мне дверь. Правда, Отто?

Плечо дрогнуло под ладонью Ури и съежилось еще больше в знак согласия:

"правда вернусь" - отстучала лапа.

– Нет, нет, оставьте меня! Уходите оба!
– упрямо повторила Инге.

В ответ Отто придвинулся еще ближе к щели между плитами, а Ури сказал:

– Если ты немедленно не откроешь дверь, я прыгну вниз.

"и я тоже" - нагло отстучал Отто.

Инге поднялась с колен:

– Хорошо, пусть будет по вашему. Закрой створки, Ури, и запри их на замок. Потом иди, уложи Отто и приходи вниз - я тебе открою.

Ури и Отто с секунду смотрели друг на друга, сомневаясь - верить ей или нет? Наконец, Отто утвердительно закрыл здоровый глаз и покатил кресло к своей двери. "По-моему, он первый раз за все это время смотрит на меня без особой вражды" - пронеслось в голове Ури, пока он закрывал створки и запирал замок. Когда он вошел к Отто, старик уже успел въехать в свою спальню и, осторожно ступая на здоровую ногу, самостоятельно перемещал свое немощное тело в кровать. Ури подошел было помочь, но Отто сам с отчаянным бесстрашием рухнул в постель, ударился о раму кровати, взвизгнул от боли, и тут же овладев собой, застучал лапой в стену: "оставь меня я обойдусь иди к ней".

– Может, все же поменять пеленку?
– тихо спросил Ури, опасаясь задеть гордость старика.

"я потерплю иди к ней" - засверкал на него здоровым глазом старик, но тут, к счастью, в дверях появился Клаус, весь какой-то взъерошенный:

– Ты нашел фрау Инге, Ури?

– Да. Она внизу, возится с геранями.

– Я пойду к ней, ладно? Мне очень надо с ней поговорить.

Отто предостерегающе стукнул лапой о стену, Ури покосился на него и покачал головой:

– Я боюсь, что сейчас это невозможно: она тем заперлась и никого к себе не пускает.

– Но мне очень, очень нужно!
– настойчиво повторил Клаус, взъерошиваясь еще больше.

– Обязательно сегодня?
– попытался урезонить его Ури.
– Завтра с утра поговоришь.

Клаус посмотрел на него так, будто в эту минуту решался вопрос его жизни.:

– Нет. Завтра будет поздно.

Тут Отто, уверенный в том, что в эту минуту решается вопрос жизни Инге, опять заколотил в стену, напоминая Ури о неотложном. Выхода не было, надо было выставить Клауса и бежать к Инге.

– Сегодня никак не выйдет, она тебя не впустит.
– твердо сказал Ури, жалея Клауса.
– Но завтра ты с ней все уладишь.

– Раз так, - огорчился Клаус, - я улажу все сам. Сегодня. А завтра у меня отгул - День Охотника, ты разве забыл?

Ури, действительно забыл и про День Охотника и про отгул, но зато он сообразил, как замкнуть Отто и Клауса друг на друга:

– Слушай, Клаус, может ты перед уходом поменяешь Отто пеленку?
– крикнул он, уже сбегая по лестнице вниз и сразбегу толкая плечом тяжелую железную дверь.

КЛАУС

Я терпеть не могу нервных, я с ними тоже становлюсь нервный. А когда я нервный, у меня все время во рту сохнет и ладони потеют.

Сегодня Ури позвал меня пойти с ним посмотреть на новый подвал, который они с Вильмой нашли под круглым залом, а сам был нервный. Он потащил меня вниз, где темно и воняет, и все время подгонял: "иди быстрей! иди быстрей!", а я быстро не могу, если у меня во рту сохнет. Я бы мог ему про это сказать, но он ничего не слушал, будто он был не со мной, а где-то в другом месте. Когда мы, наконец, вышли из подвала, я сильно проголодался и хотел итти домой ужинать, но он меня не отпускал - сел на камень в круглом зале и стал молчать. Целый час сидел и молчал. Я прямо чуть с ума не сошел и стал его просить, чтобы он отпустил меня домой, но он был как глухой, он даже не слышал, что я говорил. Тогда я, чтобы не молчать, решил рассказать ему страшный секрет, про который я должен был бы поклясться Карлу на крови, но не успел, потому что Карл тогда от нас сбежал и не вернулся. И пусть я даже не поклялся Карлу, секрет-то все равно был настоящий, потому что кроме Карла только я его знал, но Ури меня не слушал. Он вроде ждал, пока кто-то во дворе заведет чужую машину и уедет.

После этого мы поднялись наверх, прошли через рыцарский зал на кухню и сели ужинать. Хоть фрау Инге нажарила капусты и велела Ури меня покормить, и хоть капуста была вкусная, с салом и со шкварками, сидеть рядом с Ури было трудно, потому что фрау Инге куда-то делась, и он снова был нервный. Из-за этого все предметы на кухне стали противно звенеть - и чашки, и тарелки, и сковородки, а особенно ножи и вилки. Не знаю, слышал ли этот звон Ури, но он сам начал звенеть так громко, что у меня по всему телу пошла сыпь. Тогда я решил рассказать ему секрет про Отто и фрау Штрайх, чтобы заглушить все эти звоны.

Этот секрет так понравился Ури, что он даже засмеялся, но все равно не перестал звенеть. Он быстро кончил есть, выскочил из-за стола и помчался через двор искать фрау Инге, - при этом он звенел, как пожарная машина или скорая помощь. Когда он исчез за дверью Отто, я помыл посуду и пошел кормить свиней. Но хоть я плотно закрыл за собой дверь, я все равно слышал этот противный звон. Не знаю, может, это у меня в ушах звенело. Правда, как только мне навстречу выбежал Ганс и начал тереться об мои ноги, мне сразу стало лучше и звон стал тише. Я дал Гансу сахар, - у меня в кармане всегда есть для него кусочек, - приготовил пойло свиньям на ужин, разлил его по кормушкам и собрался уходить, не дожидаясь, пока они кончат есть. Я надел куртку, отворил дверь и заткнул уши, потому что во дворе тоже все звенело - стекла в окнах, ручки на дверях, ветки на деревьях и даже опавшие листья, которые покрывали камни, как одеяло.